Ольга Крючкова - Прелат Страница 3

Воспоминания и размышления настоятеля прервал, вошедший в келью монах:

– Святой отец, названный юноша доставлен, он ожидает внизу, в трапезной.

– Хорошо, приведи его сюда.

Денгон несколько напрягся: кого он увидит? – оправдает ли Рене его надежды? – да и вообще: какие надежды?

Перед настоятелем предстал десятилетний мальчик, а вернее сказать, – уже юноша, ибо он был высок и крепок для своего нежного возраста.

Анри Денгон заметил, что Рене похож на маркизу де Монтей: те же тёмно-карие крупные глаза, те же чёрные вьющиеся волосы. Но, присмотревшись более внимательно, настоятель пришёл в неописуемый ужас: в юноше отчётливо проступали черты короля Франции Франциска I, которого он видел именно десять лет назад, отчитываясь в инквизиционном расследовании дела маркизы, обвинённой в колдовстве.

Рене почтительно поклонился в ожидании, когда доминиканец заговорит первым.

– Ты – Рене, сын Гийома Шаперона, бывшего палача? – уточнил Анри Денгон.

– Да, святой отец.

– Обучен ли ты грамоте?

– Да, святой отец. Мой отец обучил меня: я пишу и владею началами счёта.

– Прекрасно, Рене. Моему секретарю как раз нужен помощник. Ты согласен?

– Почту за честь, святой отец! – воскликнул Рене, не ожидая такого предложения от настоятеля.

– Завтра же тебе выделят келью, и ты станешь послушником.

Рене поклонился в знак благодарности.

В дверь постучали: вошёл монах, согбенный в поклоне.

– Святой отец, из Шоле доставили женщину, обвиняемую в колдовстве. Что прикажите с ней делать?

Настоятель встрепенулся:

– Женщину? Кто она?

– Это цыганка из бродячей труппы актёров. Говорят, она торговала зельями и взывала к хрустальному шару, дабы узнать судьбу.

– И всё? – удивился настоятель.

– Да, святой отец. Якобы, от её зелья скончалась почтенная горожанка…

– Хорошо, надо провести следствие. Рене, пойдёшь со мной.

Отчего Анри Денгон прихватил с собой юношу, он и сам не знал, но что-то внутри него подсказывало, что поступить надо именно так.

Денгон спустился в подземелье. Рене покорно шёл за своим патроном, его обдало запахом сырости и плесени, внутри неприятно похолодело. Юноша ощутил нечто: то ли страх, то ли напротив, ощущение своей скрытой силы, – он и сам не мог понять, но в глубине души, словно поднялась некая волна, захлестнула его существо и…отхлынула. Но Рене почувствовал себя преображённым: возможно, он волновался – не каждый день суждено воочию видеть ведьму!

Цыганка стояла, привязанная к дыбе. Её безвкусный пёстрый наряд был изорван в клочья добродетельными горожанами, волосы всклокочены, на лице запеклась кровь.

Анри Денгон сел в кресло, молча, указав Рене место подле себя. Юноша сел прямо на пол. Секретарь приготовил перо и бумагу, дабы вести запись допроса; молодой палач стоял наизготове, готовый в любой момент привести в движение орудие пытки.

– Назови своё имя и род занятий! – приказал настоятель цыганке.

– Я – Розалинда, гадалка и танцовщица.

– А ты знаешь, что церковь осуждает различного рода гадания и предсказание судьбы?

– Да, – призналась Розалинда. – Но люди всегда хотят знать будущее, это мой заработок.

– Значит, ты сознательно совершала богохульственные поступки? – допытывался настоятель.

– Нет, святой отец. Я – католичка и верю в Бога, скорее, я обманом зарабатывала на хлеб.

Рене внимательно наблюдал за происходящим, внезапно он почувствовал дрожь, его пронзил нестерпимый холод. Юноша не удержался и вскрикнул.

– Что с тобой, Рене? – удивился Денгон.

– Не знаю, святой отец. Но…но…

– Говори, не бойся! – приказал настоятель.

– Мне, кажется, – не знаю почему, что Розалинда – не ведьма. Она – простая мошенница.

Настоятель растерялся, но быстро взял себя в руки.

– Ты чувствуешь её невиновность: как? – каким образом? – пытался выяснить он.

– Мне трудно ответить на ваш вопрос. Как? – не знаю, просто чувствую. Это сильнее меня.

– А раньше, у тебя возникали подобные чувства?

– Нет, святой отец, никогда, – признался Рене. – Это началось буквально только что…

Охотник Жосс по прозвищу Медвежья лапа вёл уединённый образ жизни, вот уже много лет не покидая пределов своей скромной хижины и пределов леса, что раскинулся вокруг Шоле.

Его жену, хорошо разбиравшуюся в травах, обвинили в колдовстве много лет назад, он ещё тогда был молод и полон сил. Некто указал на жену охотника, якобы та навела порчу на домашний скот, отчего начался мор в предместьях города. И все старания Жосса, дабы доказать невиновность жены оказались напрасными: обезумевшим людям, потерявшим коров, коз и овец непременно нужна была ведьма, ибо по другому происхождение мора никто не мог объяснить. Никто, кроме Жосса, уж он-то прекрасно понимал, отчего передохло столько скотины! – ручей, около которого она паслась – вот в чём причина. Но, увы, инквизитор Анри Денгон не пожелал прислушаться к доводам охотника, считая, что тот всего лишь выгораживает жену.

И даже, когда жители предместья начали находить в ручье мелкое дохлое зверьё и сами потравились неизвестной заразой, даже после этого доминиканец отдал приказ пытать несчастную женщину и прилюдно сжечь на главной рыночной площади Шоле.

С тех пор Жосс жил один, единственным спутником его охоты был огромный лохматый пёс, который появился неизвестно откуда и поселился около хижины. Охотник рассудил, что пёс вполне умён, да и с ним в лесу безопасней. Так они жили: стареющий охотник и пёс, которому давно перевалило за двадцать лет. Жосс удивлялся живучести своего компаньона, ведь пёс пришёл к нему уже не щенком: и сколько же тому лет? – так кто же знает?!

Однажды Жосс возвращался с охоты, он подстрелил двух куропаток, но, увы, как ни прискорбно признать, промахнулся несколько раз, стреляя из лука, – что поделать, годы брали своё, глаза ослабли, да и рука стала не та.

Верный пёс бежал рядом, виляя хвостом, предвкушая вкусную трапезу. По мере приближения к хижине, настроение собаки стало меняться: шерсть поднялась дыбом, он жалобно поскуливал. Охотник решил, что его помощник устал и голоден, и прибавил шагу.

Достигнув своего убогого жилища, Жосс также ощутил волнение и … страх. «Кто-то – в хижине, – решил он. – Воры? Разбойники? Но что у меня можно взять? Я беднее церковной мыши…»

Жосс подошёл к двери: как ни странно она была закрыта на внешний засов. Пёс снова заскулил и, не желая идти дальше, лёг на землю поодаль от хижины. Всё это очень насторожило охотника, он вынул из сапога длинный охотничий нож, которым не раз повергал вепря, открыл засов: дверь со скрипом распахнулась, Жосс осторожно выставив оружие вперёд, вошёл в хижину и снова ощутил, как неведомая волна страха накатила на него.