Таня Хафф - Дым и зеркала Страница 26

— Ты сказал «охренеть».

Дверь по-прежнему не поддавалась.

— Да, придется тебе это пережить.

— Не сталпливайтесь, все равно никто из вас не сможет помочь. — Голос Питера утихомирил панику. — Тони, он мертв?

— Нет, — ответила Кэсси прежде, чем Тони успел открыть рот.

Он обернулся и издал негромкий крик, увидев три четверти ее профиля, выглядывающего из-за его плеча.

— Тони? — Зев. Похоже, обеспокоенный.

Вспыхнув — крик слишком оказался похож на девчачий, Тони продолжил смотреть на гримера, а потом махнул рукой людям, стоящим позади него.

— Он без сознания, но не мертв.

— Откуда ты знаешь?

— Я вижу, как он дышит.

— А губы у него синие. — Брианна пробежалась лучиком света от фонаря по неподвижному телу Эверетта. — Мне нравятся его сандалии.

Он уже начал подумывать о том. чтобы отойти подальше и призвать дверь к себе, когда широкая ладонь Мауса сжала его плечо и оттащила Тони назад.

— Отойди. И ты тоже, мелкая.

Она направила фонарик на оператора. Свет отразился на блестящей поверхности штатива, который держал Маус.

— Хочешь разбить стекло?

— Да.

— Круто.

— Не советовал бы, — пробормотал Стивен.

Отлично. Тони, у котоого не было времени делать намеки, перехватил запястье Мауса. Тот опустил на него взгляд.

— А как же разбитое стекло? В смысле, осколки могут вонзиться в Эверетта.

— Рискованно, — признал Маус. — Но ему нужна помощь.

Он стряхнул руку с запястья и размахнулся штативом, направляя тяжелое основание во внутреннее окошко.

Со своего места Тони не видел, что тот врезался в стекло, хотя звук от удара эхом отдался в холле. МА потом были красная вспышка и еще один удар — Маус приземлился в двух метрах от двери. Штатив скользнул по деревянному полу и с лязганием врезался в дальнюю стену.

— Дом не даст причинить себе вред, — пояснил Стивен сквозь нарастающий шум разговоров.

— А сказать не мог?

— И они бы тебе поверили?

Очко в пользу мертвого парня.

— Ладно, ладно! Успокойтесь! — Посколько указаниям Питера все привыкли подчиняться, шум утих. — Я уверен, что мы сможем добраться до Эверетта через пару минут. Те, кто оставался в трейлерах снаружи, наверняка сейчас стараются открыть дверь.

В холле повисло такое гробовое молчание, что слышно было, как Эшли переминается с одной босой ноги на другую.

А потом Тина забрала свой фонарик и выключила его.

— А разве мы не должны их слышать? — уточнила она.

— Ладно, на счет три.

Крис и Аджал, главный механик, ухватили поудобнее полутораметровые стальные трубы из строительных лесов.

— Раз. — Карен стерла с лица брызги дождя и передвинулась немного правее, откуда лучше просматривалась дверь в кухню. — Два. Три.

Удар. Красная вспышка, и обоих мужчин отбросило от дома. Карен пригнулась, и труба, пролетев над ее головой, врезалась в бок трейлера.

— Сказал же, что не сработает. — Голос Грэхема Бруммеля перекрыл затихающее эхо от стального удара. — Дом закрыт наглухо. Он не откроется до рассвета, и отсюда вы ничего не сможете с этим поделать. Так что лучше уж послушайтесь меня и уезжайте, как все остальные.

— Иди на хрен, — огрызнулся Крис, вставая на ноги. — Я не собираюсь тебя слушать, наверняка ты в это замешан. Я вызываю копов.

— И зачем вам понадобилось вызывать полицию, мистер Робинсон?

Крис, Карен и Аджал обернулись, а Грэхем Бруммель отступил в тень, когда Честер Бэйн вышел в круг света, отбрасываемый фонарем с бока трейлера. Он замер под своим зонтом и невозмутимо слушал сбивчивые объяснения подчиненных, мокнущих все сильнее с каждой минутой. Накониц он поднял здоровенную руку.

— Вы не можете попасть в дом.

Это был не вопрос, но Крис все равно ответил:

— Нет, сэр.

— Вы даже не можете прикоснуться к дому.

— Нет, сэр.

— Вы не можете связаться с людьми, оставшимися там, но полагаете, что они не могут выйти.

— Нет, сэр. — Он поморщился, когда Карен заехала ему локтем в бок. — Да, сэр?

— Мои дочери по-прежнему там.

Движимые безусловной реакцией заднего мозга на опасность они невольно сделали шаг назад. Карен снова пихнула Криса, и он выдал еще одно сдавленное: «Да, сэр».

— И смотритель знает, что происходит.

— Да, сэр. — В этот раз хором и с явным облегчением.

— Где он?

— Он… — Крис повернулся, понял, что Грэхем Бруммель уже не стоит перед трейлером, и нахмурился. Прежде чем он успел продолжить, раздался стук захлопнувшейся двери в районе гаража, ответивший на вопрос.

ЧБ издал странный звук — то ли задумчивый, то ли рычащий. Его подчиненные расступились, давая ему пройти вперед, обогнуть трейлер и пересечь небольшой дворик по пути к гаражу. Мокрый гравий хрустел при каждом неторопливом шаге. Около двери, ведущей в жилье смотрителя, ЧБ сложил зонтик и, не глядя, протянул его назад с полной уверенностью, что кто-то его заберет. Дверь оказалась заперта.

Он секунду подергал за медную ручку, прислушиваясь к перемещениям за дверью. Потом сделал четыре длинных шага назад. Аджал поторопился отойти с его пути.

— Мне звонить в полицию? — спросила Карен, пока ЧБ смотрел на дверь.

— Пока нет. — От кузнечного молота, завернутого в плащ от «London Fog» за восемьсот пятьдесят долларов, врезавшегося в крашеное дерево, был бы такой же эффект, как и от плеча ЧБ.

Дерево хрустнуло.

— Замок, — заметил он, отодвигая медный язычок замка через потрескавшуюся обшивку, — стоит того, чего стоит дверь, на которой он стоит. Подождие в каком-нибудь сухом месте, откуда просматривается дом. И позовите меня, если что-нибудь изменится.

— А нам не надо… — начал Крис и умолк, когда ЧБ замер с приподнятой над порогом ногой. — Неважно. Мы посидим где-нибудь и понаблюдаем за домом.

Два шага, и ЧБ снова остановился.

— Тони Фостер заперт внутри? — спросил он, не оборачиваясь.

— Э… Да.

— Хорошо.

На верху лестницы сидел черный кот. ЧБ его проигнорировал. Дверь за котом тоже оказалась заперта.

— Я считаю до трех, мистер Бруммель.

Дверь открылась на двух. Мистер Бруммель не выглядел особо довольным, но отойти с дороги он сообразил.

— Рассказывайте, — велел ЧБ, заходя внутрь.

Грэхем Бруммель фыркнул.

— А иначе что? Вызовете копов?

— Нет.

В одном-единственном слове угрозы было несоразмерно больше, чем букв.

— Вы же знаете, что происходит?

Брат и сестра обменялись одинаковыми взглядами. По крайней мере настолько одинаковыми, насколько позволили увечья.