Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон Страница 48

– Доброту?

– За то, что позволил мне остаться с тобой.

Старик промолчал. Этого он не понимал. Но марсианин сам нашел его, и присутствие Претри сильно облегчило его жизнь в эти последние годы. Он был признателен и достаточно умен, чтобы промолчать.

Они посидели так, молча. Педерсон возвращался памятью к зернам событий, разбросанных в мякине прожитой им жизни.

Он вспомнил дни одиночества в огромных кораблях, и то, как поначалу смеялся над верой отца, и отцовские слова об одиночестве: «Никто не идет по дороге без спутника, Уилл», – говорил отец. Он смеялся, заявлял, что рожден одиночкой, но теперь, согретый теплом присутствия марсианина, он знал правду.

Его отец был прав.

Иметь друга хорошо. Особенно в ожидании прихода Серого Человека. Странное дело, он думал об этом со спокойной уверенностью… но, наверное, так бывает со многими. Он знал и спокойно ждал.

Немного позже с холмов сошла прохлада, и Претри принес вязаную накидку. Он укутал в нее худые плечи старика и снова сел на крыльцо, вытянув свои ноги с тремя суставами.

– Я не понимаю, Претри, – размышлял вслух Педерсон.

Ответа не последовало. Да и вопроса-то не было.

– Просто не могу понять. К чему все это? Время, проведенное в космосе. Люди, которых я знал. Те, кто умер одинокими, и те, кто умер, не познав одиночества.

– Эта боль, старик, знакома всем, – философски заметил Претри и глубоко вздохнул.

– Никогда не думал, что мне понадобится кто-то рядом. Оказалось, Претри, что я ошибался.

– Как знать, – Педерсон почти ничему не учил марсианина. Претри пришел к нему, уже говоря по-английски. Эта странность была у джилкита неединственной, но Педерсон никогда не расспрашивал его об этом. На Марсе побывало много космонавтов и миссионеров.

– Каждому нужен кто-то, – продолжал Педерсон.

– Как знать, – повторил Претри. Педерсон согласно кивнул.

– Возможно, ты знаешь, – предположил он.

Тут марсианин застыл, положив клешню на руку старику.

– Он идет, Педерсон, старик.

По телу его пробежала дрожь, то ли от возбуждения, то ли от чего-то, похожего на страх. Он поднял седую голову, и ему сделалось холодно даже под теплой накидкой. Вот оно…

– Он идет?

– Он здесь.

Они оба ощущали это: Педерсон чувствовал, как насторожился рядом с ним марсианин. За эти годы он научился распознавать чувства марсианина так же, как тот – его.

– Серый Человек, – негромко произнес Педерсон, и ночные долины не отозвались эхом.

– Я готов, – выдохнул старик и протянул левую руку для пожатия. Другой рукой он отодвинул в сторону стакан с питьем.

Тело сковало оцепенением, словно кто-то принял его пожатие. Ему показалось, что все кончается.

– Прощай, Претри, друг.

Но ответного прощания от сидевшего рядом марсианина он не услышал. Голос джилкита донесся до него словно сквозь медленно сгущающийся туман:

– Мы уходим вместе, друг Педерсон. Серый Человек приходит ко всем племенам. Уж не ожидаешь ли ты, что я уйду один? Каждому нужен спутник.

– Я здесь, Серый Человек. Здесь. И я не один, – каким-то образом Педерсон знал, что джилкит протягивает ему свою клешню, и принял ее.

Он закрыл слепые глаза.

Прошло довольно много времени, а потом хор кузнечиков-арфистов снова сделался громче, и на крыльце хижины воцарился покой.

Ночь пришла в страну одиночества. Ночь, но не мрак.

Час Глаза

На третий год после моей смерти я познакомился с Пиреттой. Познакомился совершенно случайно: она жила в комнате на втором этаже, а мне разрешали гулять по первому этажу, ну, и еще по солнечным садам. И тогда, в ту первую и самую важную встречу, мне казалось страннее странного то, что мы вообще смогли встретиться, ибо она находилась там с тех пор, как ослепла в 1958 году, тогда как я был одним из стариков с юными лицами, которые растворились после возвращения из Вьетнама.

Не могу сказать, чтобы Место было так уж омерзительно – даже несмотря на высокие стены из плитняка и покровительственный вид миссис Гонди. Ведь я знал, что рано или поздно мой туман рассеется, и мне снова захочется говорить с кем-то, и тогда я смогу уйти отсюда.

Но все это в будущем.

Я не слишком ждал этого дня, но и отсиживаться в безмятежно-спокойном Месте тоже не слишком хотел. Я как бы завис в невесомости между интересом к жизни и апатией. Я был болен; по крайней мере, мне так говорили, но я-то знал: я умер. Так стоило ли переживать из-за чего-то еще?

Совсем другое дело Пиретта.

С лицом словно из фарфора, с глазами, голубыми как вода на отмели, с руками, вечно готовыми заняться какой-нибудь ерундой.

Как я уже сказал, мы с ней познакомились совершенно случайно. В час, который она назвала «Часом Глаза», ее охватило беспокойство, и ей удалось ускользнуть от мисс Хейзлет.

Я шел в своем халате по коридору первого этажа, по обыкновению низко опустив голову и заложив руки за спину, когда она спустилась по большой спиральной лестнице.

Я довольно часто задерживался у этой лестницы, наблюдая за женщинами с одинаковыми серыми лицами, которые с каким-то остервенением протирали тряпкой каждую проступь, каждый подступенок. Казалось, они собираются вытирать ее и дальше вниз, вниз, до самого ада. Они начинали с верхней ступени и спускались ниже и ниже. С одинаковыми седыми волосами, неопрятными – копна сена, да и только! Они мыли лестницу с методичной ненавистью, ибо никаких других занятий у них не осталось – до конца, до самой могилы, и они вымещали свою ненависть на лестнице скребками и мыльной пеной. Я стоял и смотрел, как они спускаются, ступенька за ступенькой.

Только на сей раз это оказалась не очередная карга на коленях.

Я услышал осторожные шаги вдоль стены, увидел, как скользят ее пальцы по панелям, и сразу понял, что она слепа.

Слепа абсолютно, а не просто не может видеть.

Было в ней что-то такое; что-то эфемерное, что мгновенно ударило в мое мертвое сердце. Я смотрел, как она медленно, грациозно спускается вниз – словно в ритме неслышной мне музыки, и меня почти мгновенно потянуло к ней.

– Я могу вам помочь? – услышал я свой голос, словно доносившийся издалека. Она замерла, и голова ее тревожно вздернулась как у испуганной полевой мыши.

– Нет, спасибо, – почти автоматически отозвалась она. – Я вполне способна позаботиться о себе. Спасибо. Чего вот до той, – она мотнула головой в направлении верхнего этажа, – похоже, никак не дойдет.

Она одолела оставшиеся ступени и шагнула