Елена Асеева - Середина. Том 2 Страница 21

— Не в ту сторону шевельнул перстами, — словно вступаясь за Отца, пояснил Темряй.

Он спешно поднялся с кресла, и, ступив к мальчику, укрыл его снятым с себя плащом. Накрыв ему сверху и сами волосы, при том, на удивление, оставив застежку покоящейся на рубахе, очевидно прицепленной к материи.

— Прости мой бесценный, — сочувственно молвил старший Димург, и явственно дрогнули черты его лица, видно он был вельми расстроен тем, что так необдуманно шевельнул перстами. — Случайно вышло.

— Ничего Перший, — мягко отозвался Яробор Живко, ощущая как степенно стали высыхать под плащом (поверхность которого малозаметно засветилась лазурью) не только его волосы, но и материя сакхи.

Темряй опустившись на присядки обок мальчика, полой своего долгого плаща утер его покрытое мжицей лицо, и провел дланью враз по голове, спине придавая тем самым более насыщенное сияние самой ткани, и осязаемое тепло плоти.

— Темряй, — слышимо лишь для Господа протянул юноша и зыркнул в его очи, прямо в крупные желтые радужки, пересеченные удлиненно-вытянутыми зрачками расположенными поперек, и одновременно входящими своими краями в белую склеру. — А ты можешь показать мне того змея?

Последние слова мальчик и вовсе прошептал так, что Димургу пришлось низко склонить голову к его устам, абы услышать, и слегка ее даже развернуть.

— Какую змею? — также тихо переспросил Темряй, весьма заинтересованный желанием Яробора Живко.

— Ну… ту самую, — юноша резко отстранился от головы Зиждителя и зыркнул на Першего, к которому в ухо сызнова принялась лезть змея с венца, судя по всему передавая, что-то дюже важное. — Ту, — дополнил он, приметив, что старший Димург их разговора не слышит, — которая съела на Палубе все камни.

— Змея? — повторил непонятливо Темряй и мальчик так и не сообразил, впрямь Господь его не понимает, или только делает таковой задумчивый вид. — Какая змея? Какие камни? — вновь вопросил Зиждитель, и, развернув в сторону мальчика свое лицо, живописал на нем недопонимание.

— Ярушка желает увидеть твое создание, — ворчливо вставил в беседу Мор, который научился мгновенно распознавать поспрашания юноши. — Каковое ты сотворил и поселил на Палубе. И которых я несколько гневливо уничтожил… Ярушка и меня просил их показать, но я не запомнил образ, посему не сумел ему, что-либо явить.

— Еще бы запомнить, — это Темряй и вовсе дыхнул в Яроборку. Губы его не шевелились, не колыхались волоски усов, однако парень ту молвь расслышал. — При сей стремительности уничтожения, и вовсе неможно было разобрать, кто попал под твой гнев. Однако, — теперь Бог явственно заговорил, — я не смогу Ярушка, тебе показать своих созданий… Созданий которые назывались халы, ибо Отец мне этого не позволит.

Мальчик надрывисто дернулся вправо так, что в доли секунд с его головы точно стекла мягко лоснящаяся материя плаща, показав совершенно просохшие волосы. Он просяще воззрился на Першего, коего, наконец, оставила в покое змея, занявшая положенное место в навершие венца, и торопливо вопросил:

— Перший… Отец, — старший Димург немедля перевел дотоль блуждающий по залу взгляд на юношу. — Пусть Темряй мне покажет халу.

— Какую халу, мой драгоценный? — переспросил Перший, понеже на тот момент не слышал толкования сына и юноши.

— Ту, самую, какую хочу, — уклончиво ответил мальчик и тем самым вызвал бурный смех в Темряя и гоготание в Велете.

— Мне кажется не стоит… днесь я хотел, — начал было неспешную молвь старший Димург.

Впрочем немедля был прерван обидчивой речью мальчика, оный так-таки сотрясся от огорчения:

— Почему не стоит? Стоит! Хочу увидеть халу, что тут плохого? Что плохого, коли меня все интересует? Я бы и сам хотел не интересоваться, не познавать, но это сильнее меня. — Яробор Живко прервался и теперь туго качнулись желваки на его лице. — Ты, Перший, все время говоришь нет, или уходишь от ответа. Потому я уже и не стараюсь задавать тебе вопросы, чтобы не расстраиваться.

Юноша поколь удерживающий руками на груди полы плаща, резко их разомкнул, и, стряхнув с плеч вещь, торопливо уткнул лицо в ладони. Он не столько сердился на Першего, сколько порой выслушивая от него отказ, ощущал в сравнении с Господом свою человечность… и вроде как разобщенность, что был не в силах перенести. Старший Димург тотчас поднялся с кресла, приблизился к мальчику и зараз, словно даже не наклоняясь, поднял его на руки. Он, определенно, уловил ту пронзительную боль Яробора Живко, и не желал, чтобы Крушец принял ее на свой счет. Прижав мальчика к груди, Бог нежно провел рукой по его едва влажному сакхи, приголубил вьющиеся, светло-русые волосы и ласково прикоснувшись к ним устами, полюбовно сказал:

— Мой дорогой Ярушка, я весьма расстроен, что так тебя огорчил… Не хотел, мой бесценный мальчик. Но я уже пояснял, что не всегда могу ответить на твой вопрос, как того требует ответ, а потому, абы не говорить не правду, стараюсь перевести тему толкования. Придет время, и я отвечу на все твои вопросы, мой милый малецык, — дополнил он мягко, тем успокаивая лучицу… в первую очередь ее. — Тогда ты будешь готов и сможешь понять, и сам ответ, и его суть. И ноне я не хотел тебя огорчить, просто Темряй по просьбе Кали-Даруги привез на маковку неких созданий, Творцом коих является… Оные будут помогать живице, ухаживать за тобой, и я хотел тебя с ними познакомить, но ежели ты желаешь узреть…

— Желаю… желаю, — торопливо отозвался мальчик, и глубоко вздохнув, недвижно замер на руках Бога, наслаждаясь его близостью.

— Прошу тебя только не волнуйся, — убедительно-нежно протянул Перший, ощущая состояние благодати не только в плоти, но и в лучице. — Чтобы не пришли видения. Темряй, юный Господь, а мощь твоих видений такова, что даже погашенная может принести ему боль.

«Ненормальный какой-то», — гневливо подумал про себя юноша и судорожно вздрогнул.

— Не говори так на себя, мой бесценный, — ласково молвил старший Димург и в тех словах воочью прозвучала просьба. Вне сомнений он уловил гневливые мысли на себя мальчика и тому обстоятельству расстроился. — Наша драгоценность, пусть Темряй покажет тебе халу, чтобы ты не волновался.

И снова в речи его прозвучала настойчивая просьба. Господь мягко дотронулся губами до виска юноши, а после, медлительно спустив его с рук, сызнова усадил на облачный пуфик, укрыв плащом сына плечи. Старший Димург увы! был не в состоянии скрывать своего огорчения, когда слышал аль улавливал поношения мальчика на себя, которые тот говорил вследствие дурной привычки выработанной в процессе жизни. Большей частью не понимаемый, не поддерживаемый своими сродниками, а посему, ощущающий себя среди них чуждым. В целом Яроборка и жил-то подле лесиков лишь потому как на тех влияли лебединые девы… Всякий раз, когда мальчик так себя принижал, Перший, и, в общем Боги, ощущали не просто унижение собственного естества, а что более становилось для них невыносимым поругание того, кто им был особенно дорог, их бесценного, неповторимого Крушеца… Сутью которого были Они все, не только Димурги, Расы, Атефы, но и сам великий прародитель Галактик Родитель.