Невеста Короля Теней - Сильвия Мерседес Страница 40

– Принцесса, – говорю я, с усилием обретая дар речи, – я надеюсь, вы поверите мне, если скажу, что собираюсь хорошо относиться к вашей сестре.

Ее странные глаза удерживают мой взгляд. Я не могу прочесть выражение в их глубине. Но мое сердце сжимается от внезапной боли.

– Ильсевель… Она особенная, – говорит она. – Я имею в виду не только ее божественный дар. Она сама по себе единственная в своем роде. Храбрая. Верная. Более сильная, чем она себе представляет. Она заслуживает… – Ее ресницы опускаются, пряча от меня взгляд. Я наблюдаю, как ее белые зубки прикусывают пухлую розовую губу. Затем, слегка тряхнув головой, она поднимает глаза – выражение ее лица решительное. – Она заслуживает самого нежного отношения. И уважения.

– У нее будет и то и другое. Я клянусь вам.

– Она заслуживает любви.

Я молчу. Ответ просто не приходит на ум, как бы я ни старался. Мой пульс стучит в ушах, отсчитывая секунды. И я все еще молчу. А она ждет. Ждет моего ответа.

– Клянусь Оком Анейрин, я не нарушу эти обещания, – говорю я низким и рычащим голосом. – С этого дня и до самой смерти.

Она делает глубокий вдох, с ее губ слетают тонкие белые струйки пара. На мгновение я слышу мелодию, гудящую в воздухе между нами. Она простая, но в то же время необычная. Я чувствую, что в ней скрывается нечто более сложное, замысловатое. Словно она вот-вот может перерасти в нечто невероятно сильное и бесконечно прекрасное. Она взывает ко мне с такой тоской, которую мне никогда раньше не удавалось испытать. Я чувствую, будто изголодался по этой песне, почти отчаялся узнать все то, чем она могла бы стать.

Вдруг Фэрейн моргает – и мелодия прерывается. Даже воспоминание о ней мгновенно тускнеет, исчезает.

Кивнув мне в ответ, Фэрейн опускает голову и начинает идти по тропинке мимо меня.

И я чувствую, что она больше не скажет мне ни слова. Даже не попрощается. Она просто уйдет, и я никогда больше ее не увижу.

– Фэрейн.

Она останавливается. Теперь она всего в шаге от меня, ее взгляд устремлен вперед, на дверь в противоположной стороне сада. Но я не могу так просто отпускать ее. Сам не понимаю, чего я хочу добиться – вероятно, каких-то особых слов, которые бы доказали существование того, о чем ни один из нас не осмелился сказать.

Я поворачиваюсь к ней и ловлю ее руку своей. Она начинает вырываться, но прежде, чем успевает это сделать, я наклоняюсь и подношу костяшки ее пальцев к своим губам. Волна дрожи прокатывается по ее телу от прикосновения моих губ к ее коже. Она резко поворачивает голову, и я снова встречаюсь с ней взглядом. Мне хочется произнести ее имя. Хочется услышать, как она произносит мое. Не говоря ни слова, она убирает руку, вздергивает подбородок и убегает. Я не могу заставить себя последовать за ней, не могу окликнуть ее. Мне остается лишь молча смотреть ей вслед.

– Клянусь оком Анейрин, – шепчу я. – Я сдержу эти клятвы. Я сдержу их.

Она исчезает за дверью. Громкий хлопок звучит оглушающе в неподвижном холодном воздухе. Я медленно выдыхаю. Затем поднимаю свой плащ, слегка отряхиваю его и, надев вместе с капюшоном, застегиваю у горла. Пришло время оставить человеческий мир позади.

Глава 15. Фэрейн

Я не совсем понимаю, почему именно Теодру пришлось сопровождать меня обратно в монастырь Норналы. Вероятнее всего, отцу просто нужна была причина, чтобы отослать его подальше от игорных столов Белдрота и с глаз долой.

– Принеси пользу хоть раз в своей проклятой богами жизни, – прорычал он тогда.

– Я уже принес тебе пользу однажды, – ответил Теодр, тряхнув своими золотистыми волосами. – Я не понимаю, почему я должен постоянно быть всем полезным.

Тогда отец пригрозил лишить его доступа к королевской казне, если он не сделает то, что ему сказали. У Теодра не было другого выбора, кроме как подчиниться.

Вот так я и оказалась снова в тесной карете вместе со своим братом. Сомневаюсь, что мы сказали друг другу больше трех слов за всю дорогу. Сейчас, когда наш экипаж проезжает мимо места, где на нас напали фейри, я чувствую, что Теодр затаил дыхание. Он не смотрит в окно, а лишь смирно сидит, вертя свои кольца одно за другим в почти что молитвенном ритуале.

Я отдергиваю занавеску и смотрю на дорогу, теперь абсолютно свободную. Сломанную карету давно увезли, тела и оружие убрали. Не знаю, правда, кто это сделал. В воздухе все еще витает негативная аура от всех смертей, которые произошли здесь, но за прошедшее время она успела ослабнуть достаточно, чтобы не причинять мне боли.

Я закрываю глаза… и почти вижу Короля Теней таким, каким он был той ночью, верхом на своем темном звере. Я почти чувствую его огромные руки на своей талии, биение его сердца прямо у меня за спиной. Удивительно, как самый страшный момент твоей жизни может одновременно быть самым волнующим и даже… приятным. Вот уж действительно тайна, которой мне никогда до конца не раскрыть.

Наше путешествие, к счастью, проходит без происшествий: нет ни намека на появление как всадников на единорогах, так и другой активности фейри.

Возможно, слухи о союзе с Мифанаром уже распространились. Даже такой человек, как принц Рувен, не решился бы перейти дорогу воинам трольдов.

Мы проезжаем ту же самую сгоревшую деревню, которую я мельком видела по пути в Белдрот. С радостью в душе замечаю – ее уже начали восстанавливать. Я надеюсь, что уже скоро люди смогут вернуться к спокойной жизни, а Гавария оправится от тех ужасов, что творили фейри.

Что же насчет меня? Я буду тихо доживать свои дни за каменными стенами монастыря, мечтая о серебристых глазах на гордом, прекрасном лице.

– Добро пожаловать домой, принцесса, – говорит матушка Норли, когда карета останавливается во дворе аббатства. Я спускаюсь по ступенькам, улыбаюсь в ответ и оглядываю знакомые строения: здание капитула и трапезную, помещение для отдыха сестер и дорожку, ведущую в огород. Все осталось таким же, каким было несколько дней назад, в момент моего отъезда. Но почему тогда во мне просыпается чувство, будто меня не было здесь много лет?

Выбранное матушкой Норли слово глухим эхом отдается в моей голове. Дом. Полагаю, этот монастырь сейчас является единственным местом, которое можно описать этим словом. Белдрот, конечно, больше не является мне чем-то родным. Но я