М. Таргис - Песнь камня Страница 11

– Герр граф… – пролепетала Янина спустя мгновение или вечность, когда он отпустил ее.

– Меня зовут иначе, – фон Кларен снова опустился в кресло. – Идите, Янина. Идите и постарайтесь отдохнуть. Завтра будет долгий день.

– Это вам следовало бы отдохнуть… Альби, – ответила она. – В любом случае, вам будет тяжелее всех.

– Спасибо, что напомнили, – усмехнулся он. – Но я ценю вашу заботу. – Он окинул рассеянным взглядом стол и вдруг взял лежавший на нем нож для бумаг. – Примите от меня в подарок. При вашей любви к книгам в готическом духе… Это серебро, и он заточен. Шутки ради. Ни один почтовый конверт или неразрезанное издание перед ним не устоит. Пусть останется у вас на память… если… если что.

– Благодарю вас, граф, – Янина вынула тонкий серебряный клинок из изящно украшенных кожаных ножен. – Красивая вещь. Спокойной ночи.

Граф молча кивнул и протянул руку к стопке бумаг, а Янина тихо удалилась из кабинета.

Глава 4

Из-за твоего проекта я должен тут сидеть до вечера! – сварливым тоном произнес Хоффенберг. – До сих пор поверить не могу, что интендантство его одобрило.

– Вот видишь, наверху знают, что мы на этом не прогадаем, – заверил его Ярнок. – А почему ты должен сидеть допоздна? – осторожно спросил он, опасаясь вызвать очередной приступ недовольства.

– А с автором контракт заключить надо или как? Сверху пришли четкие указания на этот счет. А он, видите ли, свободен только по вечерам. Как будто у нас нет рабочего графика…

– Ты пригласил автора? – поразился Ярнок. – А я не знаю?! Ты заключаешь с ним договор за моей спиной?!

– Если уж наверху к нему благоволят, я хочу, чтобы он поскорее заключил договор именно с Ронштеттером. А у тебя были какие-то другие планы? – подозрительно прищурился Хоффенберг.

– Конечно, нет, – обиделся Ярнок. – Просто… ведь это я его нашел. Даже более того – он меня! Как ты вообще с ним связался?

– Да уж не в буфете, – усмехнулся Хоффенберг. – По электронной почте, разумеется. Он отозвался так, как будто давно уже ждал, что я к нему обращусь. Пьеса требует некоторых изменений, надо это обсудить. Если он когда-нибудь сюда доберется… – Хоффенберг с неудовольствием посмотрел на часы. – Я забыл ему сказать, как найти служебный вход. А номера его мобильного у меня нет. А у тебя?

Ярнок покачал головой, всё еще сохраняя выражение кроткой обиды.

– Я хоть могу присутствовать?

– Если хочешь, – Хоффенберг пожал плечами и посмотрел на Ярнока с внезапно вспыхнувшим интересом. – Слушай, я ты меня не разыгрываешь?

– Каким образом?

– А таким, что всю эту историю написал ты! Или вдвоем вашей мадьярской компашкой.

– Ты с ума сошел? – спросил Ондраш. – Если бы я был способен такое написать, я бы не сидел тут в младших менеджерах…

– Не знаю, – Хоффенберг смотрел на него с сомнением. – Может, ты скрываешь свои таланты. Может, тебе не удалось пробиться по-другому и ты затеял мистификацию. И заодно дружка проталкиваешь.

– Ты же сам связался с Линдентоном, за моей спиной! – взревел Ярнок.

– Может, это тоже – часть твоей мистификации, – нашелся Хоффенберг. – Может, это на самом деле твой адрес, а Линдентон – подставное лицо, если он вообще существует. Или это будет переодетый Фехер. Назначать деловую встречу на ночь глядя – как раз в его «вампирском» духе. Очевидно же, что фамилия у твоего автора – придуманная. Слишком она слащаво-мелодичная, чтобы быть настоящей.

Ярнок пожал плечами.

– Использовать псевдоним – право автора. А что до твоих подозрений… Принимаю их как комплимент. Хотел бы я быть способным на такое!

– Ну смотри. Если вы не подстроили это всё вместе, то еще не факт, что твой автор согласится на кандидатуру Фехера как одного из главных героев. Я же, со своей стороны…

– Не сомневаюсь, – фыркнул Ондраш. – Вот только с чего бы такая уверенность? Ты же сам видел?..

– Что я видел? Что Фехер умеет танцевать чардаш, или что это было? Это не открытие, знаешь ли. Редким явлением был бы мадьяр, не умеющий танцевать…

– Значит, я – редкое явление, – вздохнул Ярнок.

– Он явно намного моложе, чем персонаж, который…

– Он на то и артист. И насколько я понял, автору не принципиально важны возрастные соответствия. Большее значение имеет историческая реальность… И вообще, почему ты так не любишь Белу? Он тебе деньги приносит.

– Почему сразу «не люблю»? – пожал плечами Хоффенберг. – Я просто считаю, что с ним неоправданно много носятся. Смазливый мальчишка со звонким голосом, вот и всё. Второй Эдлигер из него не вырастет. Не вижу я для него перспектив. Будущего. А значит, и смысла инвестиций.

– Зато какое обаяние! И он был совершенно естественен в роли Герберта в «Бале вампиров» и Смерти в «Элизабет»…

– Да, он потрясающе естественен в двух готических ролях, в которых ему повезло выступить.

– Вторым составом.

– Вторым составом!

– И он затмил первый.

– Только за счет смазливости и обаяния. Я же говорю, ему повезло.

– Это редкое и удачное сочетание. Ну почему не дать ему возможность выступить в первом составе? Чтобы имя на афишах? И пьеса ведь как раз готическая. Если ты сам не веришь в его будущее, почему бы не выжать из него всё, что он способен дать сейчас?

– А вот это ты дело говоришь! – усмехнулся Хоффенберг, ткнув в сторону помощника указательным пальцем. – Ладно. Я свое мнение держать при себе не буду, а ты можешь рекламировать своего дружка, как заблагорассудится. А вот герру Линдентону, между тем, давно уже пора быть здесь…

Бела сам не мог понять, откуда взялось это смутное беспокойство, нарушившее его обычный благодушный настрой перед выступлением, – словно где-то вблизи звенел слышный ему одному сигнал тревоги. Но никаких посторонних звуков не было, только это незнакомое чувство, от которого волоски вставали дыбом позади на шее и в кровь приливал адреналин.

– Что с тобой? – удивилась Дженни, когда Бела резко вскочил со стула перед гримерным столиком, но молодой актер молча отодвинул ее с дороги и вышел в коридор. Он не знал, искать ли ему потенциальный источник опасности или наоборот спрятаться в самый дальний угол, впрочем, прирожденная храбрость и любопытство быстро заставили его отсечь второй вариант и увлекли к окну в торце коридора.

Сквозь узор изморози на стекле он увидел, как у стены внизу паркуется мотоциклист. Богатый декор барочного здания через улицу на глазах скрадывали мягко наползающие сумерки, и прямо перед окном зажегся фонарь, так неожиданно, что Бела вздрогнул – то ли от ударившего по глазам света, то ли от яркого отблеска на шлеме мотоциклиста внизу. Одежда его тоже блестела в фонарном желтом свете, и из-под шлема свисали длинные темные волосы.

Снимая на ходу шлем, незнакомец – он был очень высок – целеустремленно направился куда-то по тротуару, и Белу охватило безотчетное желание, чтобы он дошел сейчас до пешеходного перехода и убрался восвояси на другую сторону улицы, потому что мотоцикл он оставил у театра по чистой случайности, найдя удобное место, а вовсе не… Мужчина миновал переход, уверенно миновал и запертую дверь служебного входа и свернул за угол, завешенный строительными лесами. Он хорошо знал, куда идет.

Бела глубоко вздохнул и сердито посмотрел на морозный узор на стекле, словно это он виноват был в том, что внутри у молодого артиста трепетало и постанывало, как будто он заглянул в бездонную пропасть… Как будто это чувство до сих пор было ему незнакомо. Чувство страха. Иней на стекле медленно оплывал и растекался мелкими ручейками по скату под окном.

Бела вернулся в гримерную.

– Что это значит?! – возмущенно вопросила Дженни. – Ты где-то бродишь, а я тут зря время теряю? Мог бы и сам гримироваться…

– Прости, – улыбнулся Бела. – Мне вдруг стало нехорошо. Наверно, лампенфибер. Страх сцены.

– У тебя не бывает страха сцены, – отмахнулась Дженни. Я на всяких актеров насмотрелась и до сих пор ни одного не видела, кто был бы так спокоен перед выступлениями, как ты. У тебя явно врожденный иммунитет от этой лихорадки.

– Только не сегодня, – задумчиво ответил Бела. – Я вдруг осознал, как хрупок успех и уверенность в завтрашнем… дне. Как думаешь, это дурной знак?

– Не знаю никого, кому бы это ощущение повредило, – ответила Дженни. – В отличие от излишней самоуверенности.

– Что ж, посмотрим. Главное ведь – чтобы шоу продолжалось, верно? – Бела прикусил губу, и Дженни слегка хлопнула его по щеке.

– Что ты делаешь?! – она промокнула ватным диском алую капельку крови и запудрила его губу.

Когда он вошел в помещение, Хоффенберг медленно поднял глаза, прослеживая его долговязую фигуру от ковбойских сапог с острыми носами до гладкой, убранной в «конский хвост» черной шевелюры с сильной проседью. Ярнок, как раз что-то говоривший, одновременно поедая булочку, поперхнулся и умолк.