Уильям Гибсон - Периферийные устройства Страница 46

Бертон вылез со своей стороны и обошел машину.

Коннер вывернул шею, чтобы видеть Флинн:

– Давай скорее туда, где есть все пальцы.

– Не забывай, кто тебя туда вытащил. Мой брат тут совсем охренел. Воображает, будто мы затеяли стартап и он – гендир. Не будь таким же.

– Пальцы, ноги-фигоги, мне ничего больше не надо. Привез катетер. В гермопакете в багажнике трайка.

– Ах как интересно, – сказала Флинн.

Бертон отстегивал Коннера от трайка.

– Дамы и господа, – произнес Мейкон, распахивая изнутри закрашенную серым стеклянную дверь, – наш североамериканский флагман рад приветствовать гостей.

На нем была строгая голубая рубашка с черным полосатым галстуком, застегнутая на все пуговицы и накрахмаленная, но не заправленная в драные джинсы.

– Солидно, – сказала Флинн, увидев за спиной Бертона Шайлен в темно-синей офисной юбке и таком же пиджаке. Даже копна волос выглядела деловой прической.

– Привет, Шайлен, – сказал Бертон.

Он нагнулся и взял Коннера на руки, словно неходячего десятилетнего ребенка. Коннер закинул левую – единственную – руку Бертону на шею. Судя по всему, привычным жестом.

– Привет, Коннер, ты как? – спросила Шайлен.

Флинн чувствовала в подруге какую-то перемену, хотя не могла бы сказать, что именно не так.

– Помаленьку. – Коннер подтянулся на согнутой руке и звонко чмокнул Бертона в щеку.

– А ведь я могу просто бросить этого ушлепка на асфальт, – проговорил Бертон, словно размышляя вслух.

– Уйдем с чужих глаз, – сказал Коннер.

Мейкон отступил с дороги. Бертон с Коннером на руках шагнул вперед, Флинн за ним, Шайлен вошла последней и закрыла дверь.

Просторное помещение ярко освещали светодиоды в прозрачных желтых проводах. На заляпанных краской гипсокартонных стенах четко выделялись места, где раньше были прилавки и перегородки. Кто-то уже пропилил сюда прямоугольную дыру из заднего помещения фабы и завесил ее с другой стороны синим полиэтиленом. На полу перед дырой лежали две новые электропилы.

Чуть дальше стояли три больничные койки с белыми матрасами в не до конца снятой пузырчатой пленке, три капельницы и штабель упаковочного пенопласта высотой с Флинн.

– Что это? – спросила она.

– Тлен продиктовала, я заказал, – ответил Мейкон.

– Я думала, ты лазарет открываешь, – заметила Флинн. – Для больницы что-то сильно говнецом припахивает.

– Сантехник уже выехал, все исправит, – сказала Шайлен. – Электрика в норме, мини-пейнтбольщики поставили розеток – хоть попой ешь. Буду помаленьку прибираться в перерывах между основными делами.

– Мы снова туда, верно? Койки для нас? – спросила Флинн.

– Коннер первый, – ответил Бертон, укладывая того на ближайшую.

– Только что закончил печатать ему новый телик, – сказал Мейкон. – Такой же, как у тебя, Флинн. Тлен считает, ему надо поскорее акклиматизироваться. Пока его перифераль упражняют с помощью облачного ИИ.

Флинн глянула на Мейкона:

– Ты уже во все въехал?

– Главная часть работы. По большей части все логично, но иногда упрешься в такое, что кажется невозможным или в корне неправильным. Тогда Тлен либо объясняет, либо говорит не брать в голову.

Флинн обернулась. Бертон разговаривал с Шайлен. Слов было не разобрать, но чувствовалось, что Шайлен уже не лезет на стенку, как раньше, стоило им оказаться рядом.

– Она продала фабу? – спросила Флинн.

– Да, – ответил Мейкон. – Не знаю за сколько, но, думаю, за много. Очень кстати, а то я в последнее время здорово замотался, а она тут как рыба в воде.

– Как она с Бертоном?

– Нормально.

– Был напряг. Еще день или два назад.

– Да, – согласился Мейкон. – Но при том она ухитрялась кормить себя и еще многих в городе за счет дела, которое было не «Мега», не лепка наркотиков и хотя бы отчасти не левое. В этом смысле, я бы сказал, она не изменилась. Просто стала сосредоточенной.

– Я не думала, что она когда-нибудь успокоится насчет Бертона.

– Что тут действительно меняется, – продолжал Мейкон, – так это экономика.

Флинн вспомнила, как они в старших классах изучали гражданское право. Мейкон тогда единственный понял про коллегию выборщиков. Сидел очень прямо и объяснял им всем. С таким же, как сейчас, выражением лица.

– В каком смысле? – спросила она.

– На макро– и микроуровне. На микроуровне Пиккет уже не самый богатый человек в округе. – Мейкон поднял брови. – А вот на макроуровне супержесть. Рынок взбесился, все стоят на ушах, Хома гудит, слухи ходят самые бредовые. И все с тех пор, как Бертон вернулся из Дэвисвилла. Это все устроили мы. Мы и они.

– Кто «они»?

Флинн вспомнила, как хорошо он соображал в математике, лучше всех, но после школы не смог пойти в колледж: надо было кормить семью. Мейкон, наверное, самый умный из ее знакомых, сколько бы ни прикидывался дурачком.

– Тлен сказала, кто-то еще оттуда сумел к нам проникнуть. Ты знала?

– Да, – кивнула Флинн. – Нанимают людей, чтобы нас убить.

– Угу. Тлен говорит, сейчас на рынке есть две разные аномальные пролиферации субсекундных экстремальных событий. Мы и они. Ты петришь в субсекундной финансовой фигне?

– Нет.

– На рынке действует уйма хищных трейдинговых алгоритмов. Они эволюционировали и научились охотиться стаями. У Тлен есть люди, которые заставляют эти стаи работать на «Сольветру» так, что хрен кто заметит. Но те, другие, у которых свой черный ход к нам, обладают такими же инструментами или очень похожими.

– И что это значит?

– Что-то вроде невидимой мировой войны, только в экономике. Пока, по крайней мере.

– Мейкон, душа моя! – крикнул с больничной кровати Коннер, обрамленный ореолом разорванной пузырчатой пленки. – Принеси раненому бойцу его катетер, пока какая-нибудь сволочь не сперла.

– А может, я просто сошел с ума, – сказал Мейкон, поворачиваясь к двери.

Флинн прошла в самый дальний угол, за койки и капельницы, и остановилась перед грязным зарешеченным окном. Углы были затянуты пыльной паутиной с мертвыми мухами и паучьими яйцами. Представила, как дети стреляют пейнтбольными шариками по маленьким роботам и танкам в большой песочнице, которая когда-то занимала всю центральную часть помещения. Такое чувство, что это было сто лет назад. Даже два дня казались огромным сроком. Флинн вообразила, как паучьи яйца проклевываются и оттуда лезут не пауки, а неведомо что.

– Хищные алгоритмы, – сказала она.

– Чего-чего? – переспросил Коннер.

– Понятия не имею.

66. Падуны

– Она тебе позвонит, – сказала Тлен, передавая Недертону дугообразную полоску бесцветного пластика, вроде женского обруча на волосы. – Надень.

Недертон глянул на обруч, потом на Тлен:

– Надеть?

– На лоб. Не ел, надеюсь?

– Она велела подождать.

Нехорошие предчувствия у него возникли еще раньше, когда Тлен вошла, держа в руках стальной тазик, с которым встречала Флинн. Сейчас тазик стоял на полу, подле самой большой секции кожаной обивки.

Появилась эмблема Лоубир.

– Да? – спросил Недертон раньше, чем она запульсировала.

– Автономный отсекатель, пожалуйста, – сказала Лоубир.

Тлен уже спускалась по лестнице, стальные тросы вибрировали под ее шагами. Недертон опасливо надел обруч, ближе к волосам, чем к бровям.

– Советую лечь, – произнесла Лоубир тоном стоматологической медсестры.

Он нехотя лег, обитая кожей койка с чрезмерной услужливостью подстроилась под его голову.

– Закройте глаза.

– Терпеть этого не могу, – сказал Недертон, закрывая глаза.

Теперь осталась только эмблема.

– С закрытыми глазами считайте до пятнадцати. Потом откройте их.

Недертон не стал считать. Ничего не происходило. Затем на мгновение эмблема Лоубир стала как на древнем фотографическом негативе. Он открыл глаза.

Мир перевернулся, швырнул его вниз.

Недертон лежал, свернувшись клубком, в совершенно сером месте. Слабый свет был таким же серым, как все остальное. Потолок нависал так низко, что нельзя было бы встать или даже сесть.

– Прибыли, – сказала Лоубир.

Недертон вывернул шею. Почти перед самым его лицом копошилось что-то немыслимое. Раздалось короткое лающее поскуливание, и Недертон понял, что сам и скулил.

– Австралийские военные зовут их падунами. В местном фольклоре есть такое животное – медведь-падун, убивает туристов, сваливаясь им на голову, – сообщила Лоубир. Тупорылая мордочка, похожая на коалью, не двигалась при ее словах, чуть приоткрытая пасть демонстрировала немлекопитающее обилие крохотных острых зубов. – Устройства-разведчики, маленькие, расходные. Их десантировали на парашюте, затем переместили сюда. Как вы себя чувствуете?

Пустые серые глаза были круглые и гладкие, как бусины, одного цвета с безволосой мордочкой. Вогнутые уши – или локаторы – судорожно поворачивались, одно независимо от другого.