Урсула Ле Гуин - Город иллюзий Страница 15

Он соорудил себе что-то вроде ложа на полу и стал цитировать строки Нового Канона:

«Я одинок не более, чем ручей у мельницы или петух на флюгере, или полярная звезда, или южный ветер, или апрельский дождь, или январская оттепель, или первый паучок в новом доме. Я одинок не более, чем утка в пруду, которая громко смеется, или сам Уолденский пруд…

Здесь он сказал «спокойной ночи» и замолчал.

В эту ночь Фальк спал так крепко и долго, как еще никогда с начала своего путешествия.

В хижине у реки он пробыл еще два дня и две ночи, так как ее хозяин очень радушно принимал, и ои обнаружил, что очень трудно покинуть эту маленькую обитель тепла, света и общения. Старик редко прислушивался к его вопросам и никогда на них не отвечал, но среди его поистине непрерывающейся болтовни просматривались и исчезали некоторые факты и намеки. Он знал, каков путь отсюда на запад, и что может на нем повстречаться. Но на каком расстоянии отсюда это может находиться — с уверенностью Фальк не мог разобрать. Как далеко до Эс Тоха? Что находится дальше этого города? Сам Фальк не имел об этом никаких представлений. Единственное, что он знал, это то, что в конце концов можно выйти к Западному Морю, а за ним лежит Великий Континент, и после этого, обойдя вокруг, можно попасть в Восточное Море и в Лес. То, что Мир является круглым, люди знали, но никаких карт у них не осталось.

Фальку казалось, что старик мог бы попробовать нарисовать карту. Но откуда взялось такое предположение, он вряд ли понимал, потому что Слухач никогда прямо не говорил об этом, о том, что он сам делал или видел за пределами своей крохотной прогалины на речном берегу.

— Приглядывайся к курам, идя вниз по реке, — посоветовал как бы между прочим за завтраком старик. — Некоторые из них умеют говорить, другие могут слушать, как мы, а? Я говорю, а ты слушаешь, потому, конечно, что я — Слухач, а ты Вестник. Чертова логика. Помни о курах и не доверяй тому, что они поют. Петухам можно доверять больше — они слишком заняты своим кукареканьем. Иди один. Вреда тебе от этого не будет. Передавай от меня привет всем Правителям и Странникам, которых ты встретишь, особенно Ханстреллам. Между прочим, прошлой ночью мне в голову пришла мысль, что ты достаточно поупражнялся в ходьбе и мог бы взять мой слайдер. Путь длинный, а зачем, спрашивается, зря утруждать ноги? Я совсем забыл о том, что он у меня есть. Я не собираюсь его как-то использовать, поскольку не собираюсь покидать это место, кроме как… только после моей смерти. Я надеюсь, что сюда кто-нибудь забредет и похоронит меня или хотя бы оттащит мое тело в лес на съедение зверям и букашкам. Меня не прельщает перспектива сгнить здесь, в этом доме, после всех тех лет, когда я в чистоте содержал это место. В лесу пользоваться слайдером ты, конечно, не сможешь, но если будешь спускаться к реке, он вполне может пригодиться. А для того, чтобы переправиться через Внутреннюю Реку, слайдер будет просто необходим. Если хочешь его взять, он в наклонной башне. Мне он не нужен.

Сходная философия была и у обитателей Дома Катола, ближайшего к Дому Зоува поселения.

Фальк знал, что одним из принципов ее было жить, стараясь по возможности не пользоваться механическими приспособлениями. То, что этот старик, живя гораздо примитивнее, чем они, разводя птицу и выращивая овощи, потому что у него не было даже ружья для охоты, имеет такой продукт сложной технологии, как слайдер, было для Фалька очень странным и заставило его в первый раз взглянуть на хозяина дома с некоторым сомнением.

Слухач захихикал, чмокая губами.

— У тебя никогда не было оснований доверять мне, парнишка-чужестранец.

Он кивнул головой.

— А у меня — тебе. Ведь, в конце концов, многое можно утаить даже от самого чуткого Слухача. Человек может в своем мозгу прятать многое даже от самого себя, так что другие уж и вовсе не смогут пробраться в его мысли. Возьми слайдер. Я уже свое отпутешествовал. Слайдер рассчитан только на одного, а ты как раз идешь один. Я думаю, что тебе предстоит еще очень долгий путь, который ты вряд ли сможешь пройти до конца, если пойдешь пешком. И даже на слайдере…

Фальк не решился задать еще один вопрос, но старик ответил на него:

— Может быть, тебе лучше вернуться домой, малыш? — спросил он.

Расставаясь с ним на заре, Фальк с сожалением и благодарностью предложил ему свою руку, как Главе Дома — так его учили поступать в подобных случаях. Но одновременно с этим он еле слышно произнес слово «Тискной».

— Каким это именем ты назвал меня, Вестник?

— Оно означает… Я думаю, что оно означает «отец».

Слово это нечаянно вырвалось из его уст, он не подумал, когда произносил его. Не был он уверен и в том, что знает, что оно означает, и не имел представления, к какому языку оно принадлежало.

— Прощай, бедный доверчивый дурачок! Говори всегда правду и знай, что в правде твое освобождение. А может быть, и нет, все зависит от случая. Иди один, дорогой дурачок! Так, наверное, будет для тебя лучше И помни, что мне будет очень недоставать твоих мыслей Прощай. Рыба и кости начинают пованивать на четвертый день. Прощай!

Фальк поднялся на крыло слайдера и заглянул внутрь аппарата. Внутренняя поверхность кабины была причудливо украшена объемным орнаментом из титановой про волоки. Орнамент скрывал все, кроме приборов управления, но Фальк уже пользовался аппаратом подобного типа в Доме Зоува, и поэтому сомнения в возможности управления машиной у него не возникало.

Удобно усевшись в кресло водителя, он, после быстрого изучения приборной доски, прикоснулся к левому управляющему сектору, переместил свой палец вдоль него, и слайдер бесшумно поднялся больше чем на полметра.

Следующим своим движением Фальк заставил аппарат заскользить по двору к берегу реки, пока он не стал парить над ледяной пеной заводи, у которой стояла хижина. Он оглянулся, чтобы попрощаться, но старик уже исчез с порога, закрыв за собой дверь. Фальк направил свой бесшумный челн по широкому темному проспекту реки, над ним сомкнулась величественная тишина.

Ледяной туман собирался густыми клубами впереди и позади него, висел среди деревьев по берегам. И земля, и деревья, и небо — все было серым ото льда и тумана. Только воды, над которыми он скользил, были темными. Когда на следующий день начал идти снег, снежинки казались черными точками на фоне неба и превращались в белые над водой, прежде чем исчезнуть в бесконечном потоке.

Такой способ передвижения был вдвое быстрее, чем ходьба, и намного безопаснее и легче — он был таким легким, что однообразие действовало как гипноз.