Игорь Губерман - Гарики на каждый день Страница 15

XVI. Господь лихую шутку учинил, когда сюжет еврея сочинил

Везде, где не зная смущения,историю шьют и кроят,евреи – козлы отпущения,которых к тому же доят.

И сер наш русский Цицерон,и вездесущ, как мышь,мыслит ясно: «Цыц, Арон!Рабинович, кыш!»

По ночам начальство чахнет и звереет,дикий сон морозит царственные яйца:что китайцы вдруг воюют, как евреи,а евреи расплодились, как китайцы.

Евреи собирают документы,чтоб лакомиться южным пирогом;одни только теперь интеллигентыостанутся нам внутренним врагом.

Везде, где есть цивилизацияи свет звезды планету греет,есть обязательная нациядля роли тамошних евреев.

Туманно глядя вслед спешащимосенним клиньям журавлей,себя заблудшим и пропащимсегодня чувствует еврей.

Льется листва, подбивая на пьянство;скоро снегами задуют метели;смутные слухи слоятся в пространство;поздняя осень; жиды улетели.

В любом вертепе, где злодейзлоумышляет зло злодейства,есть непременно иудейили финансы иудейства.

Евреи клевещут и хают,разводят дурманы и блажь,евреи наш воздух вдыхают,а вон выдыхают – не наш.

Во тьме зловонной, но тепличной,мы спим и слюним удила,и лишь жидам небезразличныглухие русские дела.

В года, когда юмор хиреет,скисая под гласным надзором,застольные шутки евреевстановятся местным фольклором.

Везде, где слышен хруст рублейи тонко звякает копейка,невдалеке сидит еврейили по крайности еврейка.

Нет ни в чем России проку,странный рок на ней лежит:Петр пробил окно в Европу,а в него сигает жид.

Царь-колокол безгласный, поломатый,Царь-пушка не стреляет, мать ети;и ясно, что евреи виноваты,осталось только летопись найти.

Любой большой писатель русскийжалел сирот, больных и вдов,слегка стыдясь, что это чувствоне исключает и жидов.

Евреи продолжают разъезжатьсяпод свист и улюлюканье народа,и скоро вся семья цветущих нацийостанется семьею без урода.

Сегодня евреи греховнысовсем не своей бухгалтерией,а тем, что растленно духовныв эпоху обжорства матерей.

Кто шахматистом будет первым,вопросом стало знаменитым;еврей еврею портит нервы,волнуя кровь антисемитам.

Верю я: Христос придет!Вижу в этот миг Россию;слышу, как шумит народ:Бей жидов, спасай Мессию!

Перспективная идея!Свежий образ иудея:поголовного агрессораот портного до профессора.Им не золото кумир,а борьба с борьбой за мир;как один – головорезы,а в штанах у них обрезы.

Везде, где есть галантереяили технический прогресс,легко сей миг найти евреяс образованием и без.А слух – отрадный, но пустой,что ихний фарт покрылся пылью,навеян сладкою мечтойоднажды сказку сделать былью.

Свет партии согрел нам батареитеплом обогревательной воды;а многие отдельные евреивсе время недовольны, как жиды.

У власти в лоне что-то зреет,и, зная творчество ее,уже бывалые евреиготовят теплое белье.

В российской нежной колыбели,где каждый счастлив, если пьян,евреи так ожидовели,что пьют обильнее славян.

В метро билеты лотереи.Там, как осенние грачи,седые грустные евреикуют нам счастия ключи.

Раскрылась правда в ходе дней,туман легенд развеяв:евреям жить всего труднейсреди других евреев.

Случайно ли во множестве столетийпри зареве бесчисленных костровеврей – участник всех на белом светечужих национальных катастроф?

Не в том беда, что ест еврей наш хлеб,а в том, что проживая в нашем доме,он так теперь бездушен и свиреп,что стал сопротивляться при погроме.

Как все, произойдя от обезьяны,зажегшей человечества свечу,еврей имеет общие изъяны,но пользуется ими чересчур.

Любая философия согласна,что в мире от евреев нет спасения.Науке только все еще не ясно,как делают они землетрясения.

Изверившись в блаженном общем рае,но прежние мечтания любя,евреи эмигрируют в Израиль,чтоб русскими почувствовать себя.

Новые затеявши затеии со страха нервно балагуря,едут приобщаться иудеик наконец-то собственной культуре.

Евреев не любит никто, кроме тех,кто их вообще не выносит;отсюда, должно быть, родился наш смехи пляски на скользком откосе.

Об утечке умов с эмиграциеймы в России нисколько не тужим,потому что весь ум ихней нацииникому здесь и на хер не нужен.

Вечно и нисколько не старея,всюду и в любое время годадлится, где сойдутся два еврея,спор о судьбах русского народа.

Есть тайного созвучия приветв рифмованности вечности и мига.Духовность и свобода. Свет и цвет.Россия и тюрьма. Еврей и книга.

Когда российский дух поправится,вернув здоровье с ходом времени,ему, боюсь я, не понравится,что часть врачей была евреями.

Христос и Маркс, Эйнштейн и Фрейд –взрывных учений основатели,придет и в будущем еврейпослать покой к ебене матери.

Что ели предки? Мясо и бананы.Еда была сыра и несогрета.Еврей произошел от обезьяны,которая огонь добыла где-то.

Евреи, чужую культуру впитави творческим занявшись действом,вливают в ее плодоносный составрастворы с отравным еврейством.

Евреи размножаются в неволе,да так охотно, Господи прости,что кажется – не знают лучшей доли,чем семенем сквозь рабство прорасти.

По всем приметам Галилей,(каким в умах он сохранился)был чистой выделки еврей:отрекся, но не изменился.

Еще он проснется, народ-исполин,и дух его мыслей свободныхвзовьется, как пух из еврейских перинво дни пробуждений народных.

Усердные брови насупив,еврей, озаряемый улицей,извечно хлопочет о супе,в котором становится курицей.

Евреи лезут на рожонпод ругань будущих веков:они увозят русских жен,а там – родят большевиков.

Евреи топчут наши тротуары,плетя о нас такие тары-бары,как если сочиняли бы татарыо битве Куликовской мемуары.

Вождям ночные мысли сон развеяли,течет холодный пот по неглиже;америки, открытые евреями,никак не закрываются уже.

Сибирских лагерей оранжерея,где пляшет у костра лесное эхо –вот лучшая теплица для еврея,который не созрел и не уехал.

Во всех углах и метрополияхзатворник судеб мировых,еврей, живя в чужих историях,невольно вляпывался в них.

В любых краях, где тенью бледнойживет еврей, терпя обиды,еврейской мудрости зловреднойв эфир сочатся флюаиды.

Всегда еврей легко везде заметен,еврея слышно сразу от порога,евреев очень мало на планете,но каждого еврея – очень много.

Наскучив жить под русским кровом,евреи, древние проныры,сумели сделать голым словомв железном занавесе дыры.

Сквозь бытия необратимостьевреев движет вдоль столетийих кроткая неукротимостьупрямства выжить на планете.

Евреи даже в светопреставление,сдержав поползновение рыдать,в последнее повисшее мгновениеуспеют еще что-нибудь продать.

XVII. Во тьме домой летят автомобили и все, кого уже употребили

Творец, никому не подсудный,со скуки пустил и приветилгигантскую пьесу абсурда,идущую много столетий.

Успехи познания благостны,хотя и чреваты уронами,поскольку творения Фаустовстановятся фауст-патронами.

Чувствуя добычу за версту,по незримым зрению дорогам,бесы наполняют пустоту,в личности оставленную Богом.

С пеленок вырос до пальто,в пальто провел года,и снова сделался никто,нигде и никогда.

Привычка греет, как постель,и гасит боль, как чародей;нас часто держит на крестебоязнь остаться без гвоздей.

Устройство торжествующего злапо самой его сути таково,что стоны и бессильная слезаспособствуют лишь прочности его.

Когда устал и жить не хочешь,полезно вспомнить в гневе белом,что есть такие дни и ночи,что жизнь оправдывают в целом.

Из мрака вызванные к свету,мы вновь расходимся во мрак,и очень разны в пору этумудрец, мерзавец и дурак.

Поскольку творенья родникТворцом охраняется строго,момент, когда нечто постиг, –момент соучастия Бога.

Очень много лиц и гражданбрызжет по планете,каждый личность, но не каждыйпользуется этим.

Какая цель отсель досельплеститсь к одру от колыбели?Но если есть у жизни цель,то что за цель в наличьи цели?

Неужели, дойдя до порога,мы за ним не найдем ничего?Одного лишь прошу я у Бога:одарить меня верой в Него.

Строки вяжутся в стишок,море лижет сушу,дети какают в горшок,а большие – в душу.

Господь сей миг откроет нашу клеткуи за добро сторицею воздаст,когда яйцо снесет себе наседку,и на аборт поедет педераст.

Век увлекается наукой,наука жару поддает,но сука остается сукойи идиотом – идиот.

Ушиб растает. Кровь подсохнет.Остудит рану жгучий йод.Обида схлынет. Боль заглохнет.А там, глядишь, и жизнь пройдет.

Из-за того, что бедный мозграспахнут всем текущим слухам,ужасно засран этот мостмежду материей и духом.

Время льется, как вино,сразу отовсюду,но однажды видишь днои сдаешь посуду.

Не в силах я в складках душидля веры найти нечего,а Бога, должно быть, смешит,что можно не верить в Него.

Мир столько всякого позналс тех пор, как плотью стала глина,что чем крикливей новизна,тем гуще запах нафталина.

Ничто не ново под луной:удачник розов, желт страдалец,и мы не лучше спим с женой,чем с бабой спал неандерталец.

Создатель дал нам две руки,бутыль, чтоб руки зря не висли,а также ум, чтоб мудакивоображали им, что мыслят.

Восторжен ум в поре начальной,кипит и шпарит, как бульон;чем разум выше, тем печальнейи снисходительнее он.

В каждую секунду, год и час,все понять готовый и простить,Бог приходит в каждого из нас,кто в себя готов Его впустить.

Судить человечество следует строго,но стоит воздать нам и честь:мы так гениально придумали Бога,что, может быть, Он теперь есть.

В разумном созревающем юнцевсегда есть незаконченное что-то,поскольку только в зрелом мудрецепоблескивает капля идиота.

У Бога нет бессонницы,Он спал бы как убитый,но ночью Ему молятсябляди и бандиты.

В тех битвах, где добро трубит победно,повтор один печально убедителен:похоже, что добру смертельно вредноподолгу оставаться победителем.

Если все, что просили мы лишнего,все молитвы, что всуе вершили мы,в самом деле достигли Всевышнего,уши Бога давно запаршивели.

Из-под грязи и крови столетий,всех погибельных мерзостей между,красота позволяет заметить,что и Бог не утратил надежду.

С моим сознаньем наравневершится ход планет,и если Бога нет во мне,его и выше нет.

В корнях любого взрыва и событиятаится, незаметный нам самим,могучий, как желание соития,дух общей подготовленности к ним.

А так ли ясен Божий глазв делах немедленно судимых,когда Господь карает насбедой и болями любимых?

Вглядись: из трубы, что согретаогнем нашей плоти палимой,комочек нетленного светалетит среди черного дыма.

Куда кругом ни поглядив любом из канувших столетий,Бог так смеется над людьми,как будто нет Его на свете.

Вон злоба сочится из глаз,вот некуда деться от лая;а Бог – не боится ли нас,что властвует, нас разделяя?

Наш дух изменчиво подвиженв крутых спиральностях своих;чем выше он и к Богу ближе,тем глубже мы в себе самих.

Принудить Бог не может никого,поскольку человека произвел,вложив частицу духа своего,а с нею – и свободы произвол.

Стечение случайных обстоятельств,дорогу изменяющих отлого, –одно из чрезвычайных доказательствналичия играющего Бога.

Судьба способна очень быстроперевернуть нам жизнь до дна,но случай может высечь искрулишь из того, в ком есть она.

У тех, кто пылкой головойпредался поприщам различным,первичный признак половойслегка становится вторичным.

Успехи нынешних науки все ученые дерзанияпошли от Каина: свой сукломал он с дерева познания.

Не боялись увечий и ранветераны любовных баталий,гордо носит седой ветерансвой музей боевых гениталий.

Когда природе надоестдавиться ядом и обидой,она заявит свой протест,как это было с Атлантидой.

Нисколько прочих не глупеевсе те, кто в будничном безумии,прекрасно помня о Помпее,опять селились на Везувии.

Мы после смерти – верю в это –опять становимся нетленнойчастицей мыслящего света,который льется по Вселенной.

XVIII. Любовь – спектакль, где антракты немаловажнее, чем акты