Джони, о-е! Или назад в СССР - 2 (СИ) - Шелест Михаил Васильевич Страница 16

— Ну, что, смелые остались — спросил я, — или разойдёмся⁈ Подходите-подходите, не мне же за вами гоняться. Это вообще позор будет. Да и драться не я хотел. Все разом давайте⁈ Я не стану убегать, но, предупреждаю, буду бить ногами.

Мальчишки двинулись в мою сторону, обходя скорчившихся товарищей. Позволив им обступить себя, я сделал имитацию движения рукой к переднему, но ударил ногой правого боковым толчком «ёкогери». Потом аккуратно пробил «маваси» левой ногой первому в печень, а третьего насадил на задний удар правой ногой тоже куда-то в живот. Детей бить ногами по головам я себе категорически запретил.

Финальный аккорд схватки был эффективным и эффектным. Его видели все мои противники, практически добровольно отказавшиеся от боя, потому, что сильно контуженных, слава Богу не наблюдалось. Однако я посчитал необходимым подойти к каждому и спросить, не нужна ли ему помощь. Одному даже помог подняться с земли. К моему удивлению со стороны побитых не имелось претензий. Они смотрели с удивлением, но без злобы. Самый рослый мальчишка, получивший первым и первый очухавшийся, спросил:

— И где это так ногами махаться учат?

— Это называется — боевое самбо. Я ещё у Полукарова тренируюсь с Халиулиным. Знаете такого?

— Да, кто ж его не знает? Мы тут все самбисты. А что мы тебя не видим в зале? — удивился другой крепыш?

— Говорю — же, с Халиулиным занимаюсь с семи часов. Его партнёр. Он на мне готовится к чемпионату Союза.

— Хрена себе! Пацаны, так это же наш пацан, самбист! А как ты… И бокс и самбо? Мы тоже с боксёрами совместно по воскресеньям тренируемся. Они нам дают, мы им. Но чтобы как ты… Охренеть!

Ребята подходили и жали мне руку. Обид не было и слава Богу…

А в середине апреля, когда я пришёл из школы, в моей квартире тихо «шуршали» мужчины в синих рабочих спецовках. Семёныч сидел на стуле за круглым столом слегка уставший. Напротив него сидел человек в сером костюме и что-то писал. Меня они встретили по-разному: товарищ в сером лишь вскинув на меня глаза, причём рука его продолжала писать, а Семёныч, долгим взглядом и скупым словом «привет».

— Привет, — поздоровался я с Семёнычем.

— Здравствуйте, — обратился я ко всем и, посмотрев на открытую дверку в «закрома», спросил. — А что тут происходит?

Мне не ответили.

— О, как! — удивился я мысленно и спросил. — Так, может, я пойду?

Следователь вскинул голову и, спокойно посмотрев на меня, просто сказал:

— Ты нам будешь нужен. Посиди на диване пока.

— Я, во-первых — хочу в туалет, во-вторых — хочу кушать. Можно мне в туалет и кушать?

— Одновременно? — отреагировал на мою шутку своей товарищ в сером.

— Можно и одновременно, только я, пока вы надо мной издеваетесь, сейчас описаюсь.

Следователь посмотрел сначала на меня, потом на одного из «рабочих» и кивнул головой в мою сторону.

— Выведи его.

— Оба, на! Выведи! Я уже задержан? — мелькнули мысли.

Человек в синей спецовке проводил меня к туалету и постоял в открытых дверях пока у меня всё не закончилось. Потом я прошёл на кухню, достал из холодильника жареную навагу, включил электро-кофеварку и сел обедать. «Синеспецовочник» так и стоял в дверях, пока меня не позвал следователь.

— Евгений, э-э-э, Семёнов, ты уже покушал? Тебя можно помучить?

— Нельзя! Детей мучить нельзя! — ответил я и вышел из кухни. — Или вы и своих детей дома мучаете?

— Евгений! — просительным тоном произнёс Семёныч.

— Да, пусть-пусть, — хохотнул следователь. — Говорили мне, что ваш Евгений не простой мальчик. Интересно посмотреть.

— А что на меня смотреть? На мне узоров нет! — с вызовом сказал я.

— Женя! Прекрати! — уже сердито бросил Семёныч тоном «отца».

— А что он запугивает меня! «Можно тебя помучить…». Вы протокол составлять будете? Так вот я обязательно напишу, что вы меня запугивали

— Ничего ты писать не будешь. Писать будет твой отец, как твой официальный представитель. У вас, Евгений Семёныч, претензии к началу допроса есть? — спросил следователь жизнерадостно.

— Не знаю пока, — буркнул Семёныч.

— Ух, ты! Допрос! — отметил я про себя. — Ну, наверное… Золото в таком количестве…

— Можем начинать? — так же весело, не комплексуя от эмоций окружающих, спросил следователь.

Повисла тишина…

— Ну и хорошо. Протокол чуть позже оформим, а пока просто поговорим…

— «Просто» разговаривайте со своим сыном и женой, — буркнул я. — А я просто так с вами разговаривать не стану. Не нравитесь вы мне, чтобы мы с вами просто так разговаривали.

— Ха-ха! — чему-то обрадовался следователь. — Хамишь! Боишься, что ли⁈

— Нечего мне бояться. Я ничего уголовно наказуемого не совершал.

— Как так не совершал? А из каких деталей ты свои усилители собираешь?

— Повторяю для особо «одарённых»: я с вами просто так разговаривать не собираюсь. По закону вы меня не можете допрашивать более часа без перерыва, а с перерывом не более двух часов. Так что, оформляйте протокол, зачитывайте обвинение, тогда и побеседуем.

— Во чешет! — удивился следователь и переглянулся с моим «выводящим». Тот хмыкнул и дернул головой.

— Может ты, и номер статьи уголовно-процессуального кодекса назовёшь?

— Сами не знаете? Как же вас в следователи взяли?

Я пытался вывести следователя из психического равновесия, но он лишь восхищался мной.

— Молодец какой! Так меня! Так! Ничего не соображаю в юриспруденции.

Я сделал вид, что обиделся и, надув губы, сел на диван.

— Ну, протокол, так протокол, — тяжело вздохнул. — Думал без протокола обойдёмся… Так во всём сознаешься. Поругаем мы тебя с твоим отцом и разойдёмся…

— Ха-ха! — рассмеялся я. — А золото, значит, нам оставите?

— Какое золото? — удивился следователь.

У меня ёкнуло сердце.

— Они, что, не за золотом пришли? — панически вспыхнула мысль.

— Ну, как какое? Вы же тут золото-бриллианты ищите? Или что?

— А что, у вас тут есть золото и бриллианты? — спросил следователь, вскинув брови.

— Может быть, и есть, кто ж его знает, — ответил я, так как спина Семёныча никак не подсказывала, как мне нужно было себя вести и что говорить. — Есть у нас золото и бриллианты, папа?

— У меня нет, — буркнул Семёныч. — Давайте уже по существу, товарищ следователь. Что мы, действительно, воду в ступе толчем.

— Вы, гражданин Семёнов, обвиняетесь в хищении секретной радиоаппаратуры, а потому, сидите и помалкиайте, пока вас не спросят. Сейчас вы, как представитель свидетеля, имеете, замечания по началу допроса?

— Не имею, — буркнул Семёныч. — откуда мне знать, что эта техника секретная, если она на свалке валялась. У меня на все детали бумаги имеются, что они списанные.

— Мы ещё узнаем, кто вам эти «бумаги» подписывал. Разберёмся.

Да, мать его! Допрашивали меня в качестве свидетеля по обвинению Семёныча практически в государственной измене. Статья примерно звучала, как «передача заграницу изобретений, составляющих государственную тайну». Причём, как я понял, это была не статья уголовного кодекса, а статья какого-то указа о государственной тайне.

Кроме этой статьи, предусматривающей наказание в виде лишения свободы сроком до десяти лет, Семёнычу инкрементировали расхищение социалистической собственности в виде радиаторов и точёных на станке нержавеющих ручек.

— Всё, мля, крындец нашей «лавочке», — подумал я. — Что ж так криво-то всё получилось? И это они до золота ещё не докопались. А ведь докопаются!

Меня допрашивали час ровно. Потом следователь самолично допрос прекратил и дал подписать протокол Семёнычу. А я ещё подумал: «Разве можно быть одновременно и обвиняемым, и свидетелем? Даже формально?»

— Всё, — сказал, следователь. — Допрос закончен вовремя. Претензий нет? Нет? Хорошо. Задерживаем мы твоего папу до выяснения обстоятельств дела. Ты с нами сотрудничать не хочешь, хамишь, рассказывать, кто тебя научил радиоделу тоже не желаешь. И разговаривать просто так со мной не хочешь. А это может быть и повлияло бы на выбор мной меры пресечения, так сказать.