Наследники Шамаша. Тени и пыль - Alexandra Catherine Страница 33

— Батюшка, я не думаю, что у него на мой счет имеются порочные мысли…

— Если бы он любил тебя, несчастная, он бы уже просил твоей руки! А я понимаю, он этого не сделал!

— Не сделал, — грустно подтвердила та.

— Я и представить не мог, что доживу до того дня, когда мне придется сомневаться в чистоте собственной дочери! Да еще и такой юной! Дружба с мальчишками подарила тебе возможность вовсе не бояться их и даже потакать их капризам! Ах, будь прокляты эти Вальдеборги! Они предали не только Атариатиса Рианора и Атийского короля триста лет назад, но и меня! Ни один вальдеборгский принц не переступит более порог этого дома, пока в этом доме находятся мои дочери! Ты более не увидишь принца! А королю я всё объясню, как только он вернётся.

— Но батюшка!..

— Ты будешь сидеть дома всю оставшуюся жизнь, пока какой-нибудь несчастный случай не приведёт в наш дом мужчину, который будет способен попросить твоей руки! В то время как твоя благочестивая сестра с моего дозволения будет добиваться всего, чего захочет, пока она будет работать в своей больнице, выезжать на балы и пользоваться другими безобидными развлечениями, тебя будет развлекать только одна сиделка, по совместительству, тюремщица! Если понадобится, я увезу тебя в глушь Керейских гор и приставлю к тебе стражу в несколько десятков бравых воинов, которые не позволят тебе и носа высунуть наружу!.. — герцог Атийский стукнул по столу так, что стол загудел.

Гаральд Алистер перевел дыхание и уже спокойнее проговорил:

— Полагаю, ты уже поняла, что с мечтой о Сильване и учёбе в каком-либо другом государстве ты только что распрощалась навсегда.

Только сейчас ужас пронзил Ишмерай и слезами горя брызнул из глаз девушки. Трясясь, она прошептала:

— Батюшка, ты не можешь быть так жесток!

— Ты ещё смеешь говорить мне, что я могу, а что нет, мерзавка?!

— Гаральд, прошу тебя! — предостерегающе повысила голос Акме, помрачнев.

— С тобой, Акме, я поговорю потом! — резко бросил он.

Герцогиня благоразумно промолчала, но наградила мужа до того надменным взглядом, что герцог предпочел с ним не встречаться.

— Мне осталось доучиться полгода! — голос Ишмерай треснул и сорвался в отчаянный крик. — Всего полгода! Матушка, я прошу тебя!

— Не смей потакать ей, Акме! — рявкнул герцог, после чего герцогиня наградила его не просто взглядом, но и резким возгласом:

— На этот раз моя дочь говорит со мной, Ваша Светлость. Потрудитесь унять свой тон, — Акме перевела строгий взгляд на дочь. — Ишмерай, оказывается, ты солгала мне.

— Неправда, матушка! Я чиста перед Богом, перед всеми святыми и перед тобой. Я просто не понимаю, как один единственный поцелуй влюбленного может опорочить меня!

— Сейчас это поцелуй, а потом, быть может, и… — герцог запнулся, не в силах продолжить. — Дочь Атийского герцога ублажает карнеоласского принца! Таких слухов ты хочешь о нашей семье?!

Ишмерай, по началу томившаяся от отчаяния, почувствовала, как волны гнева захлестывают и одурманивают её. Она покраснела, после зло усмехнулась и воскликнула:

— Ах, вот оно что, дорогой батюшка! Вы печетесь о чести своего герцогства, только и всего! Вы печетесь о том, что о вас будут говорить в Карнеоласе!

— Да как ты смеешь? — прошипел он, и герцогиня резко поднялась, испугавшись, что герцог, никогда не поднявший на любимую дочь руки, сейчас кинется на неё. — Вот чем ты стала! Как я разбаловал тебя своим потаканием!

— Батюшка, вы отнимаете у меня мою мечту! — воскликнула Ишмерай, хладнокровная ярость которой высушила все её слезы.

— Благодари за это вашу с принцем порочность! — с отвращением выдавил герцог Атийский, с болью глядя на свою дочь. — Почему я не смог вырастить тебя такой, как вырастил Атанаис?!

— Это несправедливо, батюшка, — прошептала Ишмерай, дрогнув и прослезившись.

Она всегда понимала, что её поведение далеко от идеала, который создала Атанаис, и, безоглядно любя своих родителей, Ишмерай часто сокрушалась по этому поводу, но сейчас это напоминание оказалось наиболее болезненным.

— Что же ты за проклятие, Ишмерай? — громыхнул герцог. — Не заставляй меня отрекаться от тебя!

— Гаральд! — выдохнула Акме.

Ишмерай поглядела на отца. И столько боли было в этих огромных изумрудных глазах, что герцог смутился, но остался непреклонен.

Девушка угрожающе выпрямилась, гордо вздёрнула голову и проговорила неожиданно низким и надменным голосом:

— Это всё, что вы желали мне сообщить, Ваша Светлость?

Гаральд Алистер горестно взглянул на неё, но холод и спесь дочери разозлили его еще сильнее, и он рыкнул:

— Уйди с глаз долой.

Тогда Ишмерай, не проронив ни слезы, все еще находясь в каком-то тумане своей ярости и обиды, изобразила глубокий реверанс, сделала несколько шагов назад, не поворачиваясь к отцу спиной, вышла из кабинета и с нарочитой осторожностью закрыла за собой дверь. Она увидела дядю Лорена, принцессу, Рецию, Сагрию, бледного Акила и расстроенного Марцелла, которые явно слышали все. Атанаис же стояла с прижатой к губам ладонью и тихо роняла слезы.

— Барышня… — растерянно прошептал Марцелл.

— Я тебе больше не барышня… — рыкнула девушка. — Герцогу было угодно отречься от меня.

Сестре своей она не сказала ни слова и лишь прошествовала мимо неё.

У лестницы её догнал Гаспар и жалобно затараторил:

— Ишмерай, я не думал, что это так разозлит отца!

Ишмерай поглядела мальчику прямо в глаза и ядовито прошептала:

— Как хитро и легко ты предал меня!

— Сестрица, прости меня! — простонал Гаспар, и в глазах его сверкнули слёзы.

— Ты никогда не считал меня своей сестрой, — процедила она и выдохнула: — Зачем теперь называешь меня так?

Мальчик потрясенно всхлипнул, а Ишмерай уже приняла решение.

— Это слишком, Гаральд, — резко проговорила Акме, оставшись с мужем наедине.

— Иди и позволь девчонке делать всё, что её душе будет угодно, — вздохнул Гаральд, в изнеможении откинувшись в кресле.

— Позволь напомнить тебе, что ты подарил мне множество поцелуев еще тогда, когда о свадьбе не было и речи.

— Вспомни, в какое