Сен ВЕСТО - ПРОГНОЗ ПОГОДЫ НА УТРО. Сказка для всё познавших Страница 16

Адвокат озабоченно пожевал губами и неохотно стал выползать из кресла. Тогда только наверх, сказал он. Не упрямьтесь. Но я уже был там, напомнил я, закипая. И как? – спросил Адвокат без особого любопытства. Как обычно, ответил я. Вы долго еще здесь меня будете мариновать? Адвокат подпер задом край стола и, сложив на груди руки, крепко задумался. Знаете что, осторожно сказал он. А вы не пробовали проникнуть сюда по частям? Что вы там болтаете, нетерпеливо произнес я, озираясь по сторонам. По каким еще частям? Что значит – по частям? Ну, вот вы стремились сюда как бы все душой, правильно? Всем, так сказать, своим объемом, а вы попробуйте сейчас: фрагментарно и без лишних движений, мм?.. Попробуйте, у вас это обязательно получится, я знаю…

Он стоял не досягаемый, далеко внизу, засунув руки в глубокие карманы брюк, спокойный, душегуб, невыносимо уверенный, что деваться мне некуда и я непременно стану прислушиваться ко всем его рекомендациям и всему тому паскудству, которое он там, не досягаемый, сейчас несет, и буду немедленно все это принимать к исполнению.

В коридоре неразборчиво и сипло орали, гремели мощами, стучали ногами по полу и изо всех сил хлопали дверью. Кто-то сказал: «Да, Черт возьми, да!.. Нет. Да держите же, сейчас все тут разнесет!..»

– И что самое главное, нельзя ни при каких обстоятельствах терять бдительности, необходимо следить за языком, который все время норовит назвать Шарон Юлей, а Юлю Вирджинией. Не правда ли, схожесть имен примечательная? Очень легко можно схлопотать по физиономии. Это следующее. Впрочем, через какое-то время хождение по краю начинает терять вкус, но приучает к дисциплине… Хотите ся-энвич?

Помявшись, я предложил, испытывая обязывающую неловкость, выпить персикового соку. Когда мы разделались с самым большим персиком, Адвокат взял из пачки новый лист бумаги и принялся долго и смешно рассказывать, как опасно бывает не обращать совсем никакого внимания на слабый пол и какие это за собой может иметь просто катастрофические последствия, когда начинают мстить за свою непривлекательность, и что самым разумным в этом случае было бы, не вдаваясь в крайности, держаться на почтительном расстоянии от эпицентра вредоносных поползновений, уделяя скрупулезно рассчитанное внимание зонам повышенного риска, предусмотрительно отпуская во все стороны и направления общеизвестные, общепринятые и общедоступные комплименты в обмен на долгую, здоровую и счастливую жизнь. …Стул был крепкий, темного дерева, выглаженный и отполированный, – немножко потерт в углах и чуточку ворсист в промежностях, однако выглядевший тем не менее как нельзя лучше в этом угрюмом ансамбле подозрительных ассоциаций и мрачных предчувствий. От прочей фурнитуры он отличался примерно так же, как объезженный добрый боевой конь отличается от стада диких кобылиц, массы стремительных не доеных лошадиных сил и все впустую. Отсутствие, как это бывает принято у стульев, какого бы то ни было намека на наличие подлокотников, замечательная резьба, вместительное седалище с довольно непривычным решением дизайна – плоскость прямоугольного сиденья с острыми углами была словно бы аккуратно вдавлена на глубину ступни, – прочно упиравшиеся в пол звериные лапки на каких-то, уже лишних, на мой взгляд, каблуках, скромный зелененький пуфик под задницу, но неожиданно высокая спинка с наитщательнейшим образом выполненным на ней тиснением и достаточно невзрачной графикой на тутмосскую тематику, – был он несколько жестковат в пояснице и заметно прямолинеен в тазу (пуфик то и дело устремлялся куда-то вперед, где поглубже, – так что все время хотелось лечь), этот стул, однако здесь сейчас это был единственный предмет, который годился на нечто большее, чем просто на него смотреть: на нем можно было сидеть и даже раскачиваться. Пупырышек, думал я, раскачиваясь на стуле и вежливо улыбаясь в сторону стеллажей с книгами. То же мне Нобель дер Вельт. Собеседник произносил много странных слов.

В данном случае мы чрезвычайно близки, объяснял он, пристально всматриваясь мне в лицо темными бессовестными глазками младенца, я – это ты. Я бы определил это даже как единство предопределенностей. Пироги с одним общим содержанием. Томно поводив широким плечом, он невероятным усилием вывернул наружу пальцы рук, с хрустом потягиваясь и запрокидывая голову, единым взором охватил верхние полки, вытянул из пачки чистую бумагу и, вновь склоняясь, принялся что-то чиркать. Я с сомнением глядел на его большие уши, одно из которых некогда было сломано бездарно поставленным, но тяжелым боковым ударом, на его прямой, совсем неплохо сохранившийся нос и чистые ухоженные пальцы молодого живописца. Он был непредсказуем. Еще один, с внезапной тоской подумалось мне. Пирог.

– Не исключено, – прервавшись, продолжал он с суровостью, уставившись в одну точку на столе, – что вас будут спрашивать не о том, о чем бы вам хотелось, чтобы вас спросили, и, возможно, совсем не о том, о чем обычно принято спрашивать в таких случаях. Не исключены беседы на отвлеченные темы. Придется потерпеть.

– Ни хрена себе, – сказал я. – Я боли боюсь.

– Мы все ее боимся, – согласился Адвокат. – Каждый в меру своих сил. Не акцентируйтесь сейчас на этом. Интенсивные меры воздействия в процессе дознания здесь достаточно редки. Правда, это не делает их более привлекательными. Давайте не будем во всем видеть одну только мрачную сторону. Притчи возможны. Анекдоты. Дискуссии желательны. И я категорически настаиваю: никаких иллюзий относительно того, что должно было бы произойти, но по каким-то причинам не состоялось. Вы меня понимаете? Присяжный народ, между нами, какой-то странный пошел: все на одну морду, похожие, неподвижные, молчаливые, как и не живые вовсе… – Он оторвал глаза от стола и взглянул на меня пронизывающе. – Но я не мог бы рекомендовать вам подвергать верность каких бы то ни было домыслов проверке. Возможно, они в самом деле там будут использоваться в таком качестве, и это нас не касается, это не нашего с вами ума дело. Критиковать много можно и нужно, здесь это любят. Опережайте формой концепцию – здесь это ценят… – Адвокат затолкал за отглаженный отворот белой рубашки свой темный на сгибах, мозолистосуставный и коротко остриженный указательный палец. Потом он откинулся в кресле. – Думайте, что и как сказать. Со сдержанностию. Негромко. И как можно меньше движений. Всякого рода объятия, бега и прыжки в длину. И упаси вас предусмотрительность начать во время выступления кашлять, это может быть неверно истолковано. Это по поводу того, что можно. Предпочтительно также пальцы рук собрать в кулак, это допускается, это – адекватно, это – симптоматично, – он собрал пальцы руки в кулак, – главное, не забывайте, что здесь вас не ждали и вообще. Тут вам не дилетанты какие-нибудь, не кроткое и на все согласное содружество какой-нибудь инквизиции.

– Филиал Страшного Суда, – с прежним неприятным чувством пробормотал я. – ФСС.

«…Увидимся приблизительно, скажем, без пяти девять, – забубнили в коридоре. – Как – нормально?»

Ничего себе приблизительность, пронеслось у меня в голове.

– И ничего смешного тут нет. Именно филиал. На кооперативных началах, если угодно.

Адвокат продолжал смотреть на меня строго и непредвзято. Вынув палец из-за ворота, он внезапно подался вперед, похлопал меня по руке и размягченным голосом попросил:

– А сказки будете рассказывать дома – своей бабушке. Это, – он, не глядя, приподнял мои тезисы за ушко и подержал несколько времени, – оставьте у себя и больше никому не показывайте. Теперь коснемся судьбы вашего будущего. Воспринимайте меня не более чем и.о. судебного логографа. Вам, несомненно, известно, что такое есть в сложившихся обстоятельствах и.о. судебного логографа? Вот и воспринимайте. В мыслях я буду с вами, защищаться будете, разумеется, один – как у древних греков, тут это любят: с помпой, с чтением стихов, распитием напитков, симпосием и прочим сопутствующим безобразием. Когда предусмотрительно судят не столько за то, что совершено, как я уже имел случай вам пояснить выше, но скорее за то, что с высокой степенью вероятности готово произойти и потому, понятно, может уже с полным правом считаться, так сказать, фактом де-юре. Ибо ни один проступок, ни одно преступление не должно остаться без трезвого и непредвзятого внимания. Если вы недоуменно спросите: да, но причем здесь я? – я вам ничего не отвечу. Очевидно, в том проявляется некая природная закономерность, вы меня понимаете? Снимайте носки.

Глаза собеседника лучились доброжелательностью.

Я провернул в голове серию из возможных вопросов и ответов и начал стягивать правый носок, собеседник оказал мне внимание, немедленно нависнув над столом, упираясь в мои тезисы кулаком с зажатым карандашом, двумя пальцами другой руки придерживая очки за массивную роговую оправу, чуть-чуть приподнимая и отводя в сторону мизинчик.