Прометей: Неандерталец (СИ) - Рави Ивар Страница 41

Плот мы сделали за день. Еще день ушел на жарку мяса и штопанье самодельных сумок с ремнями. Снова получилось нечто похожее на рюкзаки. Теперь за спинами у нас было два рюкзака, набитых кусками жареного мяса зубра.

Переправа через пролив заняла много времени, так как плот был сделан из деревьев, и удалить боковые толстые ветви не получилось. Поэтому маневренность была никакой. Пока мы преодолели расстояние примерно в два километра, течение снесло нас к западу более чем на километр. Особенно трудно было преодолеть середину пролива, где практически каждый гребок самодельным веслом приходилось делать на полметра ниже по течению.

Санчо очень боялся садиться на плот, пришлось даже прикрикнуть. Но минут через десять он освоился и греб так, что плот дёргался от его сильных рывков. Когда мы выбрались на берег, я минут десть сидел прямо на влажной земле, так как руки онемели от нагрузок. Еще раз бросив взгляд на северный берег пролива, я обернулся к неандертальцу:

— Вперед, Санчо, нас ждут великие дела и прекрасная дама Дульсинея Тобосская. Точнее, сразу две Дульсинеи, — поправился я, так и не решив, кого из двух моих жен можно отнести к вышеназванной особе.

Мой верный оруженосец понял главное и резво пошел вперед по заданному мной направлению. Мы немного отдалились от побережья. Чтобы сократить путь, я не двинулся вдоль пролива, я взял курс на юго-запад.

К побережью мы вышли к обеду следующего дня. Теперь надо было вначале дойти до южной точки, где находилась старая бухта, ставшая мне домом на два года. Снег местами еще встречался, но все реже и реже. Местами уже проглядывала зеленая травка, суслики вылезли из своих норок. После суровой зимы жизнь начинала возвращаться в эти места.

Каждый километр на юг показывал все новых и новых обитателей прибрежной степи, большинство из которых относились к грызунам. Это были разные суслики, тушканчики и другие грызуны, названий которых я не знал. Ландшафт западного побережья был преимущественно равнинный с редкими кустарниками и небольшими группами деревьев. Не лесостепь, а какая-то холмостепь с небольшими пологими холмами и с огромным разнообразием животного мира. Встретив группу антилоп, мы даже не удостоили внимания, так как в рюкзаках было полно мяса на несколько дней пути даже с учетом аппетита Санчо.

За первый день мы прошли не больше тридцати километров, хотя останавливались всего один раз. Почва была влажная, и ноги скользили. Для того чтобы спуститься вплотную к воде, приходилось огибать группы крупных валунов, что тоже снижало скорость передвижения. Второй день ноги болели от непрерывной нагрузки, и мы прошли еще меньше. Даже Санчо устал и просил отдыха молчаливым взглядом. С четвертого дня мы вошли в рабочий ритм, и скорость передвижения возросла. Теперь я заблаговременно выбирал маршрут, чтобы можно было срезать путь. Если на пути появлялся высокий холм или дерево, я взбирался на него и, ориентируясь на море, прокладывал кратчайший маршрут.

Сегодня был шестой день, как мы попали на эту сторону пролива. Вчера и позавчера мы шли очень хорошо, чему способствовал и уменьшившийся вес рюкзаков. Еды оставалось на один завтрашний день, потом придется потратить драгоценное время на охоту. Я отвел примерное время, необходимое для того, чтобы добраться до своей старой бухты в две недели, плюс пару дней, если будут задержки. Подсознательно, у меня была навязчивая мысль, что если добраться до старой бухты, все опасности останутся позади и наиболее трудная часть пути уже преодолена.

Сейчас мы шли по самой кромке воды, потому что внизу лежал утрамбованный песок, и берег был ровный как стрела. Надо было отдохнуть и перекусить, но я пока не видел ни малейшего намека на топливо для костра. Бревна и хворост обычно выбрасывало на берег, где были бухточки и мыски. Пару часов движение было крайне удобным, пока снова не стали встречаться крупные валуны, которые образовывали препятствия. Я взял влево, чтобы вернуться в холмостепь. Здесь берег был немного крутым и, лишь поднявшись наверх. я увидел костер в тридцати метрах в небольшом распадке, вокруг которого сидело трое неандертальцев. Двое мужчин, при виде нас схватились за копья, женщина спряталась за них и с интересом оглядывала нашу странную пару.

Назад идти было поздно, пришлось идти вперед, тем более, что у костра лежала небольшая антилопа, судя по виду, только что лишившаяся внутренностей и шкуры.

«Бей первым, Фредди», — вспомнилась фраза из моего так и не просмотренного фильма, и я коротким замахом послал вперед копье. Мужчина успел отскочить, а женщина не среагировала: копье вонзилось ей в грудь и опрокинуло на землю. Молча, без слов, оба дикаря ринулись на нас. Дикарь, что бежал на меня, не мог предположить, что каменный топор тоже можно швырять. В этот раз я был точнее и камень ударил в район правого глаза. Второй дикарь теснил Санчо, но подросток ловко увертывался. Пользуясь замешательством неандертальца, который частично ослеп и был оглушен, я выдернул свое копье из женщины и всадил в спину своему противнику.

Второму удалось выбить топор из рук Санчо, и теперь парень просто увертывался и отбегал, изматывая соперника. Мои уроки не прошли даром, я даже почувствовал гордость, но не стал дожидаться окончания боя, прервав его самым подлым ударом в спину. Дикарь остановился, даже развернулся, пытаясь вырвать копье из моих рук. Но на большее его не хватило: ноги подогнулись, и он упал на колени, опираясь на руки.

— Санчо, убей его, Га, — я потерял интерес к бою.

Первый был мертв, женщина хрипела в агонии. Никакого угрызения совести. Ни малейшего сочувствия, на душе было спокойно, словно я забил поросят со скотного двора Плажа. Послышался глухой сочный удар: голова неандертальца превратилась в месиво. Санчо выдернул свой топор и подошел, равнодушно смотря на умирающую женщину.

— Хочешь ее, парень? Не стесняйся, бери пока еще теплая, — слова сами срывались с моих губ, прежде чем успевал осознать смысл.

Во что я превратился? Откуда такая жестокость и такой цинизм? Я видел смерть и раньше, приходилось убивать и не раз, но никогда я не испытывал удовольствия от этого процесса. А сейчас часть меня, которая была наблюдателем, приходила в ужас от меня самого. Вторая часть получала наслаждение.

Неандертальцы видимо только успели освежевать добычу: первые куски мяса, насаженные на прутики, лежали в огне, почернев. Нарезав себе порции, мы стали жарить мясо. Антилопа оказалась детенышем, мясо было нежное и вкусное. Наевшись, я поручил Санчо охранять и жарить мясо, чтобы взять его дорогу. Жареное мясо лучше хранилось и меньше портилось. Свежее уже на второй день начинало отдавать запашком. Растянувшись на пригорке, я моментально уснул, несмотря на прохладную почву и трупы рядом, которые мы даже не удосужились убрать в сторону. А зачем? Я же неандерталец. «На чьей арбе сидишь, того и песни пой», — гласит кавказская мудрость. А раз я в каменном веке среди неандертальцев, так и вести себя буду соответственно. Игры в благородство оставлю для средневековья, если меня судьба туда закинет. Вот там буду расшаркиваться, махать шляпой с пером и спать с бледными женщинами, которые моются пару раз в жизни и выливают на себя ведро благовоний, чтобы не смердеть.

Когда я проснулся, начинало темнеть, костёр почти догорел, запаса хвороста не было. От антилопы остался только скелет, Санчо набил под завязку наши рюкзаки жареным мясом. Я возблагодарил Бога, что мне попался этот полукровка, путешествие с которым было куда безопаснее и комфортнее. Единственная проблема — нежелание произносить русские слова. Понимал меня парень неплохо, но сам предпочитал ограничиваться односложными словами своего дикарского языка.

Что меня удивило — практически все неандертальцы говорили на одном языке, слова были одни и те же, и друг друга они понимали. Это было тем удивительнее, что все кроманьонцы не понимали друг друга, особенно сильное языковое различие было между местными и мигрантами второй волны. Мы спустились к берегу и шли дальше в поисках места для ночлега. Через километр, уже в темноте мы набрели на место среди камней, где было немного хвороста и следы от костра.