Вероника Киреева - Чуточка Страница 9

Да разве женщины так раньше поступали? Да они в саду сидели с запиской в руке, думали от кого? По сторонам оглядывались, веером прикрывались. А сейчас мы не пишем, а что писать? Как они в столовой едят, и потом зубы полощут?

Нет, все-таки женщины раньше другими были.

Ну что еще надо-то?

Не понимаю, есть ли между нами любовь? Может, была, а потом потихоньку ушла куда-то? А может, и не было ничего? Может, наваждение какое-то, самообман. Злая похоть? Показалось?

Может, заняться было нечем, сидели без дела, скучали. И тут вдруг увидели друг друга, обрадовались, поженились. Стали посуду мыть, пылесосить, развешивать белье на балконе. Заматывать краны изолентой. И так год за годом!

А может, это и есть та самая любовь, когда ты приходишь с работы, а дома жена? Стоит перед тобой в фартуке, ну не в фате же ей стоять? И кидает она в кастрюлю капусту, а что ей еще делать? Не на шею же кидаться, целовать со всей силы? Варит человек борщ, почти заканчивает, нарежет сейчас хлеба, достанет сметану и будет ужин.

Ну что еще надо-то? А потом снова посуда, белье на балконе. То сними, то развесь. Посмотри, что с розеткой. Сними эти штаны, надень вон те. Потри мне спину мочалкой. Поставь кастрюлю в холодильник. Заведи будильник на семь. А там и ночь! Можно, наконец, лечь в кровать и лежать! А мне уже спать охота, да я устал!

Какое же удовольствие вообще, что есть кровати с одеялами! А Зина красная после ванны, в бигудях, в ночной сорочке до пят. И тоже устала. Тоже хочет спать. Хочет проснуться завтра красивой, с кудрями на голове. Да и мне рано вставать, идти сквозь туман. Так может, и это тоже любовь? Ну а что еще надо-то?

Вместе живем, друг друга понимаем. Даже можем не разговаривать часами, а что говорить? Что тратить слова просто так? Поели, помылись, так я знаю, что у меня пуговицы все на месте, что носки все зашиты, что брюки постираны и поглажены. Так может и это любовь?

Так и я все домой несу, то гвозди с работы, то картошку с подвала. Могу молока купить по дороге и манки на манник. А тут я лежу и думаю. А люблю ли я Зину? Любит ли она меня? Если б не любила, не жила бы со мной, наверное, не стирала бы мне, не варила. Ушла бы давно к другому.

А может, ей меня жалко? Думает, брошу его, и как он жить будет? Будет же голодным сидеть, с дырками на носках.… А какой смысл бросать и идти к другому, когда там также нужно варить и стирать, и гладить, и полы намывать?

Уж лучше со мной. Я и проводку могу починить, и трубы замотать, и дверь утеплить. А другой может, на диване будет лежать, бегай вокруг него.

– Зина, – говорю, а она мажет на себя крем какой-то, – а ты не знаешь, где у нас плоскогубцы?

Вот здрасьте! Я-то хотел спросить, любит ли она меня или нет, и не могу. Язык не поворачивается, прям, не знаю, что делать.

– В шкафу в коридоре, – тут же отвечает она.

Ну, все ведь знает! А мне прям неловко! Ну что тут такого спросить у человека о любви? Может, она скажет, нет. Не люблю я тебя, Валера. Или задумается, скажет, не знаю.… А может, она меня любит все-таки? Я же и обои в коридоре поклеил, и крышки ей для банок купил и шапку вчера на балкон вынес, чтобы моль из нее улетела….

– Зина, – говорю я, – а ты бы хотела, чтобы тебя на два дня забрали инопланетяне?

А мне стыдно спросить о главном! Нам может понять надо, есть что-то между нами или ничего уже нету?

– Вот новости! – удивляется она и перестает мазаться кремом. – Я никуда не полечу, Валера, мне отчеты писать надо. Анжелка на больничном, Валентина Петровна в отпуске… Да и как я тебя одного оставлю? Нет-нет, – она замахала руками. – У меня и тесто в холодильнике, завтра надо пирожков хоть настряпать или беляшей, – она тяжело вздохнула и с шумом открыла форточку.

А я лежу и не знаю, как спросить. Так если Зина меня не любит, она еще может кого-то полюбить и замуж выйти…

– Валера, – вдруг говорит она, – мне кажется, что у нас дверь не закрыта. Ой, пойду, посмотрю, – она пошла проверять. – Ну конечно! Заходите, берите всё! – она с грохотом повернула замок аж четыре раза и довольная вернулась в комнату. – Что же надеть-то завтра, ума не приложу.… Два отреза в шкафу лежат, некогда за машинку сесть, юбку себе сшить…

Я смотрю на нее и думаю. А люблю я ее или нет? Вроде бы любил, когда женился. А сейчас? Может, просто привык? Так и она, наверное, тоже привыкла. Может это и есть любовь? И не надо переживать, не надо бояться!

Живем же как-то, гарнитур вон, какой купили! Два велюровых кресла с диваном, столик журнальный. Сиди, журналы читай.… На полу ковер лежит с узорами, рюмки хрустальные в серванте, на кухне две новые табуретки…

Ну что еще надо-то?

Какое оно?

Как начал человек на земле жить, так все перевернулось вверх дном. Да мы запутались все, заболели, закашляли. Заврались! Что-то с желудками, так, а горчица, сало, колбаса! Не знаем где, правда, где ложь. Что лучше?

Чувство вины так и не подкидает. То выпили, то объелись. Женщины кругом и все что-то хотят, что-то просят. Нам будто ничего не надо. А нам тоже надо! Мы тоже хотим. С утра с самого! А кто-то разве знает об этом? Да никому не интересно, что там у нас, какие решения.

Это мы про них знаем, что каблук отвалился, подклад оторвался, отклеился пластырь. Подгорели котлеты. Распустился цветок. Да мы всё о них знаем! Это им непонять, какие мысли у нас, что в душе. О чем мы молчим, тихо лежа в кроватях. Я так лежу и думаю, как прекрасна и удивительна жизнь.

Как много в ней разных животных, которых я ни разу не видел. Ни жирафа, ни зебры, ни крокодила. Да столько всего интересного! Какие-то гейзеры, водопады, подземные лабиринты. Пещеры. А я ни в один грот не заходил, ни в одном лабиринте не был.

Так думаю, проживешь всю жизнь и ничего не увидишь, ничему не удивишься. И как-то грустно становится. А может, жизнь не для этого дана? А для чего тогда? На лягушек смотреть? На чертополох? На купленный Галей комод в комиссионке? А её нисколько не смущает, что в нем чьи-то вещи уже лежали, что он стоял неизвестно где.

Конец ознакомительного фрагмента.