Петра Дурст-Беннинг - Дочь стеклодува Страница 51

Она почти не шутила. С одной стороны, его упорные ухаживания льстили девушке, но с другой – ей не хотелось будить в нем ложные надежды. Как бы ни относился к ней Петер, для нее он оставался названым братом, не более того.

– Я готов пойти на такой риск, – легко отозвался Петер. – Ты только посмотри на этих двоих, – он кивнул, указывая на Рут и Томаса. – Еще год назад никто из них даже не предполагал, что они будут вместе.

– Что ж, в одном я вынуждена с тобой согласиться: никто не знает, что принесет нам будущее, – ответила ему Иоганна, чтобы завершить разговор на мирной ноте.

Натанцевавшись вдоволь, разгоряченные молодые люди взяли себе по кружке пива в баре, а затем сели за маленький столик, на который официантки ставили собственные напитки. Оттуда они видели весь зал, а на них никто не обращал внимания.

– Здесь я и просижу до конца вечера, – заявила раскрасневшаяся Иоганна. Прохладное пиво приятно остужало горло. – С меня хватит на сегодня громких фраз Вильгельма Хаймера. Как он при этом косится на меня – просто брр! Как будто все время пытается подчеркнуть, какую хорошую партию сделала наша Рут. – Девушка вздохнула. – Однако стоит отдать ему должное: он подарил им квартиру над складом, и это довольно щедрый подарок. Я даже не знала, что этот дом тоже принадлежит ему.

Петер рассмеялся:

– Видишь ли, Томас – действительно хорошая партия!

– Еще бы, – усмехнулась Иоганна, кивая в сторону танцплощадки, где Томас дурачился вместе со своими товарищами: они квохтали и прыгали, словно куры.

Подняв брови, Иоганна наблюдала за тем, как некоторые женщины пытались увести пьяных парней с площадки под громкий смех зрителей. Она с облегчением вздохнула, заметив, что Рут среди них нет.

– Думаешь, все будет хорошо? – спросила она Петера, указывая взглядом на молодоженов.

Петер лишь пожал плечами.

Внезапно Иоганна осознала, что сегодня был удивительно радостный день: танцы, ни к чему не обязывающая болтовня, без странных замечаний Штробеля, без тревог о том, как Мари будет справляться одна. Уже завтра все изменится.

Внезапно на душе у Иоганны заскребли кошки. Она снова потащила Петера танцевать в надежде избавиться от тяжести, сдавившей ей грудь.

Не успели все и оглянуться, как лето миновало. Там, где дули самые сильные ветра, деревья уже начали сбрасывать листву, а лесные ели вдруг стали выглядеть мрачнее обычного. Солнце с трудом взбиралось по отвесным склонам гор, поэтому деревня день ото дня все глубже погружалась в тень. Когда Иоганна отправлялась по пятницам домой, повозка угольщика прыгала по кочкам уже в кромешной тьме.

Хотя живот у Рут заметно вырос и она все чаще испытывала недомогание, на работу она выходила, как положено. И это было хорошо, поскольку заказов у Хаймеров меньше не становилось. С самого утра и до позднего вечера Томас и оба его брата сидели, склонившись над газовыми горелками, и выдували стекло, в то время как Рут, Мари и другие женщины придавали изделиям окончательный вид.

После напряженного рабочего дня у Мари часто болела спина, тем не менее она полночи проводила, рисуя за кухонным столом. Спокойствие, воцарившееся в доме после отъезда Рут, действовало на нее вдохновляющим образом. Наконец-то можно было разложить рисунки и карандаши, рисовать, пробовать, зачеркивать, и никто при этом не заглядывал ей через плечо и не визжал от восторга. Интерес со стороны сестер всегда немного мешал девушке. Сестры, разумеется, хвалили ее эскизы, так было всегда, и все об этом знали. И все же Мари хотелось узнать мнение настоящего знатока, с которым можно было бы обменяться идеями, но, хотя такого руководителя ей не хватало, ее эскизы со временем становились все более утонченными и продуманными. Однако Мари все чаще ловила себя на том, что вместо стеклянных тарелок и мисок рисует круги и мячики, которые, впрочем, она тут же сердито зачеркивала.

Все началось несколько месяцев назад с сущей мелочи. Вскоре после свадьбы Рут Иоганна обронила одну фразу, после которой воображение Мари постоянно возвращалось к шарообразным формам.

– Ты даже не представляешь, что я вижу у Штробеля! – рассказывала сестра. – Думаешь, что знаешь все виды стекла, которые изготавливают в Лауше, а потом приходит какой-нибудь стеклодув и поражает новым образцом!

Мари переспросила, что же видела Иоганна, хотя ей хотелось заткнуть уши. Девушка не желала слышать, какие красивые, необычные или уродливые изделия несут стеклодувы Штробелю. Только не после того, как Вильгельм Хаймер в очередной раз отверг один из ее эскизов.

– Хорошие у тебя вещи, девонька, тут ничего не скажешь, – заявил он ей, – но, пока мы не разделаемся со своими заказами, о новом и думать нечего.

Он похлопал ее по плечу, но от этого разочарование никуда не ушло. Поэтому Мари поначалу вполуха слушала рассказ Иоганны о Карле Фляйне по прозвищу Швейцарец, которому предстояло выполнить заказ одного американца.

– Я знаю, что люди вешают на елку стеклянные бусы, но чтобы стеклянные шары… Ты представляешь? – смеялась Иоганна.

И вдруг Мари насторожилась и принялась нетерпеливо кивать Иоганне: «Продолжай!»

Иоганна заметила ее интерес и углубилась в подробности:

– «И как только мистеру Вулворту пришла в голову идея заказать стеклянные шары для рождественских елок? – спросила я у Штробеля, едва он вернулся из путешествия. – Принято ли в Америке вешать на деревья нечто подобное?» «Нет», – сказал Штробель. Мистер Вулворт признался, что в прошлом году купил у одного торговца из Пен… Пенсильвании, – Иоганна запнулась, выговаривая непривычное название, – несколько прозрачных стеклянных шаров. И только потому, что тот ужасно настаивал. Если бы шары не раскупили, он вернул бы их торговцу. Но, судя по всему, они разошлись в мгновение ока! Этот Вулворт – коммерсант и, конечно же, почуял большую прибыль. Швейцарец тоже заработает. Я рада, что Штробель отдал этот заказ именно ему. Его семье это очень пригодится!

После этого Мари попросила сестру в точности описать шары.

Как выяснилось, ничего особенного в них не было, но сама идея показалась ей восхитительной.

Вскоре Иоганна вернулась в Зоннеберг, даже не подозревая, какие семена заронил в душе у Мари ее рассказ. В ту ночь Мари впервые в жизни не могла уснуть, ворочаясь с боку на бок, пытаясь прогнать прочь яркие образы: сверкающие шары на фоне зеленых елей и сосен, серебристое мерцание в отблесках пламени свечи… Больше всего на свете ей хотелось встать и перенести эти образы на бумагу, просто для того, чтобы избавиться от них, но потом она обозвала себя дурочкой: Вильгельм Хаймер не возьмет в работу такие шары, как и все остальные ее эскизы.