М. Таргис - Песнь камня Страница 23

Граф рассказывал о предках неохотно, словно бы с трудом вспоминая, кто есть кто, или же, как подозревала Янина, выдумывая имена и биографии экспромтом на ходу.

– А вы родились здесь? – вдруг спросила она, изучая тщательно выписанное шитье на костюме какого-то валашского господаря времен позднего средневековья.

– Нет, я родился в Вене, – ответил граф. – Но сюда меня впервые привезли ребенком, здесь я рос и потом бывал каждое лето.

– Здесь жили ваши родители?

– Нет, родители в Австрии, но здесь… здесь были другие родственники, – граф криво улыбнулся. – Скучать не приходилось.

– А где они? – Янина кивнула на длинную череду картин на стене.

– Не помню. Где-то выше.

– А ваш портрет здесь есть?

– Еще чего не хватало!

– Я просто подумала, что это семейная традиция. Их ведь так много…

– Да уж, семейная традиция. Семейная мания, так будет точнее, – граф медленно пошел дальше по галерее, скользя взглядом по лицам на портретах, заглядывая каждому по очереди в глаза. – Все Кёдолаи всегда были помешаны на коллекционировании собственных портретов. Позировали каждые несколько лет, каждый год, несколько раз в год. Стоило в пределах досягаемости объявиться сколько-нибудь известному художнику, и они старались заполучить его в замок. Одно время в Дебрецене существовала целая династия портретистов, которые практически жили за счет Кёдолаи. На многих портретах здесь одни и те же люди… – граф помолчал в задумчивости, глядя в темные глаза эффектной дамы на портрете в кружевном воротнике и чепце XVII века, и добавил: – А многие позировали в исторических костюмах, что иногда сбивает с толку. В гардеробах замка хранятся костюмы разных эпох – бесконечный простор для фантазии при рождественских играх и домашних спектаклях, – он коротко рассмеялся. – И вы еще не видели, сколько полотен просто сложены в пустующих комнатах. А какие драмы тут разыгрывались, когда очередной Кёдолаи отыскивал, куда поместить новый портрет, и перевешивал чужой на менее выгодное место! С выцарапыванием глаз, подливанием яда в токайское и прочими милыми семейными розыгрышами.

– А где же тот самый ваш дядюшка Сильвестер?

– Вон там, – граф показал на обширное полотно, доминировавшее на стене в небольшом кабинете за лестничной площадкой, которой оканчивалась галерея, над камином, украшенным массивными скульптурами скалящихся волков.

Янина поспешила к портрету. Огонь, игравший в поленьях, отражался в стеклах книжных шкафов и бросал красноватые отсветы на худую фигуру, смуглое или сильно загорелое лицо, длинные темные волосы, плясал в удивительно светлых по контрасту глазах. Уголки четко очерченного рта были приподняты, словно человек на портрете готов был улыбнуться.

– У вас его глаза, – заметила Янина.

– Да, мне это не раз говорили, – сухо ответил граф. – Надеюсь, больше у меня с ним нет ничего общего.

– Разве? – Янина обернулась, изучающе глядя на него.

– В замке есть еще множество его портретов, и вы даже не догадаетесь, что на них изображен один и тот же человек, – граф опустился на стул у бюро. – У каждого художника свое виденье, сколько ни требуй от них близости к реальности.

Янина продолжала рассматривать портрет, дотронулась до массивной дубовой в золоте рамы – золото местами облупилось. Да, живописный портрет не может быть абсолютно точен: художник с маниакальной тщательностью выписал мельчайшие детали оправы золотых перстней и цепи на груди мадьярского князя, каждую длинную ресницу, чуть ли не каждый сизый от седины волос – они объемно высвечивали в черной шевелюре, – однако на лицо потратил куда меньше усилий, поленившись углубить морщины и складки, которых не может не быть на коже человека явно не юного, и выглядело оно, как лицо восковой куклы. Янина пожала плечами и повернулась к графу.

– А тот Кёдолаи, который вытребовал у короля эту землю? Его портрет здесь есть?

– Эта сцена, кажется, отражена на барельефе тех времен, но он в крипте.

– В крипте?

– На саркофаге, наверно… – граф поймал ее взгляд. – Янина! Я же говорил вам…

– Может быть, вы просто скажете мне, что вы там прячете, в вашей церкви? Всё равно, рано или поздно…

– Да, вы правы, – покорно кивнул граф. – Рано или поздно вы непременно туда полезете…

– Ну же, Альби! – улыбнулась Янина. – Я уже знаю, что в вашем замке невидимая прислуга и в северной башне обитает призрак. Что такого может быть…

– Ладно же, – граф резко встал со стула, бесцеремонно подхватил ее под локоть и потянул за собой на лестничную площадку между кабинетом и галереей, на башенную лестницу, наверх. Янина едва успевала хвататься свободной рукой за перила.

– Вы правы, рано или поздно… придется взглянуть правде в глаза. Вам всем, – раздраженно шипел он на ходу. – Вы сами сюда стремились. А ведь наверняка слышали в Эштехеде эти байки, мол род Кёдолаи проклят? Но вас это, конечно, не смущает…

Они остановились на узкой площадке у стрельчатого окна, с другой стороны ее был вход в крохотную часовенку, ставшую в последние дни большим утешением для Хильды. Граф наконец отпустил Янину и, воспользовавшись тем, что он, собираясь с мыслями, отвернулся к окну, актриса незаметно потерла локоть – можно было не сомневаться, что от железных пальцев фон Кларена останутся следы.

– Что за черт? – вдруг проговорил фон Кларен, глядя наружу.

Янина тоже шагнула к окну. В окнах соседней – северной – башни, самой высокой башни Кёдоля, горел свет, переливаясь и вздрагивая, как пламя костра.

– Откуда там может быть?.. – пробормотал граф. – Но что ж, им виднее.

Он глубоко вздохнул и посмотрел Янине в глаза.

– Итак, вы спрашивали, что мы прячем в крипте, милая Янина? Как вы думаете, что может быть в крипте? – его губы опять растянулись в кривой, неприятной улыбке.

Неужели он не умеет улыбаться по-настоящему, подумала Янина, ведь умеет же он смеяться и шутить?

– Саркофаги, – робко предположила она.

– Саркофаги, – граф присел на подоконник. Глаза его блестели, к щекам прилила кровь, казалось, что теперь, когда он миновал какой-то рубеж, раздражение его прошло, и этот разговор начинает его искренне забавлять.

– В них похоронены ваши предки… – пролепетала она.

– Святая правда. Только они не похоронены, милая Янина. По той простой причине, что они не мертвы.

Янина моргнула.

– Есть такое румынское слово, оно довольно популярно в наших краях. Носферату. Вам оно, вероятно, встречалось, учитывая ваши литературные предпочтения. Оно означает немертвый[20]. Хотя к северо-востоку отсюда чаще говорят, упырь, к югу – стрыгой, к западу… вампир. Но Кёдолаи всегда предпочитали то изящное словечко другим названиям… А все эти портреты, – он вздохнул, – заказывали отнюдь не из тщеславия, хотя этим-то качеством никто из них не обделен. Все эти портреты были написаны, потому что любому разумному существу хочется знать, как выглядит его лицо, а никакая земная поверхность не носит их отражений.

Янина отступила.

– Я привел вас именно сюда, потому что здесь, – он кивнул на часовню, – близ освященного места, наш разговор вряд ли будет подслушан.

– И много их? – глядя в пол, спросила Янина.

– Больше, чем нас.

Янина закрыла руками лицо. Граф слез с окна, ожидая, что будет дальше, но Янина внезапно посмотрела на него ясным, веселым взглядом и от души рассмеялась.

Фон Кларен не удержался и тоже прыснул от смеха.

– Но они ведь спят? – сквозь смех спросила Янина.

– Они не летучие мыши, – развел руками граф, за чем последовал новый взрыв хохота.

– Значит, вы привезли всю нашу компанию в замок, полный вампиров… не летучих мышей?

– Вы же меня буквально заставили. Представьте себе, Янина, если бы я тогда, в Эштехеде, объяснил вам, по каким причинам замок нельзя считать хорошим убежищем?

– Да. Вас бы не приняли всерьез, – согласилась Янина. – Решили бы, что вы пытаетесь глупой шуткой оправдать пустой каприз.

– Я примерно так и рассуждал, – кивнул фон Кларен. – Кроме того… На самом деле, милая Янина, они далеко не так опасны, как в народных страшилках. Говорю как человек, выросший среди них.

– Так они живут… в смысле, покоятся там, в крипте? А ночью встают?

– Они могут лежать там столетьями, многих я за свою жизнь ни разу не видел. Выходят, когда хотят. Но только ночью, солнца они не выносят. А спят крепко, пушкой не разбудишь.

– А почему бы вам тогда не пойти туда как-нибудь днем и не попротыкать их осиновым колом, или как это делается? – спросила Янина с искренним интересом.

– Ш-ш! – граф настороженно огляделся и мягко подтолкнул ее к входу в часовню. – Вот так подкрасться к спящим и проткнуть колом? По-вашему, это было бы достойно австрийского дворянина?

– Разве это не ваш христианский долг? – на всякий случай шепотом спросила Янина.