Терри Донован - Долина дикарей Страница 8

Тварь опомнилась, попятилась назад и попыталась снова зарыться в песок. Но сопротивляться ей уже было нечем, и Тахор с остервенением принялся рвать ее на куски.

Жабье туловище действительно было большей частью полым. Когда Тахор разодрал сверху кожу, из раны наружу полезли пузыри, вроде рыбьих, только было их множество, и они соединялись между собой в гроздья, как лягушачья икра. Только в лягушачьей икре есть плоть, в этих же пузырях имелся лишь вонючий воздух.

Убив тварь и сполна насладившись победой, Тахор огляделся в поисках принцессы. Он позабыл о ней в пылу битвы, позабыл вообще обо всем и ничего не видел и не слышал, кроме врага, но теперь, когда враг был повержен, мысли о Гизелле снова завладели им. Он вдыхал воздух и ощущал ее аромат, правда, не такой сильный, как был, когда он нес ее на плече. Но Гизеллы нигде не находилось. Тахор заглянул в яму, в которой в засаде сидел жабопаук, но песок осыпался, и никаких следов Гизеллы заметно не было. Последний раз он видел ее у стены, когда предупредил криком. Но что он кричал? Тахор не мог вспомнить.

Он подошел к стене. Кажется, вот здесь принцесса стояла на коленях. Он наклонился и увидел раздавленную огненную улитку. Слизнув ее языком, он выпрямился и поглубже втянул в себя воздух. К аромату Гизеллы примешивалось еще что-то. Что-то знакомое.

В задумчивости Тахор съел еще десяток огненных улиток и посмотрел в том направлении, откуда пришел с Гизеллой. Неужели глупая девчонка направилась назад, в надежде выбраться? Но ведь она была без сознания, когда Тахор принес ее сюда.

Тахор направился к входу, а оказавшись возле него, вдруг понял, откуда ему знаком посторонний запах. Запах человека и запах его одежды. Кожа, пот и верблюжья шерсть. Острый и ненавистный человеческий запах!..

Тахор глухо зарычал. Кто-то шел за ним и посмел увести от него трофей, добытый в честной битве. Он поплатится за это! И Гизелла тоже поплатится, она умрет в еще больших муках, чем он планировал сначала.

К запаху человека и благовониям Гизеллы примешивался еще один запах. Старого и больного животного. Это было странно. Или Тахор ошибался, и это был не человек, а какое-то неведомое существо, рожденное от женщины, изнасилованной зверем?

Все равно. Никто еще не крал у Тахора!

Гизелла рассказала все. В той мере и с теми подробностями, которые только возможны в рассказе на руках человека, который бежит в почти кромешной тьме. Лишь кое-где светились улитки, плесень или грибы, похожие на коровьи языки, только прозрачные, словно стекло.

Она рассказала об отце, которого редко видела, даже еще реже, чем остальные дети, о наставнике по имени Диомад, о храме Вина и Крови, куда направилась вместе со своими любимыми служанками Мариссой и Хлоей, и о том, что, когда напал демон, дремала на шелковых подушках в паланкине и мысленно разговаривала с наставником, правда, она забыла, о чем. Когда она выглянула из паланкина, все было кончено. Кругом валялись изуродованные трупы. Она хотела закричать, но демон зажал ей рот ладонью, а потом сорвал с нее все одежды и потащил в горы. Демон обещал убить ее медленно и мучительно. И, несомненно, поступит так же с тем, кто осмелится помешать ему.

— Мы обречены, обречены! — воскликнула принцесса, изо всех сил прижавшись к могучей груди Конана.

Он не отвечал, сберегая силы — скоро, возможно, они понадобятся ему все без остатка. Но, не разделял мнения Гизеллы. Пока человек жив, у него есть хотя бы один шанс прожить еще, и успеть выпить хотя бы одну чарку вина. А сколько этих чарок будет, в конце концов, не так уж и важно, да и не может быть ведомо человеку, одни боги знают, что они предуготовили для каждого. Но отдаваться на волю отчаяния определенно не нужно.

Гизелла тихонько всхлипывала. Она чувствовала удивительную силу, исходящую от киммерийца, и постепенно успокаивалась. Он нес ее так, словно она была не женщиной из плоти и крови, а шелковой подушкой, набитой невесомым пухом. И в нем нисколько не ощущалось напряжения, сердце его билось ровно, как будто он отдыхал после обеда в своем дворце.

Уловив вдали рев, Конан остановился и прислушался. Рев раздался еще раз. Более явственно. Преследующий их демон был настолько уверен в себе, что не собирался скрывать своего присутствия.

— Ах, он догоняет нас! Конан, сделай же что-нибудь! — снова взволновалась Гизелла.

— Он догоняет нас, но мы уже близко к той пещере, где мы убили бескрылого красного дракона.

— Мы? — удивилась Гизелла. — Ты бредишь, Конан? Мы с тобой еще никого не убивали.

— Нет, принцесса. Убить дракона мне помогла обезьяна.

Зверек, сидевший на плече Конана, словно понял, что речь идет о нем, и коротко вскрикнул, при этом шерсть на его голове встопорщилась, а морда сморщилась — и он совсем стал похож на сварливого старца.

— Но чем нам поможет эта пещера? — спросила Гизелла.

— Там можно занять выгодную позицию для боя. Кроме того, там множество трупов, и демон не учует нашего запаха. По крайней мере, я на это надеюсь. А если все так, то у нас есть немалые шансы победить его.

На самом деле Конан не был уверен ни в чем, из того, что заявил, но сказать откровенно, что у него нет никакого плана действий, значило обрести рядом чересчур взволнованную, если не паникующую женщину, а вот это точно было ни к чему.

Гизелла поверила.

— Когда мы выберемся, я попрошу отца сделать тебя полководцем, — заявила она. — А лучше всего, чтобы ты был начальником внутренней дворцовой стражи. Тогда я смогу каждый день видеть тебя и каждый день благодарить! Я больше не буду дурной девчонкой, которая не знает благодарности, потому что считает, что на все на свете имеет право!

— Тише! — сказал Конан, заметив впереди отблески колеблющегося света.

Они вошли в большой зал, с потолка которого свисали длинные белые сосульки. Он был в несколько раз больше тех, где они побывали раньше. В нем имелось множество уступов разного уровня, а в стенах виднелись многочисленные проходы и щели. Но самое главное — в нем горел огонь. Слабый, едва заметный, но огонь.

Посреди пещеры, на одном из уступов, возле тлеющих углей сидела странная компания. Это, несомненно, были люди, но все страшно худые, уродливые и почти голые. Волосы у людей были длинные, грязные и спутанные. Время от времени то один, то другой подбрасывал в огонь что-нибудь и ворошил угли палкой. В этом действии принимали участие все, кроме единственной женщины, чудовищно огромные груди которой, были скреплены широким ремнем — длинные сморщенные соски находились на уровне ее пупка. Она не принимала никакого участия в поддержании огня. Хотя в руках тоже держала палку, потрясая ей. Но не короткую и тонкую, как у остальных, а длинную и толстую, на конце которой был закреплен человеческий череп. С черепа на веревочках свисали мелкие амулеты, издававшие треск, стуча друг о друга. Это был древний шаманский посох, символ власти у пещерных людей. Женщина подняла голову и пристально уставилась на непрошеных гостей.