Виктор Гончаров - Под солнцем тропиков. День Ромэна Страница 23

Петьку не смущал зной. Окружив себя шумливой ватагой чернокожих сверстников, он с утра до ночи шатался по лагерям и их окрестностям, наблюдая, записывая и обогащая свой язык — язык мимики и жестов — звучными, красивыми словами и фразами из языка племени Урабунна. К этому самому времени относится запись в его блокноте, запись, сначала поразившая меня полным отсутствием всякого смысла, затем развеселившая, когда я понял, в чем дело. Вот как она выглядела:

Коко-гимидэр, карава,Марра-анула, диэри,Питта-питта, нариньэри,Уахлай, камиларой.И воргайя, и отати,Кантиш и урабунна,И арунта с нгерикуди,Юин, каби, варрамунга.Диппиль, виммера и йеркла,Мурринг, ларрика, курнаи,И лиаура и лурич,Ниол-ниол и волгаи.

С первого взгляда можно было подумать, что это какое-то идиотское заклинание. Но когда я разобрал знакомые мне слова, вроде урабунна, диэри, нари-ниэри, то сообразил, что имею перед собой не больше не меньше как перечень австралийских племен, дли памяти уложенных искусником Петькой в стихотворный порядок. Конечно, здесь не все племена налицо, и Петька знал это, почему и сделал внизу, отдельно от стихотворения, специальную приписку:

«Еще есть мурунди и эчука и многие другие, о которых даже Белый Удав ничего не знает. Сделал ему замечание за невежество; он рассердился, назвал меня калабарским бобом и выгнал из шалаша. Я с удовольствием ушел, потому что там было накурено, как в поповском аду, несмотря на сплошные дырки. Не знаю только, стоит ли обижаться, когда он ругается бобом».

Не стоит, Петух, не стоит. Я тебя успокою: калабарский боб — это красивое вьющееся растение, похожее на нашу фасоль, с пышными пурпуровыми цветами. Правда, индейцы, на родине которых он растет, соком его отравляют свои стрелы для верности действия, зато в медицине он употребляется с большой пользой при самых разнообразных болезнях.

В быту и обиходе австралийцев племени Урабунна, к каковому принадлежали Ковровые Змеи и Черные Лебеди, существовали достопримечательности, относившиеся, вместе с религией их, к временам седой древности, к временам первобытного коммунизма — этой первой ступени в лестнице развития человеческого общества. Частной собственности у них не существовало, если не считать тех грубых каменных топоров, деревянных палиц, копий и бумерангов, которые каждый взрослый мужчина мог сделать для себя, не затрачивая большого труда, и если не считать того, что проникло к ним от белых — и то в очень мизерном количестве — металлических ножей и старинных, недействующих из-за отсутствия пороха ружей.

Примитивное разделение труда было знакомо им. Юношам и взрослым людям полагалось добывать мясное пропитание для всей общины посредством охоты; женщинам и детям — собирать коренья, насекомых, плоды; старикам — следить за соблюдением обычаев и законов, выбирать места для кочевий, быть хранителями опыта и знаний, накопленных предками. Община — группа людей обоего пола в 100–110 человек, — как сказано выше, связывала свое происхождение с каким-нибудь животным или растением, или даже с предметом и природным явлением, и это спаивало ее в одно целое, хотя пониманию не поддавалось. В то же время все общины-группы считались родственными и друг другу, так как браки разрешались только между мужчиной и женщиной разных общин, но тут соблюдался строго определенный порядок, установленный еще, по преданию, в сказочные времена мифического предка австралийцев — полузверя, получеловека Алчеринга. Все эти сведения любезно сообщил Петьке Бамбар-биу, и Петька (я ему пророчу будущность ученого) кропотливо занес их в свой блокнот. Вот какую табличку я нашел в этом блокноте, исписанном вплоть, до корешков и вплоть до переплета.

«Племя Урабунна распадается на двенадцать общин-групп и в то же время на две брачные половины. В каждую брачную половину входит шесть общин. Вот эти общины:

1-я брачная половина:

Дикая Утка,

Цикада,

Собака-Динго,

Птица-Эму,

Дикий Индюк,

Черный Лебедь.

2-я брачная половина:

Облако,

Ковровая Змея,

Узорчатая Ящерица,

Пеликан,

Водяная Курочка,

Ворона.

Браки разрешаются только между мужчиной и женщиной разных брачных половин. Виновники нарушения этого обычая караются очень жестоко и немилосердно, обычно смертью».

Теперь о повседневных и самостоятельных наблюдениях Петьки.

Юноши и мужчины Ковровых Змей, за исключением стариков и чародея, каждый день с утра уходили на охоту. Иногда к ним присоединялись подростки и раза два — сам великий Бамбар-биу — Белый Удав, неизвестно какими путями порывавший со своей неизбывной ленью и вонючей сигарой. К полудню или к вечеру они возвращались, нагруженные добычей, и тогда, покряхтывая, вылезали из шалашей старики, являлся разрисованный Инта-тир-кака с палочкой в носу.

Посреди лагеря находилась яма, выложенная плоскими камнями — общественный очаг Ковровых Змей, в нем разводился огонь, на огне раскаляли камни — булыжники, и затем, когда огонь прогорал, выгребали золу и угли и прямо на камни валили груды мяса, сверху все покрывалось пальмовыми листьями и травой, землей и новыми камнями. Через час гигантское блюдо поспевало, его вынимали, старики кроили внушительные порции, и начиналось общее пиршество, длившееся обыкновенно 3–4 часа подряд.

Петьке сильно нравилось приготовленное таким образом мясо — оно было вкусно, сочно и душисто, хотя не лишено земли и песку, но не нравился порядок, по которому женщины вместе с ребятами, не принимавшими участия в охоте, должны были удовлетворяться теми, зачастую скромными объедками, что оставались после наевшихся до отвалу охотников и стариков.

Положение женщины в общине вообще не было завидным: она не имела никакого голоса, она служила мужчине как раба, как вьючное животное. Вечно занятая то плетением корзин, то сбором растительной пищи для себя и для мужчин, то латаньем дырявых шалашей, то выхаживанием ребят, она быстро старилась и дурнела. Преждевременные морщины бороздили ее лицо. Иначе относились к детям; если тех, что не могли по своему возрасту сопровождать охотников, обделяли в пиршестве наравне с женщинами, зато все они росли на воле, не обремененные трудом и не угнетаемые наказаниями. Петька ни разу не видел, чтобы мужчина или: женщина ударили ребенка, и никогда не видел, чтобы с ними обращались жестоко.

До 10–11 лет, как правило, дети находились под присмотром женщин. За это время среди игр они учились собирать корни, плоды, топливо, ловить мелких животных и пр., а девочки, кроме того, строить шалаши, плести корзины и справлять другие лагерные работы. С 10-11-летнего возраста мальчиков подвергали испытанию с целью выявить их мужество и зрелость для перевода в следующую возрастную группу. Петька был свидетелем одного такого испытания и даже совершенно неожиданно для себя и для других подвергся ему сам.