Гай Орловский - Ричард Длинные Руки – король Страница 38

Я проговорил так же неспешно, словно не слыша:

– Хотя вообще-то знаю…

– Ваше высочество?

– В землях Варт Генца, – объяснил я, – вашего основного соперника, тоже бушует гражданская война. Иначе бы вам пришлось плохо. Ладно, каково положение дел сейчас?

– Сравнительно устойчивое, – доложил он с готовностью. – Принц Себастиан, как вы, наверное, знаете тоже, не согласился с решением лордов и, отступив с небольшим отрядом сторонников, делал набеги на земли лордов, признавших вас принцем-регентом.

– Делал, – повторил я, – это прошедшее время. А что сейчас?

Он развел руками в жесте сожаления, искреннем или притворном, не угадать, ибо голову опустил, пряча глаза.

– Два месяца назад он был тяжело ранен, долго болел, но оправиться так и не сумел. С его смертью сопротивление практически прекратилось, многие лорды ушли из его лагеря, а дружины распустили по домам.

Я поинтересовался:

– А бароны Малькольм Маунтбеттен, который владетельный хозяин земель Кленрольда и Таутбента, и барон Аманар Камберленд, лорд Гритстокса?

Он сказал уважительно:

– У вас хорошая память, ваше высочество.

– Вынужден, – ответил я сухо.

– Эти двое, – сказал он, – самых верных соратников принца Себастиана сложили оружие и признали своим сюзереном принца Теодориха, которому сейчас семь лет.

Он замер, ожидая вспышки сюзеренного гнева, но я подумал, кивнул.

– Все верно.

– Ваше высочество?

– Они, – пояснил я, – сохранили свою честь. Я не собираюсь гневаться, оба молча признали мое регентство на то время, когда будет подрастать Теодорих.

– Вы поняли мотивы их поступков верно, ваше высочество.

– Как остальные?

– Если учесть, – ответил он с поклоном, – что барон Маунтбеттен и барон Камберленд были главной опорой сопротивления, а теперь они на вашей стороне…

– Нейтральны, – уточнил я, – но это меня устраивает. Судя по вашему виду, бунтующей мелочи много?

– Открытых выступлений нет, – заверил он. – Разрушений было слишком много, королевство отстраивается, и все думают только о том, как выжить.

Я хлопнул ладонью по столу.

– Ладно, сделаем так. Пока еще зима, вся знать сидит в своих домах в столице, потому созвать Малый Совет будет нетрудно.

Он сказал с подобострастием:

– Даже Большой!

– Большой не надо, – оборвал я. – Его не годится собирать в спешке. Для Большого необходима величавость и эпическая неторопливость в подготовке, а мне пора ехать дальше. К тому же оба понимаем, Большой – всего лишь дань уважения древнейшим традициям и жест для народа, якобы с ним считаются, ну да, еще бы, на самом же деле решает все Малый.

Он возразил торопливо:

– Решаете все вы, ваше высочество!

Я усмехнулся.

– Вот вы какие громкие заявления начали делать, когда поняли, что ничего решать не собираюсь?..

Он воскликнул, все же смутившись:

– Ваше высочество!

Я сказал успокаивающе:

– Правильно, барон. Учтивость должна присутствовать во всем. Тогда сделаем так: срочно разошлите всем приглашение явиться во дворец, где я проведу беседу и познакомлюсь с народом. Заодно скажите, что утром планирую отбыть, так что, если кто закапризничает и восхочет отложить визит на позднее время, тот меня не узрит.

Он открыл рот в изумлении, но спохватился, ответил с поклоном:

– Распоряжусь немедленно!

Я сделал движение пальцами, словно чуть отодвинул на столе чашку, и он, все поняв, поспешно метнулся к двери.

Разумеется, самостоятельным и самолюбивым лордам, подлинным хозяевам королевства, не понравится мое приглашение, высказанное в таком повелительном тоне, что и понятно, у каждого самолюбие раздуто до того состояния, что вот-вот лопнет, однако же понятно, это не каприз принца-регента, а необходимость, если завтра с утра планирую мчаться в Варт Генц, где в самом деле все горит…

Я подошел к окну, посмотрел из-за шторы. Многие уже съезжаются, даже не получив от сэра Гордона приглашения. Информация – великая сила, все хотят быть информированными.

Глава 10

Вернулся он через час, поклонился с порога и доложил без всяких долгих церемоний, что гонцы разосланы за всеми дальними лордами, а в городе глашатай прокричал на городской площади насчет собрания лордов в королевском дворце ввиду прибытия принца-регента Ричарда Завоевателя.

– Встревожены? – поинтересовался я с любопытством. – Все еще побаиваются, что я посматриваю на корону?.. А вы что думаете, сэр Гордон?

Он ответил уклончиво:

– Опасно быть правым, когда правитель ошибается.

– Ого, – сказал я, – вообще-то об уме правителя судят по тому, каких людей он приближает.

– Ваше высочество?

– Вас я еще не повесил, – сообщил я. – Значит, доверяю.

– Доверяете, – согласился он, – потому что знаете, править трудно. Потому умные с охотой препоручают эту обязанность дуракам – для тех трудностей не существует!

Я посмотрел на него исподлобья.

– Не понял…

– Ваше высочество?

– Это вы меня так изысканно дураком назвали?

Он в испуге всплеснул руками.

– Ваше высочество, как посмею?.. К тому же мы знаем, вы никогда не стремились к трону. Потому вам так и совали со всех стороны короны! А иначе разве подошли бы к вам с короной близко?.. У вас потом обратно не выхватишь!

Я поморщился.

– Вот какая у меня двойственная репутация?.. Ладно, работайте на славу королевства, а я пока пройдусь…

– Ваше высочество?

– По дворцу, – пояснил я. – Должен я знать, где у меня что лежит, или как?.. Сопровождать не надо, я же дома или где?

Он воскликнул поспешно:

– Как скажете, ваше высочество!.. Это ваше королевство!

Обход занял пару часов, если не больше, королевство – хозяйство большое, потому следит за ним разветвленная канцелярия, разбитая на отделы и департаменты.

Я делал вид, что просматриваю документы, сверяю цифры ожидаемых налогов и уже собранных, хотя что там сверять, народ одинаков во всех королевствах, на самом деле больше присматривался к служащим, стараясь понять, как относятся на самом деле к такому правителю.

Жаль, во всех конторах одни доминанты, ни одной субдоминантки, придется спуститься в общий зал, там придворные дамы, еще когда шел во дворец, уже строили глазки, даже не узнав, хто я за, а теперь, понятно, проблем не будет, но слишком уж просто и прямо, это похоже, как если бы пошел на улицу красных фонарей и там выбирал ту, что подходит лучше всего для моих змеиных нужд.

Хотя самые умные или хитрые должны бы догадаться делать вид, что идут в библиотеку или в консерваторию, вроде бы результат тот же, но не так явно, все мы нуждаемся в некоторой романтизации этой процедуры, и даже с проститутками чаще всего сперва начинаем «за жизнь» или хотя бы спрашиваем, как зовут, хотя имя ли нам от нее нужно?

И все-таки я усмотрел одну в моем вкусе. Хотя вообще-то у меня вкус широк, как человек у Достоевского, но эта особенно в моем вкусе.

Она строго указывала слугам розовым пальчиком, какие цветы нужно полить в первую очередь, я залюбовался ее грациозной фигуркой, до пояса и выше она видна, и заслушался звонким голоском, чистым и то звенящим от возмущения, то почти умоляющим.

А еще что тронуло сердце, на ее розовых пухлых щечках то и дело проступают умильные ямочки.

Я сбавил шаг, почти остановился возле нее и заметил сочувствующе:

– За что вас заставили присматривать за слугами?

Она оглянулась, в больших детских глазах метнулся испуг, вот уж не думал, что выгляжу страшным, сказала торопливо:

– Почему заставили? Я сама… мне жалко, что цветы здесь вянут… Они думают, что если здесь почти никто не ходит, то пусть погибают?

– Благородно, – сказал я. – Меня зовут Ричардом Завоевателем, а вас, леди?

– Сильвия Кристен, – ответила она.

– Кристель? – спросил я.

Она покачала головой.

– Нет, Кристен. Не понимаю, почему многие переспрашивают. Сильвия Кристен, на мой взгляд, звучит лучше! И род наш настолько древний, что…

Она замолчала, покосилась на слуг, что задвигались с утроенной скоростью.

– Да, Сильвия, – ответил я. – Вы очаровательны, Сильвия. Но, думаю, вам это говорят постоянно, а ничего лучше я придумать не могу.

Она улыбнулась шире, и ямочки превратились в подобие полумесяцев, это так трогательно, что у меня дрогнуло сердце.

Я учтиво поклонился, она присела в реверансе, я отправился продолжать обход и все время чувствовал ее взгляд строго посредине между лопатками, то ли недоумевающий, то ли еще какой, мужчины в оттенках не разбираются и не должны разбираться, а кто разбирается… разве мужчина?

И все-таки пока даже Альбрехт не знает всей глубины и широты перемен, которые ожидает мир… или, по крайней мере, этот регион. Разве что Аскланделла, эта странная принцесса, что поняла почти все, что я задумал, и даже оформила в правильные строгие слова, в то время как я действовал бы скорее по наитию.