Софи Кинселла - Шопоголик спешит на помощь Страница 30

В конце концов, я сдаюсь и жестами показываю Люку, что ухожу. Он озадаченно спускается вслед за мной.

– Что такое?

– Да босоножки! – развожу я руками. – Кажется, они не для этих танцев.

Секундой спустя к нашему столику подскакивают Сьюз и Минни.

– Давай, Бекс, это весело!

С горящими глазами Сьюз хватает меня за руку.

– Я не могу танцевать в босоножках. Неважно, вы идите.

Вместо того чтобы пожать плечами и вернуться на сцену, Сьюз сердито на меня смотрит.

– Что такое? – спрашиваю удивленно.

– Вот видишь! – всплескивает она руками. – А я ведь хотела купить тебе сапоги. – Она поворачивается к Люку. – Представляешь, она отказалась. И теперь не может танцевать!

– Да брось, – испуганно вставляю я. – Было бы о чем говорить!

– Бекс ведет себя странно! – продолжает та, обращаясь к Люку. – Не позволила мне купить ей подарок. Бекс… почему?

– Просто не хотелось. – На глаза отчего-то наворачиваются слезы. – Слушайте, пора заняться делом. Я, пожалуй, вернусь к шатру с керамикой. Люк, а ты иди, работай. Я же знаю, ты занят. Сьюз, до встречи. В семь возле «Борова на вертеле», верно?

Я ухожу прежде, чем мне устроят новый допрос.

Шагая к палатке с керамикой, мысленно прокручиваю этот разговор. Понятия не имею, почему я отказалась от сапожек. Сьюз ведь запросто могла позволить себе подарок. Неужели я наказываю ее? Или саму себя? Или… Ох, не знаю…

Знаю лишь, что Сьюз права: я изменилась. Я здорово напортачила: и с работой, и с папой, и со многим другим… Допускала ошибку за ошибкой и даже не понимала своей глупости.

Возле шатра с керамикой меня вдруг осеняет: а я ведь боюсь. В глубине души я ужасно боюсь, что еще что-нибудь испорчу. Кому-то страшно водить машину, кататься на лыжах или ездить верхом… Мне страшно жить дальше.

Внутри шатра заметно прибавилось людей, и я не сразу нахожу Дэнни. Он сидит в углу, открыв этюдник, и жадно рисует эскиз. На полу – целая стопка готовых рисунков, значит, начал он уже давно.

– Дэнни! – зову я, и он подпрыгивает. – Реймонд не появлялся? Ты смотришь?

– Конечно! Смотрю.

Дэнни обводит толпу рассеянным взглядом – и тут же снова утыкается в этюдник.

Нет, ну разве так можно?

– Дэнни! – Я кладу руку поверх рисунка. – Почему ты не наблюдаешь за посетителями? Если Реймонд сейчас пройдет мимо, ты его даже не заметишь.

– Господи, Бекки! – Дэнни драматично возводит глаза к небу. – Пойми уже. Реймонд не придет. Все остальные гончары давным-давно на месте. – Он широким жестом обводит палатку. – Я с ними разговаривал. Они сказали, что Реймонд здесь почти не появляется.

– И все же мы должны хотя бы попытаться.

Однако Дэнни не слушает. Дэнни рисует подпоясанное платье с накидкой (между прочим, очень красивое).

– Ладно, занимайся своими эскизами, – вздыхаю я. – Забудь о Реймонде. Сама его покараулю.

– Так я свободен? – Глаза у него загораются. – Пойду чего-нибудь выпью. Еще увидимся.

Он сгребает рисунки, запихивает их в кожаный портфель и мигом растворяется в толпе.

После его ухода я прихожу в состояние боевой готовности и обшариваю толпу прищуренным взглядом. Пусть Дэнни считает, что Реймонд не придет – вдруг я докажу его ошибку? Что, если мне удастся раскрыть секрет? Тогда я сделаю полезное дело… и не буду чувствовать себя ненужной.

Я сверяюсь с фотографией Реймонда на телефоне и всматриваюсь в лица прохожих – однако его все равно не видать. Нарезаю несколько кругов по шатру, делая вид, что любуюсь тарелками и вазами. Мне было приглянулась белая миска с красными разводами, но когда я вижу на табличке название – «Кровавая бойня», – к горлу подкатывает желчь.

Фу! Гадость какая! Неужели это кровь? И кому только пришло в голову столь жуткое название? Эти гончары – они такие странные…

– Нравится? – Из ниоткуда выныривает миниатюрная блондинка в халате. – Это моя любимая.

На шее у нее висит бейджик «Автор», выходит, эта миска – ее. Значит, блондинку зовут Мона Дорси.

– Очень симпатичная, – вежливо отвечаю я. – И вот эта тоже.

Я указываю на высокую вазу с черными полосами – Люку бы такая понравилась.

– Это «Осквернение», – улыбается автор. – Она идет в комплекте с «Холокостом».

«Осквернение» и «Холокост»?

– Надо же! – киваю я, пытаясь сохранить лицо. – Как интересно. Скажите, пожалуйста, а названий повеселее у вас, случайно, нет?

– Повеселее?

– Да, более позитивных. Ну, вы понимаете.

– Я стараюсь делать вещи со смыслом, – недоуменно отвечает она. – Вот возьмите, здесь все написано. – Мона протягивает брошюру «Творческий фестиваль в Уилдернессе: путеводитель». – Тут информация по всем мастерам, чьи работы представлены на выставке: общие сведения о биографии и творчестве… Я, например, изображаю самые болезненные и нигилистические аспекты человеческой жизни.

– Ух ты… З-здорово. – Я сглатываю.

– Вас что-то заинтересовало?

– Пока не определилась, – отвечаю честно. – Мне нравится внешний вид. Просто хотелось бы чего-нибудь менее… угнетающего.

– Дайте-ка подумать… – Мона стучит пальцем по подбородку и указывает на бутыль с узким горлышком. – Вот «Голод среди изобилия».

– Хмм… – тяну я. – Звучит довольно удручающе.

– Может, «Разрушение»? – Она демонстрирует горшок с крышкой в черно-зеленых тонах.

– Очень красивый! – спешу заверить я. – Но название все равно мрачновато.

– По-вашему, «Разрушение» – это мрачно? – изумляется Мона Дорси.

Я хлопаю ресницами. А что, разве нет?..

– Самую малость, – говорю наконец. – На мой вкус.

– Странно, – пожимает она плечами. – Ах, у меня вот что есть. – Она достает темно-синюю вазу с белыми мазками. – Здесь из-под слоя отчаяния проглядывает надежда. Я сделала ее, вдохновившись смертью бабушки.

– О, как трогательно, – сочувствую я. – И как же она называется?

– «Самоубийство», – гордо заявляет Мона.

На мгновение я лишаюсь дара речи. Представляю, как Сьюз приходит ко мне на ужин, а я говорю: «Вот, взгляни на мою новую вазу, она называется “Самоубийство”».

– Или вот еще «Избиение», – предлагает Мона. – Очень стильная…

– Вы знаете, мне, пожалуй, пора, – торопливо пячусь я. – Хотя горшки у вас отличные… Спасибо, что показали. И удачи с э-э… изображением болезненных аспектов человеческой жизни.

С ума сойти! Я и не думала, что в керамике может быть столько пессимизма…

Впрочем, есть и положительные моменты: во время этого разговора мне в голову пришла отличная мысль. Почитаю-ка я, что пишут в путеводителе про Реймонда – вдруг найду что полезное.

Усаживаюсь в сторонке на складной стул и нахожу в брошюре нужный раздел. Так, Реймонд Эрл, местный гончар.

Родился во Флагстаффе… бла-бла-бла… Сделал карьеру в области промышленного дизайна… бла-бла… местный меценат, спонсирует современное искусство, любит природу… бла… вдохновляется творчеством Полин Одетт… хотел бы посвятить эту выставку Полин Одетт…

Я переворачиваю страницу и чуть не падаю со стула.

Быть не может!

Бред какой-то…

Нет, серьезно?..

Я смотрю на иллюстрацию и невольно заливаюсь смехом. Это так необычно. Даже странно. Но, может, нам только на руку?

Ну конечно! Такой шанс упускать нельзя.

Проходящая мимо парочка опасливо косится на меня, и я широко улыбаюсь в ответ.

– Не обращайте внимания. Просто увидела кое-что интересное. Отличная книга! – машу я брошюрой. – Обязательно почитайте.

Они уходят, а я сижу на стуле и разглядываю путеводитель. В голове рождаются планы, один лучше другого. Кровь кипит от азарта. Впервые за последние дни я чувствую себя сильной. Уверенной.

Какое-то время слоняюсь по шатру, дожидаясь маму с Дженис. Наконец они приходят, и я невольно распахиваю глаза. На маме розовая широкополая шляпа и ремень с серебряными заклепками по всей длине. Дженис в кожаной жилетке с бахромой тащит банджо. Лица у обеих красные – не то они обгорели на солнце, не то перепробовали чая с бурбоном.

– Появлялся? – не успев подойти, спрашивает мама.

– Нет.

– Уже почти семь! – раздраженно смотрит она на часы. – Скоро все закроется.

– Может, он придет к концу выставки, – успокаиваю я.

– Может, и так… – вздыхает она. – Ладно, подежурим до закрытия. Ты сейчас куда?

– Мне надо… – я замолкаю на полуслове. Не могу же я сказать, что должна поддержать Сьюз, пока та будет разбираться с ее бывшим любовником-шантажистом. – Мне надо встретиться со Сьюз, – неопределенно говорю я в конце концов. – Попозже вас сменю, хорошо?

Я улыбаюсь маме, но она на меня не смотрит – лишь мрачным взглядом обозревает шатер.

– А если мы этого Реймонда не найдем?.. Что тогда? Сдадимся и поедем домой?

– Вообще-то, мама, у меня есть план. Потом расскажу. Пока посидите тут, отдохните. – Я притаскиваю им второй складной стул. – Вот. Давайте куплю вам чего-нибудь холодненького. Дженис, ты что, умеешь играть на банджо?