Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон Страница 60

«Визг побитых собак» (1973) на первый взгляд восхищается (и одновременно критикует) тем, что многие назвали бы «безбожным» обществом. Наш мир – мир тесных городов и их безумных жителей, мир, где безумец сеет смерть, а остальные отстраненно наблюдают за этим. Это очень современный рассказ, связывающий воедино города и разложение в духе, близком классическому рассказу Фрица Лейбера шестидесятилетней давности, потрясающему устои «Дымному призраку». И одновременно это очень древний сюжет о человечестве, испытывающим ужас перед богом, требующим самого жуткого из всех возможных жертвоприношений. Короче говоря, рассказ обладает энергией обоих миров, в гениальной форме подтверждая истину, согласно которой больше всего мы должны бояться страха.

«Поклонение – это храм в вашей душе, но стоит знать имена тех, кто управляет вашей судьбой. Ибо, как справедливо заметил Бог Времени: “все происходит позже, чем вам казалось”».

«Жертвоприношения на чужих алтарях», предисловие к «Рассказам Птицы Смерти», 1975

У меня нет рта, и я хочу кричать

Безжизненное тело Горристера свисало с розовой платформы, парившей высоко над нами в компьютерном зале, и даже не шевелилось на холодном, маслянистом ветру, который непрерывно дул из главной пещеры. Тело висело головой вниз, прикрепленное к нижней поверхности платформы подошвой правой ноги. Кровь вытекла через аккуратный разрез от уха до уха под квадратной челюстью. Однако на зеркальную поверхность металлического пола не пролилось ни капли.

Когда же Горристер подошел и уставился снизу вверх на себя самого, до всех остальных дошло, что ИИ в очередной раз оставил нас в дураках, забавляясь, что это провокация со стороны машины; впрочем, было уже поздно. Троих из нас стошнило, и мы стыдливо отворачивались друг от друга в рефлексе, столь же древнем, что и породившая его тошнота.

Горристер побелел как мел. Он словно увидел куклу вуду и испугался собственного будущего.

– Боже мой, – пробормотал он и ушел. Выждав некоторое время, мы втроем пошли за ним и обнаружили его сидящим спиной к издававшему тихое чириканье банку данных; он скорчился, уронив голову на руки. Элен опустилась на колени и погладила его по волосам. Он не пошевелился.

– Ну почему, почему, – голос отчетливо доносился из-под закрывавших лицо рук. – Почему эта сволочь просто не разделается с нами раз и навсегда? Господи, я не знаю, сколько еще выдержу вот так.

Шел сто девятый год нашего пребывания в компьютере.

Он говорил за всех нас.

Нимдоку (так заставила его назвать себя машина, потому что любила развлекаться странными сочетаниями звуков) привиделось, что в ледяных пещерах хранятся консервированные продукты. Мы с Горристером сильно сомневались в этом.

– Это очередные его штучки, – уверял я остальных. – Вроде того чертова замороженного слона, которого он нам втюхал. Бенни тогда чуть с ума не сошел. Мы будем черт знает сколько туда переться, а потом окажется, что там все протухло, или что-нибудь в этом роде. Забейте. Останемся здесь; чего-нибудь скоро нам подкинут, если он не хочет, чтобы мы сдохли.

Бенни пожал плечами. Последний раз мы ели три дня назад. Червяков. Толстых, но жилистых.

Нимдок колебался. Он понимал, что шансы невелики, но он начал худеть. Вряд ли там окажется хуже, чем здесь. Холоднее, конечно, но на это как раз наплевать. Холод, жар, дождь, лава, сера или саранча – плевать было на все: машина мастурбировала, и нам ничего не оставалось, как терпеть это или умереть.

Точку в споре поставила Элен.

– Мне нужно поесть хоть чего-нибудь, Тед. Может, там найдется зеленый горошек или груши. Ну же, Тед, давай попробуем.

Я не слишком упирался. Какого черта. Невелика разница. Впрочем, Элен была мне благодарна. Она даже дала мне пару раз без очереди. Впрочем, это тоже мало что меняло. Машина хихикала всякий раз, как мы этим занимались. Громко, из всех динамиков. Ну и потом, она никогда не кончала, так что можно было и не париться.

* * *

Мы вышли в четверг. Машина всегда держала нас в курсе текущей даты. Течение времени представлялось ей важным – не нам, это уж точно, но ей определенно. Что ж, четверг так четверг. Спасибочки.

Некоторое время Нимдок и Горристер несли Элен, сцепив руки. Бенни шел впереди них; я – позади. На случай, если что-

нибудь случится: это случится с нами, но Элен, по крайней мере, останется в безопасности. Ну, в большей безопасности, чем если бы мы этого не делали. Впрочем, это тоже мало что значило.

До ледяных пещер было всего миль сто или около того, а на второй день, когда мы лежали под материализованным этой тварью солнцем, машина послала нам манны небесной. На вкус она напоминала вареную свиную мочу. Мы поели.

На третий день мы дошли до долины Дряхления, усеянной ржавыми остовами древних блоков памяти. Со своей жизнью ИИ обращался так же бесцеремонно, как с нашими. Это было заложено в его характер: неуклонное стремление к совершенству. Касалось ли это уничтожения утративших эффективность элементов его схемы или совершенствования методов пыток, ИИ относился к этому с неизменной тщательностью – как и те, кто его изобрел. Впрочем, они давным-давно уже обратились в прах.

Откуда-то сверху просачивался свет, и мы поняли, что находимся где-то недалеко от поверхности. Однако мы не пытались вскарабкаться наверх: там все равно не на что было смотреть, уже больше сотни лет – ничего. Только выжженная поверхность того, что некогда служило домом миллиардам жителей. Теперь нас осталось только пятеро – глубоко в подземелье, наедине с ИИ.

– Нет, Бенни, – услышал я голос Элен. – Не делай этого, Бенни, ну пожалуйста!

Только тут до меня дошло, что Бенни уже несколько минут бормочет себе под нос.

– Я должен выбраться отсюда, – снова и снова повторял он. – Я должен выбраться отсюда…

На его обезьяньей морде застыло выражение блаженства и одновременно досады. Шрамы от радиации, которыми ИИ наградил его во время «праздника», утонули в паутине бело-розовых морщин, и отдельные части его лица, казалось, шевелились независимо от других. Возможно, Бенни повезло больше, чем остальным четверым: рассудка он лишился уже много лет назад.

Однако даже при том, что нам позволялось оскорблять ИИ самыми что ни на есть бранными словами, награждать его съехавшие с катушек блоки памяти, проржавленные материнские платы, перегоревшие контуры и заблудшие командные импульсы любыми эпитетами, одного машина нам не позволяла ни при каких условиях: пытаться бежать.

Я сделал попытку схватить Бенни, но он успел отпрыгнуть