Юрий Никитин - Зубы настежь Страница 37

Выждав некоторое время, я проломился через заросли. Мордой влез в паутину, ощутил как через губу побежал перепуганный паук. Кое-как посдирал липкие нити с комочками запеленутых в коконы мух. На той стороне полянки толстый заяц уже перестал подпрыгивать, красиво вытянул ноги, показывая толстое жирное пузо.

Кусты затрещали, высунулась морда волка со втором зайцем в пасти. Желтые глаза смеялись. Бросив мне под ноги, прорычал:

– Дурак, метнулся не в ту сторону... Ну, я таких ошибок не прощаю.

Из пасти падали тягучие красные капли. Я подобрал зайцев, ноги мои дрожали от нетерпения, а в животе скреблось и бросалось на ребра.

Ворон каркнул довольно:

– Молодые зайцы! Самые вкусные... Переломи ему лапу! Ну переломи!

Волк поморщился:

– Как ты любишь глумиться над павшими...

Я переломил, молоденькие косточки вкусно хрустнули, еще почти хрящики, а не старые обизвествленные кости. Колени толстые, шея короткая и толстая, просто барчук, а не заяц, Не снимая шкуры, я тщательно выпотрошил, отрезал лапки и стянул шкур, начиная от задних лап, выворачивая кожу как чулки. Надо было бы сперва счистить сгустившуюся под кожей кровь, снять пленки, которыми заяц покрыл как сосиська, а уж потом отрубить голову и передние лапы, но в животе раздавались раскаты грома, там уже вспыхивали невидимые молнии, я чувствовал их злые укусы, потому побыстрее развел костер, торопливо натер нежное тельце солью, насадил на вертел, дальше пусть следят ворон с волком, а сам точно так же подготовил второго: на прут и над углями костра.

Волк простонал:

– Пора... Ну, давайте уже есть!.. Ну что вы какие-то странные...

– Терпи, – каркнул ворон. – Пост – это власть духа над телом.

– Сам постись, – огрызнулся волк. – Мне нельзя, я – романтик.

Оба не отрывая глаз, вытягивали головы, завороженные видом подрумяненной корочки, еще толстой и жирной, что пузырилась множеством крохотных фонтанчиков сока. Запах пошел мощный, провоцирующий, я чувствовал как внутри меня озверевший желудок с голодным воем кидается на ребра, кусает, пытается выбраться наружу и броситься на сладкую добычу.

– Сейчас, – проговорил я, борясь с собой, – вот только корочка чуть поджарится... чтобы хрустела... а то мягковата...

Оба завопили в один голос, романтик и скептик:

– Мужчина не должон перебирать! Мужчина жреть и сырое!

Дрожащими руками я сдернул горячие тушки с вертела...

Потом, осоловевшие от сытости, хотя что пара зайцев на троих мужчин, мы долго сидели у костра, отдувались. Вокруг нас белело то, что можно было принять за обрезки ногтей с пальчиков младенца. Это было все, что осталось от костей, в которых мы все трое искали сладкий костный мозг.

Волк посмотрел по сторонам, зачем-то оглянулся на треугольный темный вход, прорычал с тоскливым завыванием в голосе:

– А может... остаться?

– Как? – не понял я.

– Да просто остаться. Как остался этот... Думаешь, он так и родился чудищем? Нет, сперва явно рыскал по свету в поисках кладов, а то и вовсе – славы, чести, доблести и геройства. Но отыскал эту пещеру, убил хозяина, а сокровища пожалел выносить на яркий свет да на непотребных девок тратить...

Ворон каркнул, явно меня защищая:

– А если на потребных?

Волк оскалил клыки, даже не снизошел до ответа пернатости, а мне сказал уже вовсе с просящей ноткой:

– А тут все в целости! Ничто не уйдет. А там все прогудишь, я ж вижу из какого ты племени!.. Бархатом дорогу устелить, самый дорогой шелк на онучи, лошадей шампанским, ведром заморского вина навоз с сапог смыть... А через неделю опять голяк голяком!

Я посмотрел в упор:

– Ты в самом деле такое хочешь? Ну, в пещере, жить-поживать и добро наживать?

Он некоторое время выдерживал взгляд, потом отвернул голову, опустил, а вместо мощного рыка из пасти вырвался щенячий скулеж:

– Нет, я же волк, а не барсук или какое-нибудь пернатое... Но даже оно молчит. Так не хочется расставаться! Так бы и нестись по степям и лесам, горам и долам, чтобы земля мелькала под лапами, встречный ветер, новые запахи, новые луга и озера, новые схватки, когда клык за клык, хвост за хвост...

Я спросил тупо:

– Но этот же... Властелин подземелий! Как он мог быть с такой рожей героем?

Волк спросил подозрительно:

– А ты что, расист? Или хуже того – видист?.. Сейчас даже женщин не внешность не смотрят, а смотрят... гм...

– На сокровища! – каркнуло с дерева. – На сокровища!

– На сокровища, – сказал волк с явным облегчением. – Что значит, зрят в корень. Если корень тьфу, то и внешность не поможет, а если злата целая пещера, то любая...

Что любая, я не спорил. Вон та в моем мире, которая, выйдя замуж за принца, стала принцессой, а потом, отсудив у мужа деньжат, сокровищ и титул, вышла замуж... или почти вышла за того, у которого сокровищ было еще больше, хоть тот и не был принцем. В моем мире это так привычно, что никто и не подумал, что она должна бы выйти замуж за того офицера или конюха, с которыми спала. А другая из ставших известной благодаря мужу-президенту великой страны, после его гибели вышла замуж за самого богатого человека на свете, пусть дряхлого старца и урода, зато у него одних кораблей было больше, чем у Франции и Германии вместе взятых... Это только в кино королевы идут под венец с бравыми рыцарями, да еще незнатными, а в жизни ищут еще королевистее.

Похоже, подумал я горько, скоро и в кино перестанут.

С другой стороны, подумалось вяло в сытой голове, сидеть над златом – не по мне. То, что рожа перекосится, и весь перемутируюсь в такое вот чудовище – это плевать, критерии красоты давно размыты, женщинам теперь все равно какого цвета кожа, рожа, какой с виду и какой внутри, а нам, мужчинам, тем более. Одни красятся и ресницы наставляют, другие качают железо, а таким вот зеленым властелином подземелий выйти на пляж – полный отпад! Но за золото надо хотя бы удовольствие... Ладно, раздать бедным – в этом тоже можно найти какой-то странный балдеж.

Ворон неожадннно каркнул над ухом:

– Да скажи ему, скажи!

Я отшатнулся, мудрые мысли выпорхнули как дурные бабочки, что и летать ровно не умеют. Волк посмотрел на меня, заколебался, рыкнул:

– Сам говори.

– Из тебя оно само лезет! – каркнул ворон язвительно.

– Ты заметил первый, – ответил волк с достоинством. – Теперь и честь дадена первому.

Я поморщился:

– Вы о чем?

Ворон слетел на траву, прошелся важно, растопырив крылья, клювом пощелкивал, глаза как у птицы Рух, походка импетатрская. Кашлянул пару раз, сказал важно и значительно:

– Конечно, первым заметил я... И чтоб вы вообще без меня делали? Но тащил-то этот мохнатый! Не стану же я, мудрец черную работу делать? Благородный лорд, если ты разуешь зенки да оглянешься, хоть тебе с твоим животом сейчас и дышать тяжко...