Линда Ховард - Невеста Данкена Страница 10

Она немного запыхалась и не только от подъема на лестницу. От мысли иметь от него детей она почувствовала слабость.

Он открыл дверь, расположенную сразу же наверху лестницы, и проводил ее в большую, приятную спальню с белыми занавесками на окнах и белым покрывалом на кровати с балдахином. Она издала тихий звук удовольствия. Перед одним из окон стояло старое кресло-качалка, а гладкий деревянный дощатый пол покрывал коврик, несомненно, ручной работы. Сам пол стоил маленькое состояние. Все очарование комнаты заключалось в ее простоте, никакие безделушки не выделяли ее. Но он жил здесь один, напомнила она себе; личные вещи должны были находиться в комнатах, которыми он пользовался, а не в пустых спальнях, ожидающих, когда их заполнят его дети.

Он прошел мимо нее и опустил сумку на кровать.

– Я не могу освободиться на весь день, – сказал он. – Хозяйственные работы должны быть сделаны, поэтому я вынужден предоставить вам некоторое время развлекаться самостоятельно. Можете отдохнуть или заняться чем-то другим, на ваше усмотрение. Если желаете освежиться, ванная прямо внизу в холле. В моей спальне есть отдельная ванная, поэтому не стоит волноваться о возможности столкнуться со мной.

Она мгновенно поняла, что не хочет остаться одна и до конца дня бить баклуши.

– Разве я не могу пойти с вами?

– Вы заскучаете, и потом, это грязная работа.

Она пожала плечами.

– Я и раньше бывала грязной.

Он смотрел на нее в течение одного долгого момента, его лицо выглядело неулыбчивым и невыразительным.

– Хорошо, – наконец, ответил он, задумавшись, будет ли она чувствовать то же самое, когда к ее модельным туфлям пристанет засохший компост.

В ее глазах засветилась улыбка.

– Я переоденусь за три минуты.

Он в этом сомневался.

– Я буду в сарае. Приходите, когда будете готовы.

Как только он закрыл за собой дверь, Маделин скинула с себя одежду, скользнула в джинсы и затолкала ноги в самые старые мокасины, которые привезла с собой именно для этой цели. В конце концов, она не смогла бы как следует исследовать ранчо на высоких каблуках. Она через голову натянула белую хлопковую футболку и вышла за дверь тогда же, когда он оказался внизу, сменив свою собственную рубашку. Риз одарил ее изумленным взглядом, затем его веки отяжелели, когда он окинул пристальным взором ее шею и плечи, оставленные обнаженными кофточкой без рукавов. Маделин чуть не споткнулась, когда этот очень мужской взгляд остановился на ее груди, и ее тело внезапно наполнили жар и тяжесть. Она и прежде видела, как мужчины бросали на ее грудь быстрые скрытые взгляды, но Риз не предпринимал никаких усилий, чтобы утаить свои мысли. Она чувствовала, как ее соски напряглись и затвердели, натираясь о прикрывающий их хлопок.

– Не думал, что вы успеете так быстро…

– Я не переживаю по поводу одежды.

«И не должна», – подумал он. С таким телом ей не требовалось каких-либо других дополнений и приукрашиваний в виде одежды. Он почти пускал слюни от одной лишь мысли о ее грудях и этих длинных, стройных ногах. Их скрывали джинсы, но теперь он точно знал, какие они длинные и красивые, а, когда она повернулась, чтобы закрыть дверь спальни, с замиранием сердца отметил волнующий изгиб ее ягодиц. Он чувствовал себя намного более горячим, чем обещанная погода.

Она шагала к сараю рядом с ним, вертя головой во все стороны, пока вбирала все аспекты ранчо. Позади дома стоял трехдверный гараж, выполненный с ним в одном том же стиле. Она указала на него.

– Сколько у вас других автомобилей?

– Ни одного, – кратко ответил он.

Три других здания стояли пустыми, с пустыми окнами.

– Что там?

– Домики для служащих.

Здесь был и хорошо сложенный курятник с жирными белыми цыплятами, усердно клюющими во дворе. Она заметила:

– Я вижу, вы выращиваете собственные яйца.

Уголком глаз она увидела, как дернулись его губы, словно он почти улыбнулся.

– Я также выращиваю свое собственное молоко.

– Очень эффективно. Я впечатлена. Я не пила свежего молока приметно с шестилетнего возраста.

– Мне не показалось, что у вас нью-йоркский акцент. Откуда вы изначально?

– Из Вирджинии. Мы переехали в Нью-Йорк, когда моя мать повторно вышла замуж, но я вернулась в Вирджинию учиться в колледже.

– Ваши родители развелись?

– Нет. Мой отец умер. Мама вступила в повторный брак три года спустя.

Он открыл дверь сарая.

– Мои родители умерли в течение года друг за другом. Не думаю, что они смогли бы жить друг без друга.

Ее окутал густой земляной запах заполненного сарая, и она глубоко вздохнула. Запахи животных, кожи, удобрений, сена и корма – все смешалось в этом безошибочном аромате. Она нашла его намного более приятным, чем запахи выхлопов.

Сарай был огромен. Она заметила рядом с ним конюшню, такую же пустую, как навес для машинного оборудования и навес для сена. Все на ранчо кричало о том, что когда-то оно было очень процветающим, но Риз явно переживал трудные времена. Как это, наверное, невыносимо для мужчины с его очевидной гордостью. Она хотела вложить свою руку в его и сказать, что это не имеет значения, но предчувствовала, что он отринет этот жест. Гордость, которая держала его работающим в одиночку на таком огромном пространстве, не позволит ему принять что-либо, что он может истолковать как жалость.

Она не знала, какую работу нужно было выполнить или как ее делать, поэтому постаралась не мешаться у него под ногами и просто наблюдала, отмечая с каким дотошным вниманием он подходил ко всему, чем занимался. На его мощных руках и спине бугрились мускулы, пока он вычищал стойла и подавал новое сено. Он наполнил корыта кормом, проверил и поправил задвижку, налил свежей воды. В загоне между сараем и конюшней стояли три лошади; он проверил и почистил их копыта, вывел их, чтобы накормить и напоить, затем разместил на ночь по стойлам. Он подозвал к себе до смешного понятливую корову и завел ее в стойло, где она довольно жевала, пока он доил. С ведром, наполовину полным горячим, пенящимся молоком, он вернулся обратно к дому, возле которого появились два кота, учуявших запах молока и властно мяукающих на него.

– Брысь, – сказал он. – Идите мышей ловить.

Теперь Маделин знала, что ей делать. Она взяла стерилизованные кувшины, замеченные ею раньше, во время прогулки по кухне, и нашла ткань для фильтрации. Он кинул на нее удивленный взгляд, пока она держала натянутую вокруг горлышка кувшина ткань, чтобы он мог перелить сквозь нее молоко.

– Обычно так делала бабушка Лили, – сказала она счастливым тоном. – Я была недостаточно сильной, чтобы держать ведро и лить, но знала, что однажды стану взрослой и она позволит мне переливать молоко.