Лесса Каури - Золушки из трактира на площади Страница 36

Ванилла несколько раз порывалась упасть в обморок, но Дрюня шептал пару слов ей на ушко, и она, вместо того чтобы падать, принималась хихикать, как посудомойка, застигнутая с поваренком в пустой винной бочке.

Пипу шептать было некому, поэтому Матушка, стоящая справа от алтаря рядом с Персианой, посматривала на него с беспокойством. Тяжело давался тому выбор старшей дочери, хотя повар прекрасно понимал, что партия подобралась выгодная, да и замужем жить легче, чем коротать бабий век в одиночестве. Однако же отцу хотелось видеть рядом с Ваниллой солидного купеческого старшину или, на худой конец, умелого подмастерья, а то и самого мастера цеха, а не это… недоразумение.

Имелся у Бруни и другой повод для беспокойства. Статную фигуру блондина в окружении друзей Дрюни было прекрасно видно с алтарного возвышения. В неверном свете витражных лучей, в тенях, даримых полумраком, царившим в нефах, Матушке казалось, что его глаза, неотступно преследующие ее, посверкивают сквозь прорези в полумаске, как у зверя.

Священник читал длинную заключительную молитву, после которой жених должен был уверить Богиню, что станет жене опорой и защитой и расстанется с ней по третьему ее требованию, провозглашенному у алтаря. Семейный кодекс Ласурии, в отличие от Крей-Лималля — того самого, с которым воевали пять лет назад и где допускалось многоженство и не допускался развод, был крайне демократичен. Сказалась ли на этом жизнь побережной страны, в которую бродяги со всего света привносили заморские обычаи и свободы, или разумный характер ласурцев, понимающих, что нельзя быть счастливыми с теми, кому плохо рядом с тобой?

Пытаясь отвлечься от внимания незнакомца, Матушка разглядывала пару у алтаря и понимала: требования друг к другу никогда не будут озвучены, но это совершенно не помешает Ванилле и Дрюне страстно ругаться по жизни, сменяя ссоры на горячие примирения и наоборот.

Церемония завершилась ровно в полдень, когда солнце стояло над главным куполом-шатром храма и из витражных окон отвесно падали на пол леденцовые лучи. Толпа приглашенных повалила из благовонного тумана, теснившегося под церковными сводами, на улицу, где вовсю веселили народ свадебные маги, то пуская над площадью щебечущих «Долгие лета молодым!» птичек, то одаривая каждого зеваку знатной кружкой пива, которая исчезала, стоило только сдуть ароматную пену.

Когда новобрачные вышли, над ними закружились золотые бабочки и морковки, рассеивая сверкающую пыльцу, не пачкающую одежду, в воздухе поплыли ароматы весенних цветов, такие нежные и необычные в этот осенний день, и торжественная мелодия Свадебного псалма заиграла сразу с нескольких свитков, что создало эффект объемного звука, полностью накрывшего площадь.

Ванилла рыдала, не стесняясь того факта, что фата была откинута Дрюней еще в храме, и теперь все могли видеть ее красный нос, распухшие губы и мокрые глаза. Шут, наоборот, смеялся. Стер ловкими пальцами ее слезы, развернул молодую жену к себе и поцеловал таким страстным и долгим поцелуем, что толпа, в конце концов, начала свистеть и громко делать ставки — закончат ли молодые через час, к обеду или после ужина.

Бруни сквозь толпу гостей пробралась к Пипу, украдкой вытирающему глаза, и взяла его за руку.

— Пиппо, ты счастлив?

— Жалею, что Аглая не видит! — сморгнув, пояснил он. — Знаешь, Ванилька — вылитая она! Даже несмотря на чудовищное платье!

— Ничего ты, папа, не понимаешь в платьях! — обняла его с другой стороны Персиана. — Это же шедевра портновского искусства! И Ванилька в нем дивно хороша! Если все ее платья будут такой веселенькой расцветки, — она хихикнула, — ребеночек родится потомственным шутом!

— Ну, вот еще глупости! — возмутился Пип, забыв про слезы. — Поваром он будет потомственным! Может даже… — он зажмурился на миг, представив будущее, — королевским!

Сквозь толпу пробился и Томазо, встал рядом.

— Ну что, отец новобрачной, далее действуем по плану: празднество, танцы, ужин и свадебная ладья?

Пип повел носом. Несмотря на то, что квартал находился довольно далеко от Мастеровых, в воздухе подозрительно пахло печевом и жареным мясом.

— Все идет по плану! — заявил он. — Сейчас засунем их в экипаж и поедем!

«Засовывали» молодых в экипаж еще около двух часов. Сначала они принимали поздравления, потом устроили прямо на площади стихийные танцы, в которых приняли участие все любопытствующие, а также нищие, шлюхи и воры. После танцев разнимали драку в толпе и дружно мирили подравшихся под шутки-прибаутки Дрюни, благодаря которым причина ссоры и нескольких порванных камзолов и рубах была благополучно забыта. Затем молодых, по традиции, обсыпали монетами, пшеном и ячменем. Некоторые особо умные пытались кидать виноградные гроздья и помидоры, но были быстро скручены веселящимися от души соседями и закатаны под телеги.

Все это время Бруни пыталась ускользнуть от добивавшегося ее внимания блондина и, в конце концов, так устала, что сама не заметила, как оказалась в седле впереди него.

— Ты совсем измучена, малышка, так отдохни! — прошептал он, касаясь губами ее волос. — Кстати, не знаешь, куда мы направляемся?

— В наш квартал, — вяло отвечала Матушка, мечтая только об одном — оказаться в тишине и спокойствии собственной спальни, — там будет праздник!

— В квартал Мастеровых? — изумился незнакомец. — Дрюня говорил, что мы поедем в «Трюм»!

Заведение со скромным названием «Трюм» было одним из самых знаменитых рыбных ресторанов Вишенрога. Держал его бывший пират, а ныне вполне себе герцог Троян Рю Билль, старый друг Редьярда и декан Морского университета.

Бруни пожала плечами.

— Но надо же сообщить ему! — воскликнул незнакомец.

Матушка подняла на него умоляющие глаза:

— Прошу вас, молчите! Это сюрприз, о котором молодые не знают! Весь квартал готовит праздник в их честь, сейчас на улицы выставляют столы с угощением! А вечером на площади Мастеровых разожгут костры и будут танцы и прыжки через огонь!

Блондин с мгновение смотрел на нее, а потом вдруг зарылся лицом в ее волосы и глухо прошептал:

— Ты пахнешь чем-то вкусным… так бы и съел тебя, подружка невесты! Будь моей партнершей сегодня? Я ангажирую тебя на все танцы!

Упершись ладонями ему в грудь, Матушка укоризненно покачала головой.

— Господин мой, я даже не знаю вашего имени!

— Меня зовут… Аркей! — с едва уловимой паузой представился он. — Можно звать Арком. Все так зовут! Посиди тихо!

Сказав это, он соскочил с лошади легко и с таким позерством, будто был цирковым артистом, а не благородным господином. Метнулся в толпу и вскоре вернулся с огромным букетом астр. Преподнес его покрасневшей Бруни и вновь взлетел в седло позади нее, крепко обняв за талию. Спросил, властно усмехнувшись: