Эликсиры Эллисона. От любви и страха - Харлан Эллисон Страница 64

И мы миновали пещеру, полную крыс.

И мы миновали тропу, полную кипятка.

И мы миновали страну слепых.

И мы миновали трясину отчаяния.

И мы миновали ущелье слез.

И, наконец, добрались до ледяных пещер. До лишенных горизонта тысяч миль льда, переливавшегося голубым и серебряным, вспыхивавшего заключенными в стекло сверхновыми. До ледяных сталактитов, прекрасных как бриллианты, сначала растекшихся до желеобразного состояния, а потом отвердевших в новой, безукоризненно-прекрасной форме.

Мы увидели штабель консервных банок и предприняли попытку броситься к ним бегом. Мы падали, барахтались в снегу, поднимались и бежали дальше, и Бенни отпихнул нас в сторону, и добежал до них первым, и хватал банки, и глодал их, ломая зубы, но открыть не мог. ИИ не дал нам консервных ножей.

Бенни схватил здоровенную банку с гуаявой, нарезанной ломтиками, и принялся колотить ею по ледяной глыбе. Лед крошился и разлетался по сторонам, но банка лишь слегка помялась, и тут мы снова услышали смех толстухи высоко над головой, разносившийся эхом по тундре. Бенни совсем обезумел от ярости. Он принялся швыряться банками, а мы барахтались в снегу, пытаясь найти способ покончить с этой пыткой беспомощностью. Но не находили.

А потом рот у Бенни переполнился слюной, и он бросился на Горристера…

В это мгновение на меня вдруг снизошло совершеннейшее спокойствие.

Окруженный безумием, окруженный голодом, окруженный всем, чем угодно, кроме смерти, я понял: единственный выход – это она, смерть. ИИ сохранял нам жизнь, но я вдруг увидел способ победить его. Ну, не то чтобы победить, но добиться покоя. И это мог сделать только я.

Но только очень быстро.

Бенни грыз лицо Горристера. Горристер упал набок в снег. Бенни охватил его мощными обезьяньими ногами, сдавливая Горристеру грудь, руками удерживал как орех голову Горристера, а зубами рвал тонкую кожу у него на щеке. Горристер орал так громко, что падали сталактиты; они плавно входили в снег, оставаясь в вертикальном положении. Натуральные копья, сотни копий, торчавших древками из снега. Бенни резко дернул голову назад, словно что-то подалось под его зубами, и застыл, запрокинувшись назад; из зубов его свешивался окровавленный кусок плоти.

Лицо Элен, темное на фоне белого снега как костяшка домино в меловой пыли. Нимдок с лицом, лишенным выражения, но с выпученными глазами. Горристер в полуобморочном состоянии. Окончательно озверевший Бенни. Я знал, что ИИ позволит ему наиграться вдоволь. Горристер не умрет, но Бенни набьет желудок. Я наклонился вправо и выдернул из снега тяжелое ледяное копье.

Все произошло мгновенно:

Я выставил ледяное копье перед собой как таран, уперев тупой его конец в правое бедро. Острие ударило Бенни в правый бок, чуть ниже грудной клетки, пронзило ему желудок и сломалось. Он упал ничком и не шевелился. Горристер лежал на спине. Я выдернул из снега другой сталактит и бросился на него, угодив острием точно в кадык. Глаза его закрылись. Должно быть Элен сообразила, что я задумал, даже несмотря на охвативший ее страх. Она налетела на Нимдока с коротким сталактитом, и он успел еще вскрикнуть, когда она загнала ледяной кинжал ему в рот. Руки у нее были не такие уж и сильные, но сыграла свою роль скорость, с которой она нанесла удар. Голова его дернулась назад, словно прибитая к насту.

Все произошло мгновенно.

На краткий миг все застыло в оцепенении. Я слышал, как ИИ затаил дыхание. У него отбирали любимые игрушки. Трое из них лежали мертвыми, не поддающимися воскрешению. Его сил и умения хватало, чтобы поддерживать в нас жизнь. Но он не был богом. Он не мог вернуть их обратно.

Элен уставилась на меня; резкие черты ее лица смотрелись еще рельефнее на фоне окружавшего нас снега. На лице ее застыли страх и мольба. Я понимал, что в нашем распоряжении всего лишь мгновение перед тем, как нас остановит ИИ.

Ледяной сталактит вонзился в нее, и она упала на него. Кровь хлынула у нее изо рта. Я не мог прочесть выражения ее лица: слишком сильная боль исказила ее черты. Но это вполне могло быть: «Спасибо. Это возможно. Наконец».

Возможно прошло несколько сотен лет. Не знаю точно. Некоторое время ИИ забавлялся, замедляя и ускоряя мое чувство времени. Я бы сказал: «Сейчас». Сейчас. У меня ушло десять месяцев на то, чтобы произнести «сейчас». Не знаю точно. Мне кажется, прошло несколько сотен лет.

Он пришел в ярость. Но не позволил мне похоронить их. Плевать. Все равно я бы не смог прорыть металлический пол. Он испарил снег. Он насылал бездонно-черную ночь. Рыча, он порождал стаи саранчи. Только вот без толку: они остались мертвы. Я его уделал. Он озверел. Я думал, ИИ ненавидел меня. Я ошибался. Это не было даже бледной тенью той ненависти, которая буквально сочилась из каждой его печатной схемы. Он сделал все, чтобы я страдал до бесконечности и не смог укоротить этих страданий.

Он оставил мой рассудок нетронутым. Я могу думать, я могу мечтать, я могу скорбеть. Я помню всех четверых. Я хотел бы…

Что ж, это все равно лишено смысла. Я понимаю, что спас их. Я понимаю, что спас их от того, что произошло со мной, и все равно не могу простить себе того, что убил их. Лицо Элен. Это нелегко. Порой мне хотелось бы… да ладно, плевать.

ИИ переделал меня по своему разумению. Думаю, он не хотел, чтобы я мог с разбегу разбить свой череп о банк данных. Или задержать дыхание, пока не лишусь чувств. Или перерезать горло ржавой стальной лентой. Меня окружают одни лишь зеркальные поверхности. Я могу описать, каким я вижу себя в них: я превратился в огромную желеобразную тварь. Округлую, без рта, с пульсирующими белыми отверстиями, в которых клубится туман на том месте, где раньше были глаза. С эластичными отростками – где когда-то были руки; ног же нет вовсе, и перемещаюсь я, сокращая мышцы нижней слизистой поверхности. На полу за мной остается влажный след. На поверхности тела то появляются, то исчезают пятна болезненно-серого цвета, словно на них проецируется свет из глубины тела.

Внешне – я бесцельно ползаю по коридорам – существо, в котором ни за что не опознать человека, чья форма настолько ни на что не похожа, что даже сравнение