Зимопись. Книга первая. Как я был девочкой - Петр Ингвин Страница 28

Что ж, я показал себя. Не лыком шит, а родительским предвидением. Не зря водили меня, балбеса, на тренировки «реконструкторов»: не уметь, так хоть знать. Второй раз, конечно, ничем не удивлю, но в первый впечатление произвел.

Аглая моргнула, поджатые губы превратились в бледную полоску. Нечасто ей давали отпор. Непредставимым усилием ее рот растянулся в улыбке:

– Молодец. – И ко всем: – Вот как надо. Где не хватает силы или умения, выручит смекалка. Вспомните молитву бойца: победа – сплав опыта, ума, смекалки, воли и подготовки, недобор в любой из составляющих – смерть.

Покручивая «клинком», она от практики перешла к теории:

– Каждый, кто взял в руки меч, воображает себя величайшим бойцом. К счастью, это проходит. У кого не проходит, долго не живет, говорю как назначенная возможная преемница, это звание просто так не дают. – Меч в руке Аглаи совершил почти невозможный с точки зрения физики кульбит, и уголки ее рта, отметив зависть окружающих, довольно расползлись в стороны. – Если на вас нападают, а вы захотите сдержать нападающего словами, объяснив ему что-то разумными доводами и отсылкой к этике и морали… ну-ну, попробуйте. Напавший знает, что делает, он совершает осознанное действие. Он подготовился, он выбрал время, он уже напал. Надежда на доводы и поиск бескровного решения снижают ваши шансы и, соответственно, увеличивают их противнику. Нападайте первыми! Перекидывайте роль жертвы на врага, который готовил эту роль для вас. Еще раз вспомним молитву бойца: удар в ответ на удар – беспросветная глупость. Бой должен заканчиваться в один удар. Времени на второй просто не будет.

– Схватки бывают очень длинными, – озвучил общую мысль кто-то из местных капитанш-Очевидность. – Значит, бойцы неумелые?

– Здесь есть два варианта, – признала Аглая, деревянный меч при этом перепрыгнул в левую руку, которая стала орудовать им с не уменьшившейся грацией, выводимые пируэты получались донельзя эффектными. – Неумелые либо равные. Кстати, опыт бойца виден в том, как он держит меч. Поднимите оружие вверх, к голове, или выставьте вперед – вас примут за неумеху и будут правы. Убьют быстро. У вас не останется запаса расстояния между мечом и противником. Опустите оружие в полусогнутой руке к поясу – и вокруг возникнет поражаемое пространство в объединенную длину руки и клинка. И останется возможность применить л-ю-б-о-й прием – при внешней безобидности позы.

Что-то произошло. Все засуетились, стали поправлять выбившиеся и разъехавшиеся рубахи, ладони разглаживали взъерошенные волосы.

– Царисса Дарья! – донеслось от построек.

Деревянное оружие опустилось, отряд замер, верноподданнически глядя на появившуюся из-под навеса смотрительницу. Она остановилась в центре. Трое мужей выстроились за ее спиной, не для компании и участия в разговоре, а в виде красивой мебели. Полагающийся по чину атрибут. Типа дорогих часов у бизнесмена. Остальная свита, включая папринция и двух женщин, чьи должности еще не прояснились, встала в шеренгу вдоль здания.

– Вчера мы прибыли поздно, не было времени на слова. Исправим это.

Сделав паузу, царисса прошла вдоль учеников, внимательно заглядывая каждому в глаза и словно ковыряясь в душе. Как бы прикидывала: а что прячется в темном уголке вот этого замшелого мозгишки? А вот в этом?

Дошло до меня. Я тупо смотрел вперед давно отработанным серьезно-внимательным взглядом школьника, который не выучил урок и делает все, чтобы не заметили. Царисса прошла дальше:

– Ваш поток только набирается, но многие живут в школе не первый месяц. Вчера к нам прибыли новенькие. Вперед, пожалуйста.

Сестры-царевны и за ними мы с Томой выступили на шаг.

– Во-первых, к нам присоединились две царевны, Карина и Зарина Варфоломеины, – сообщила царисса. – Прошу встретить, как полагается.

Среди учениц пронесся одобрительный приветственный гул. Царисса осталась удовлетворена.

– И впервые… – она выждала несколько интригующих секунд, – впервые за много лет у нас в гостях – ангелы.

– Алле хвала! – взорвались криками воспитанницы, не столько от радости, сколько из любопытства: им повезло, прежним потокам такого счастья не приваливало – лицезреть живых ангелов. Интересно, поток – это год или полный курс обучения? Надо будет спросить.

– Тома… это Тамара? – засомневалась царисса Дарья.

– Да, – кивнула Тома. – Но лучше просто Тома.

– Ангелы Тамара и… – царисса вновь остановилась в нерешительности. – Чапа – разве имя?

Я признал:

– Прозвище.

– А имя?

– Вася.

Дарья принялась излагать дальше:

– Ангелы Тамара и Василиса до нового распоряжения становятся воспитанницами школы. Прошу приветствовать новых воспитанниц, единственных в своем роде!

Из-за шума ободряющих выкриков никто не услышал моего возмущения. Какая, к черту, воспитанница Василиса?!..

От жуткого толчка локтя в ребро язык у меня едва не превратился в отдельный орган. Взвыв, я накинулся на Тому:

– Ты чего?!

– Не рыпайся. Еще не понял? – злой змеей прошипела Тома. – Ангелы – не дети, как мы думали. Ангелы – женщины.

Глава 8

Совсем в другом свете пролетело одно за другим недавнее, и пазлы сложились в картинку.

Гордею наша четверка представилась как «два и два». Не мы, он сам настоял на формулировке – два парня и две девочки, так ему увиделось со стороны. Действительно, на первый взгляд можно не отличить: волосы у меня длинные, лицо чистое – усы с бородой проклюнутся нескоро. Сложение тщедушное, нескладное, у худеньких девочек моего возраста такое часто бывает. Голос все еще высокий, кадык, что вырастает со сломом голоса, ждет своего часа. Даже представляя себя как «он», для других я был ангелом, что тоже мужского рода. Мы же говорим: диктор Екатерина. К тому же, в прошедшем времени, насколько помню, я о себе не рассказывал, все мои фразы имели настоящее время, пол говорившего оно не передает.

– Все свободны. – Царисса Дарья начала разворачиваться, чтобы уйти, но… – Тома и Чапа, а вас я попрошу…

…остаться, – голосом артиста Броневого вспыхнуло в голове навеянное киноклассикой.

– …зайти через минуту, – закончила царисса, чуть помедлив.

Несколько шагов – и она скрылась в примыкавшей к забору анфиладе, где в противоположной от ученических комнат стороне располагались ее гостевые покои.

Убедившись в уходе смотрительницы, дядя Люсик выпрямился до стойки караульного у Кремлевской стены, сделал морду кирпичом и… щелкнул вслед цариссе воображаемыми каблуками на своем сыромятном подобии сапог. Глаза его смеялись.

Ничего не понимаю. Словно происходящее напомнило ему тот же фильм, и распорядитель спародировал часового у дверей рейхсканцелярии. Если так, то… совсем ничего не понимаю.

Но как-нибудь докопаюсь. Когда разберусь, чем грозит подобное любопытство. Пока же не оставляло ощущение, что вот-вот из дверей выскочат друзья, родители и члены съемочной