Павел Амнуэль - Конечная остановка (сборник) Страница 90

Не отдавая себе отчета в том, что и почему делаю, я шагнул вперед, заступил Ире дорогу, посмотрел в глаза (голубые! с темным окоемом вокруг радужной оболочки) и представился:

– Михаил Бернацкий, если вы меня помните.

Почему я так сказал? Она не могла меня помнить.

Ира подняла на меня удивленный взгляд, и мне показалось, в нем промелькнуло что-то вроде узнавания. Конечно, она подумала: если я подошел, то мы можем быть знакомы, хотя память подсказала, что нет.

– Мы знакомы? – неуверенно спросила она.

– Нет, – с сожалением сказал я. – Но… Вы работаете в Институте экономики? Вас зовут Ира? Ира Маликова?

Она кивнула, продолжая смотреть на меня если не с интересом, то уже без удивления.

– Да, – сказала она. – А вы…

– Я в Институте физики, через дорогу. Занимаюсь внегалактической астрофизикой и…

– И? – повторила она минуту спустя, потому что я не мог найти подходящих слов, а ей нужно было на работу, сотрудникам надлежало отмечаться не позднее четверти десятого.

– Если бы мы встретились в час у входа, я попробовал бы вам объяснить.

– Надо что-то объяснять? – улыбнулась Ира. Эту ее улыбку я прекрасно помнил: она так улыбалась, когда думала, что догадалась о чьих-то истинных намерениях.

– Надо, – сказал я слишком, должно быть, серьезно, потому что Ира все-таки смутилась и коротко кивнула: хорошо, мол, в час у входа, если это необходимо.

Показав рукой, где я должен ее ждать, она поспешила к лестнице – можно было подняться лифтом, но у всех четырех кабин толпился народ.

Я пошел к себе и успел отметить приход за минуту до того, как на вахте Карина закрыла толстый гроссбух и открыла другой, куда вписывала имена опоздавших.

Лёва позвонил, как только я сел за свой стол и положил перед собой ксерокопию статьи из Аstrophysical Journal о наблюдениях мягкого рентгеновского источника RХ 1904+13.

– Ты не рассказал, почему тебе нужна была… – начал Лёва, который, должно быть, ночь не спал, пытаясь разгадать загадку. Он позвонил бы мне еще вечером, но был уверен, что при Лиле я не стану разговаривать о другой женщине, которую почему-то назвал женой. И правильно. Я и сейчас не собирался о ней разговаривать, о чем сообщил Лёве в двух словах.

– Работаешь, значит, – пробормотал он, – ну-ну.

До обеда я действительно плотно поработал, не позволяя себе думать ни о чем, кроме внегалактических рентгеновских источников. Без пяти час стоял в холле академической десятиэтажки и старался разглядеть Иру, как только она выйдет из лифта.

– Добрый день, – услышал я позади себя и обернулся: Ира стояла у колонны и рассматривала меня с интересом, которого не было у нее утром.

Нужно было что-то говорить.

– Может, посидим в «Гянджлике»? Выпьем по чашечке кофе?

«Гянджлик» – приятное молодежное кафе самообслуживания – располагалось напротив Политеха. Обычно там днем было полно студентов. Сотрудники Академии предпочитали более солидную «Лейлу», но мне туда не хотелось – слишком много знакомых.

– Хорошо, – сказала Ира и, опустив голову, пошла рядом.

И только тогда я подумал, что не представляю, с чего начать. О чем говорить с женщиной, на которой был женат полвека и которую сегодня увидел впервые в жизни? Что сказать женщине, родившей мне дочь, побывавшей со мной в десятке стран, читавшей и редактировавшей мои литературные опусы, возившейся со мной, когда в две тысячи пятом у меня случился инсульт, и, наконец, проводившей меня (наверняка так и было, хотя этого я не мог знать) в последний путь в две тысячи двадцать девятом?

Она не знала обо мне ничего, я о ней – все. То есть, – поправил я себя, – я знал все о ней, о нас, но не здесь, и об этом я тоже должен был помнить каждую секунду, чтобы не сказать лишнее, не испортить то, что, возможно, сейчас могло начаться между нами.

Я помнил, что сделал Ире предложение через полгода после встречи на автобусной остановке.

Я знал, что не смогу сделать Ире предложение, потому что был женат на Лиле.

Мы взяли на раздаче по чашке кофе и булочке, я заплатил и направился к свободному столику у дальней стены, куда никто обычно не садился, потому что сильно дуло из всегда открытой двери черного хода. Ира поежилась, но не возразила против моего выбора. В полумраке я видел, как она сжала в ладонях горячую чашку.

– Я вспомнила, – сказала она тихим и, как мне показалось, безнадежным голосом. – Вспомнила, почему твое лицо утром показалось мне знакомым.

– Почему? – задал я глупый вопрос, на который, как я полагал, у Иры не могло быть ответа.

– Потому что… – Она помедлила, то ли подбирая слова, чтобы не остаться непонятой, то ли пытаясь понять то, что пока пониманию не поддавалось. – Потому что мы с тобой на самом деле познакомились еще в семьдесят третьем. Ты бежал за автобусом, и меня какой-то чертик подхватил, я вышла на проезжую часть и замахала водителю… ты бы видел его взгляд…

Именно такими словами Ира любила вспоминать ту давнюю историю – она рассказывала это на каждом семейном торжестве. Текст никогда не менялся, и я продолжил:

– Глаза у него были как два блюдца, будто у андерсоновской собаки.

Мы смотрели друг на друга и молчали. Все уже было сказано. Ира помнила. Она помнила все, что вспомнил вчера я. Утром она еще ничего не помнила, в этом я был уверен. Значит…

– Миша, – сказала она и протянула через стол руку. Я пожал знакомые-незнакомые пальцы и сжимал все сильнее, пока Ира говорила. – Утром, когда я поднялась к себе… не знаю, что случилось и почему… должна была перевести статью… и вдруг накатило… как объяснить… я вспомнила… вспомнила…

– Свою смерть, – прошептал я так тихо, что сам не расслышал.

– Нет, – она покачала головой, – смерть я вспомнила потом, а в первый момент вспомнила нашу свадьбу, как у меня…

– …упала туфля, когда ты выходила из машины, – подхватил я.

– Да.

– Я попытался взять тебя на руки и внести в дом, но не смог, и всем было весело. Лёва поднял туфлю и надел тебе на ногу, а ты сказала, что это должен был сделать я. Тогда…

– ….Лёва снял с меня другую туфлю, передал тебе, и ты надел…

– Еле сумел, – вспомнил я то, чего быть не могло. – Наверно, она тебе жала, так я тогда подумал.

Мы оба замолчали, поняв, что прожитая жизнь была нашей общей жизнью. У нас была общая память, кроме…

– Когда я умер, – тихо произнес я. Почему мне нужно было знать это прямо сейчас? – Что было потом? Ты…

Ира ответила не сразу.

– Я прожила еще три года.

– Ты не…

– Нет, я ни для кого не была обузой.

Она хотела сказать, что обузой для нее в мои последние месяцы был я?

– Не думай глупостей, Миша, – пальцы ее напряглись в моей ладони. Она, как всегда, понимала мои мысли раньше, чем я успевал их додумать. – Я хочу сказать… ты это хотел знать, верно?.. Однажды утром…