Адмирал (СИ) - Андрей Алексеевич Панченко Страница 20

— Там были только наши моряки и аргентинские граждане! — заупрямился генерал.

— Мюллер, Борман, ваши граждане? Военные преступники которых разыскивает весь мир? Или может быть Гитлер гражданин Аргентины? — засмеялся я.

— Гитлер⁈ Он мертв, это известно всем! — самоуверенность сползла с лица генерала, мне кажется он не был в курсе кого везли в той злополучной субмарине. Он без сомнения знал, что Аргентина сейчас заполняется немецкими и итальянскими беженцами, но то что я ему сообщил, для него сюрприз.

— И тем не менее это так! Вы же понимаете, что вашу страну в порошок сотрут, за то, что вы пытались сделать⁈ Не только принять на своей территории этого монстра, но и прямо заявить, что вы предоставили ему убежище и гражданство! У вас был шанс выйти сухими из воды, заяви вы, что не знали о пассажирах и самой лодке, списав всё на подпольную организацию бывших фашистов, но нет, вы даже попытались его отбить у Советского военно-морского флота! Впрочем, этого уже не изменить, нам нужно решить насущные вопросы. Про пленных и убитых я вам всё сказал, теперь вопрос номер два. Капитуляция!

— Вы хотите обсудить условия вашей капитуляции? — криво улыбается аргентинский генерал — понимаю. Положение ваше незавидно. Линкор на дне, а подкреплений вы не дождались. Та эскадра, что стоит на рейде, не вошла в порт, и с ней в состоянии разораться наша авиация. Людей у вас мало. Ну что же, давайте обсудим. Что вы предлагаете?

— Ошибка господин генерал. Мы тут что бы обсудить капитуляцию ваших войск! — рассмеялся я — вы правы, пока эскадра не вошла в порт. Но это пока! К тому же сейчас сюда идут силы не соразмерено больше тех, которые вы видите. Америка, Англия и СССР уже направили к вашим берегам войска и флот. Я не говорю уже про Бразилию, которая спит и видит, чтобы снова провести свои войска парадом по Буэнос-Айресу. Я попросил союзников пока воздержаться от активных действий. Зачем лишняя кровь? Судьба Аргентины предрешена. Теперь осталось только решить, как вы хотите завершить это дело. Утопив свою страну в крови и превратив её в развалины, или сберечь жизни ваших солдат и гражданских, сдавшись на милость победителей. Мои условия просты и понятны. Виновные во всём произошедшем должны быть выданы для справедливого суда, армия и флот разоружены, Советскому Союзу должны быть принесены официальные извинения и выплачена разумная контрибуция, правительство должно уйти в отставку, новые выборы пройдут под контролем оккупационных властей, чтобы не допустить к приходу к власти новых пособников фашизма. Кроме того, Аргентина должна выдать всех сбежавших на её территорию нацистов! Альтернатива этому, только безоговорочная капитуляция!

— Однако! До того, как к вам подойдут подкрепления господин адмирал, мы успеем сбросить вас в море! Что бы захватить базу вам пришлось снять моряков со своих кораблей! У меня тут почти двадцать тысяч солдат, которые по моей команде готовы немедленно вступить в бой! Вы не в том положении, чтобы диктовать условия! — генерал нервничал, это было заметно, но и идти на попетую ему совершенно не хочется.

— Вы можете попробовать, и даже возможно у вас и получится. Только перед вами советские моряки, которые прошли жестокую войну и победа не будет лёгкой! А вот последствия ваших необдуманных действий будут далеко идущими, и не только для вас! Впрочем, это ваше дело. Доведите мои слова до вашего руководства. Времени вам даю сутки, потом будет поздно и я не в силах буду вам помочь. Всего доброго господин генерал, надеюсь первую часть наших договорённостей мы оба выполним. Этот вопрос в вашей компетенции, и ничего нам с вами не стоит — я поспешил завершить разговор, так как чувствовал себя неважно — мы уходим, вопросом обмена с нашей стороны будет руководить капитан второго ранга Гришин!

— Как думаете товарищ адмирал, они согласятся? — идущий рядом со мной Гришин цел и выглядит как огурчик. За время боёв его по счастливой случайности миновали пули и осколки. Морпех переживает не за капитуляцию врага, его больше всего беспокоят наши раненые, которых мы не смогли уберечь. Отделение защищавшее перевязочный пункт полегло полностью, и враги смогли добраться до раненых только перешагнув через их трупы, но всё равно Гришин винит себя.

— Я думаю, что нету парней в живых… Этому генералу известно слишком многое, чего знать он не должен. Развязать язык можно любому, главное знать, как. После такого допроса обычно не выживают, да даже если они и живы, нам их не покажут, тогда слишком много вопросов к ним возникнет. Но всё же надежда есть, маленькая такая, не больше процента, но есть — высказал я своё мнение.

— Суки! — потемнел лицом Гришин — фашисты, ненавижу!

— Любить их не за что, ты прав — согласился я — Будь моя воля, и будь у нас силы, этих переговоров бы не было. Но ты сам должен понимать в каком мы положении, нашим до нас несколько недель добираться, а союзнички вот-вот будут тут, и тогда всё зря! Кроме этой базы нас никуда не пустят! Я тебе обещаю, если с мужиками что-то нехорошее случилось, мы отомстим! Виновные понесут наказание! А сейчас пойдём быстрее, а то я прямо тут упаду, не хорошо мне что-то…

Сутки тишины и за эти сутки сделано не мало! Порт постепенно превращается в крепость. Под руководством Гришина, морпехи спешно оборудуют огневые точки, резервные позиции. Сейчас почти все мои моряки вооружены трофейным стрелковым оружием, к которому у нас в достатке боеприпасов. Захваченный и чудом уцелевший после бомбёжек склад ломился от немецких автоматов и пулемётов. Аварийные партии медленно, но верно возвращают линкор к жизни. Сверкает сварка в руках механиков, они заделывают пробоины, шумят мотопомпы откачивая воду из затопленных помещений, линкор уже поднялся с грунта, и сейчас хотя бы с помощью буксира способен передвигаться по акватории. Работы ещё много, но в одном из машинных отделений уже работают специалисты, пытаясь заставить работать немецкие моторы. Заканчивается монтаж резервной радиостанции, скоро мы не будем завесить от союзников и сможем нормально пообщаться с родиной. Ох и прилетит мне по шапке за излишнюю инициативу! О том, что я провёл переговоры с аргентинскими военными нашим известно, а вот чего я потребовал они не знают. Вполне возможно я влез не туда. Да что там, это точно! Я уверен, наши дипломаты сейчас ведут множество переговоров, строя хитрые схемы, не зная, чего тут мутит Жохов!

Союзники тоже пока молчат и даже полёты своих самолётов прекратили. Палубу авианосца спешно ремонтируют. С Рейманом мы больше не общались, а вот Фернандосом связь поддерживаем. Всё же через его крейсер с командованием общаемся. Бразильский адмирал или правда не в курсе, чего в мире делается, или делает вид. Он сообщил мне только, что большая группировка бразильских войск, усиленная танками и самолётами, готова в ближайшее время перейти границу и приступить к военным действиям. Что собираются делать американцы мне неизвестно.

Через полчаса мне нужно быть в знакомой палатке, где продолжаться переговоры. Понятно, что мои условия аргентинцы не выполнят, но хотя бы время ещё потяну, всё нам полегче будет.

— Чего там с рацией! Возитесь уже почти два дня, а толку нет! — я не доволен, мне бы перед новым раундом инструкции получить, а я ни хрена не могу ни с кем связаться. Я на радистов ворчу, ругаюсь, психую, но они делают всё что могут. Самый главный специалист со своими наиболее квалифицированными подчиненными погиб в развалинах радиорубки, а эти парни были на берегу и корректировали огонь. Туда самых салаг отправляли, которые телом покрепче, а как специалисты пожиже, и вот только они и остались у меня. И тем не менее, у них почти всё готово, осталось только настройка. Парней жалко, но я всё равно гоню их как на убой! От них много зависит, и хоть они впервые эту рацию монтируют, справляются они не плохо, однако я про это молчу. Поощрить я их всегда успею, главное, чтобы у них боевой задор и мотивация не проходили. Эх немного не успели… — почему готовую рацию, наладить не можете⁈ Вы же её там не с ноля строите из консервных банок и помёта чаек, вы просто резервную устанавливаете! Ты понимаешь, что сейчас от тебя всё зависит⁈ Чего молчишь⁈ Отвечать!

— Нам нужен ещё час товарищ адмирал! — красный как рак радист стоит передо мной уже, наверное, в десятый раз. Чего он только уже не выслушал от меня — тут тонкая