Владимир Контровский - Мы вращаем Землю! Остановившие Зло Страница 41

– Может, мне еще и пушку с собой прихватить с полным расчетом? – иронически осведомился Дементьев. – Чтоб, значит, под окнами до утра постояла, на страже?

Полеводин вздохнул, но все-таки не удержался и сказал, понизив голос:

– Да вы не бандеровцев бойтесь, а бабы этой, Анюты. Ведьма она, это я вам точно говорю. Выцедит она из вас всю кровь по капле, а потом…

– Не мели ерунды! – сердито оборвал его Павел. – Все, я поехал.

…Он мчался по темной дороге, прислушиваясь к ночным шорохам и вглядываясь в кусты на склонах невысоких холмов. Сердце его билось учащенно, но Павел знал, что на пути к этой женщине с карими глазами его не остановит даже глубоко эшелонированная вражеская оборона: капитан готов был прорвать ее в одиночку, без поддержки танков, тяжелой артиллерии и авиации.

Боги хранят влюбленных и сумасшедших – до Баратина Павел добрался без всяких приключений и тихо постучал в окно знакомого дома на окраине села. Занавеска откинулась, за ней мелькнуло лицо Анны, и через несколько мгновений распахнулась дверь.

– Пришел, – жарко выдохнул Анюта, обнимая его на пороге, – не побоялся. Знать, не ошиблась я в тебе, воин…

…Такого Павел не испытывал никогда: он и не знал, что блаженство может быть таким выматывающим. Он умирал и вновь рождался, летел сквозь ночь и падал в пропасть, горел в огне и вновь воскресал, чтобы жадно пить пьянящее любовное зелье. Павел был неутомим, Анна – ненасытна, и когда наконец они оба обессилели, Дементьеву показалось, что прошла целая вечность, или что по крайней мере вот-вот наступит утро и взойдет солнце. К его удивлению, за окнами было темно, и ходики на стене только-только пробили полночь. «Колдовство, не иначе, – расслабленно думал Павел, припоминая предостережение Василия. – Ну и пусть…»

– Хорошо, воин, – прошелестела Анюта, гибко, по-змеиному приникая к его груди. – Род твой древний, и кровь твоя драгоценная – выпала мне счастье-удача…

«Выцедит она из вас всю кровь по капле…» – прозвучало в сознании Дементьева.

– Странно ты говоришь, Анюта, – отозвался он, еле шевеля губами, – словно ведьма-колдунья какая…

– А я и есть ведьма-ведунья, – легко согласилась женщина. – Дар у меня такой, в роду моем он по женской линии передается. А ведунья – это не злая сила, это слово от «ведать» происходит, знать то есть. Во все века цари да князья-бояре боялись знания: народом глупым легко править – щелкнул кнутом, поманил пряником, и пошло стадо за пастухом, не думая и вопросами разными не мучаясь. Вот поэтому и боялись власть имущие ведунов да ведуний, жгли их на кострах и в прорубях топили. А ты не бойся – кровь я твою не выпью и плоть не иссушу. Наоборот – сохраню я семя твое, и прорастет оно, – Анна прижалась щекой к груди Павла, покрывая его пологом густых своих черных волос. – И праправнуки твои выйдут на бой со Зверем, и одолеют его…

– С каким Зверем? – лежа на спине, Павел с усилием поднял голову, вглядываясь в глаза ведуньи, горевшие желтым кошачьим огнем. «Как есть ведьма…» – подумал он, однако не испытал при этом никакого страха.

– С хозяином того Дракона, с которым вы сейчас бьетесь, – с Кощеем Бессмертным.

– С каким еще Кощеем? Сказки это, Анюта.

– С тем, который над златом чахнет. Сказка – ложь, свет мой Пашенька, да в ней намек. Пришел к нам Кощей этот во времена незапамятные и начал Мир наш под себя подбирать. И преуспел Кощей Бессмертный в деле своем неправедном, но никак не может он осилить силу русскую, оттого и ярится-бесится. И взрастил-выкормил он Дракона злого, ненасытного, и напустил на Русь этого Зверя. И началась война страшная, и потекла рекой кровь русская. Но одолеете вы, воины, Дракона лютого, и сломаете ему спину, и отрубите голову, и пировать будете в логове его смрадном – и года не пройдет. И жив ты будешь, и жить будешь долго, и увидишь многое – такое, во что ты сейчас и поверить не можешь. – Она ласково провела кончиками пальцев по щеке Павла, и ему вдруг показалось, что на тонких и прохладных ее пальцах не ногти, а острые кошачьи когти.

– Дорогая победа получается, – сказал Павел, отчетливо сознавая всю нереальность происходящего, но поневоле подчиняясь колдовской музыке странной Анютиной речи, – цена уж больно высокая. Очень уж много людей поел этот Змей твой Горыныч, чуть ли не всю нашу землю обезлюдил. Видел я, сколько русских людей пало и в землю эту легло.

– Много, – Анна горестно вздохнула. – Да только нельзя иначе: грех свой искупает народ русский. Поверил народ наш Слову льстивому да лживому и посадил себе на шею идолище поганое. Вот и приходится теперь смывать этот грех кровью русской…

Павел молчал – слушал.

– И еще одно, – продолжала Анюта. – Спит в земле нашей Меч зачарованный, и в нем спасение земли русской. И хранят его то ли Святогор-богатырь, то ли Вольга-богатырь – то мне доподлинно неведомо, – и заклятье могучее. А кровь русская пробуждает Меч от сна его тысячелетнего.

«Чего ж этот меч-кладенец не проснулся, когда немцы рвались к Москве? – подумал Павел. – Самое время было вроде бы…». И вдруг он вспомнил слова из видения, посетившего его месяц назад, в мае, на берегу Днестра, где они сидели с Володькой Подгорбунским, снявшим свою гимнастерку-кольчугу: «Ты дашь нам Меч, отец?» – «Нет. Это Зло вы остановите простыми мечами – если очень захотите. А Меч – Меч будет ждать, ждать своего часа…»

– Не проснулся Меч в годину тяжкую, – ведунья словно прочла мысли Дементьева, – не пришел потому что час Последней Битвы со Злом. Но кровь русская льется не зря – этот час придет. Вы убьете Дракона, но Кощей не успокоится – он пустит в ход колдовские свои чары и опутает души ваши Соблазном, и снова земля наша будет на краю гибели. Но когда весь наш Мир закачается над пропастью, вот тогда и проснется Меч, вспоенный русской кровью. Все я сказала тебе, воин, защитник земли русской, – из того, что мне ведомо, и что тебе знать положено. Иди ко мне – наша ночь еще не кончилась…

Морок растаял с первыми проблесками рассвета. Янтарноглазая ведьма с кошачьими когтями обернулась обыкновенной женщиной, утомленной жаркими ласками, и Павел даже подумал, что все это ему приснилось или привиделось в любовной горячке. Они простились на пороге хаты, и прощание это было горьким – оба знали, что никогда больше не встретятся в мире живых.

На обратной дороге Дементьев изо всех сил жал на педали – он как чувствовал, что надо спешить. И предчувствия не обманули: в Хотыне царила суета, раздавались команды офицеров, бегали солдаты, урчали прогреваемые моторы машин – артдивизион готовился к передислокации. Павел успел вовремя – Полеводин уже собирался ехать за ним в Баратин.