Евгений Бузни - Суданская трагедия любви Страница 11

Мне снится девушка, которая промелькнула мимо моей комнаты. Она танцует вокруг меня в длинном прозрачном платье. Потом она вдруг кричит, плачет, протягивая ко мне руки, я рвусь вперёд, но у меня самого наручники. Нас везут вместе с неграми в дырявом вагоне поезда. Наверное, везут в рабство. Но появляется огромный слон, переворачивает хоботом вагон, всё летит, гремит, я куда-то проваливаюсь, открываю глаза. Начинаю понимать, что за окном с грохотом проезжает грузовик.

Поднимаюсь, выхожу на веранду. Улица опять полна людей. Гудки машин, крики, смех, песни. Дневная жара спала, и все выползают из закутков. Снова открываются магазины, бары, кинотеатры. Жизнь возобновляется.

Было бы, конечно, несправедливо умолчать о том, что в городе есть всё-таки кое-какие деревья и даже парки, которые я в быстром проезде на автобусе не успел рассмотреть. Есть центральная улица с неоновыми фонарями, банками, современными отелями, выгодно отличающимися от моего места пребывания.

После дневного сна продолжаю знакомство с городом, плутаю по улочкам, периодически теряя и находя намеченные ориентиры. Захожу в разные магазины без всякого желания что-то покупать. Впрочем, купил-таки одну вещь – учебник арабского разговорного языка Элиаса на английском языке. Пью пепси-колу. Удивляюсь богатству магазинов и нищете горожан.

Но всё это, далёкий мой Джо, только беглые наброски, ибо надо прожить здесь не один месяц, чтобы узнать и почувствовать, чем дышат и живут, о чём думают и мечтают, люди этой абсолютно незнакомой для меня страны. Надеюсь, не упущу замечательный случай. К счастью, меня уже завтра отправляют на юг Судана в город Вау, где и придётся коротать время на поприще переводческой деятельности. Говорят, что там я увижу джунгли и настоящую Африку с её множеством диких зверей и огромным разнообразием растительности. Не поедят ли меня там?

Чувствую, как читая эти строки, ты нетерпеливо топаешь ногой и устремляешь возмущённый взгляд на далёкий континент, где я исчез, чтобы неизвестно когда появиться. Однако пора кончать это письмишко. В Хартуме стемнело. Завтра отдаю письма переводчику, который за мной заедет, и улечу в тар-тарары.

Дружески жму руку.

Твой африканец Юджин.

Но всё оказалось не так. Я не улетел завтра. Дописываю это письмо в посольстве. А в тот вечер Юра заехал ко мне на пять минут, поинтересовался, как я тут устроился, сказал, что в Вау не смог дозвониться. А мне нужно сделать фотографию для посольства. Удивительно, что об этом не сказали в Москве. Можно было заранее сделать фото и привезти.

В результате получилось так, что на другой день я сначала никак не мог найти эту фотографию. Я искал днём, когда она была закрыта. Потом вечером я на неё наткнулся, попав сначала в другую, где никто не знал английский, и мы ничего не могли объяснить друг другу. Но и в той, где я сфотографировался, нашлись трудности. Когда я пришёл за фотографиями, на месте не было фотографа, а помощник не владел английским языком, и я долго пытался объяснить, что фотографии должны быть уже готовы. В конце концов, помощник покопался в снимках и нашёл четыре моих. Я заплатил 40 пиастров, не зная много это или мало, а помощник просил ещё что-то, видимо, квитанцию, которую мне никто не выписывал. Такой казус.

Следующим утром Юра подъехал на Волге, и мы отправились в центр города за билетами на самолёт до Вау. Выслушав мои горестные замечания по поводу условий жизни в гостинице и питания, он предложил мне пообедать сегодня в нашей русской столовой при посольстве. Я, естественно, сразу согласился, поразившись тому, что он не предложил это раньше. В этой столовой, где готовят наши русские поварихи, приготовили великолепный обед, который я даже не мог полностью съесть из-за его обилия и сытности в сопровождении чудесного местного напитка каркаде. Всё это стоило 40 пиастров, тогда как в гостинице только кофе забирал у меня 25 пиастров.

Билет на самолёт мы купили. Завтра в пять утра я отбываю из гостиницы. Так что заканчиваю письмо и отдаю для отправки. Надеюсь, скоро получишь.

Твой Юджин

ГЛАВА 3 МИР СТРАННЫХ ОЩУЩЕНИЙ

– Женя!

Я оглянулся. По коридору, торопясь ко мне шёл Ашот. Меньше всего мне хотелось встретить в редакции этого человека. А он шёл ко мне, светясь радостью.

– Привет, старина! – сказал он, широко улыбаясь. – Проблема решена. Мы летим с тобою вместе. Шеф согласился, что разобраться в суданской ситуации одному будет трудно.

«Конечно, – подумал я, – страна разбита на два государства, южный и северный Судан. Насколько это серьёзно, что будет с этими отделившимися друг от друга частями, будут ли продолжать воевать или сумеют подружиться? Вопросы очень непростые. Тут и двум журналистам сразу не сообразить, что к чему», а вслух произнёс:

– Деловой ты, Ашот. Всего умеешь добиться.

– О чём ты говоришь, старик? Не пробьёшься, не выживешь. Но ты не тушуйся. Я тебе мешать не стану. У тебя своя программа, у меня своя.

– Не понял, – удивился я, – ты же говоришь, что мы вместе летим.

– Конечно, вместе, старичок, – и Ашот рассмеялся, дружески похлопав меня по плечу. – И статейный отчёт вместе подпишем, но вмешиваться в твою сферу я не стану, если ты не захочешь. Там на месте решим, как действовать сообща. Со мной тебе же будет лучше.

То, что неожиданный попутчик называл меня по журналистской практике стариной, стариком и старичком, давало понять, что он хочет заставить меня забыть о предыдущей встрече с ним, когда слова «тебе же лучше» с предложением отказаться от командировки звучали угрозой. Теперь он обещал помощь. От этого обещания помощи я почувствовал себя нехорошо. Мне показалось, что какая-то опасность спряталась буквально у меня за спиной, а я не могу её увидеть. Внезапно подумалось: «Может, действительно лучше сейчас сослаться на нездоровье и не лететь с этим неожиданным сопровождающим?» Но я с детства не привык поворачивать назад. Если уж ставил перед собою цель, то добивался её, каким бы трудным ни оказывалось её осуществление.

Более того. Меня тянули теперь в Судан письма. Почему они попали ко мне, почему меня послали именно в Судан, откуда писались послания на Родину в Россию? Я успел сжиться с автором. Мне пришло в голову, что я должен повторить его путь, понять какая загадка стоит за строками писем. Я почти чувствовал себя не просто Евгением, а тем самым Юджином, который писал неизвестному мне другу в южный город. У меня тоже оставалась подруга в Москве, от которой я улетал в Африку. Правда, Юджин писал своему другу, но очень уж как-то нежно он к нему обращался. Я бы писал так любимой женщине.

Впрочем, возможно, мне так только казалось. Но я тоже впервые отправлялся за границу. Я был почти как тот юноша, но с огромной временной разницей почти в тридцать лет. Когда именно писались письма, мне пока было непонятно, хотя я предположил, что они могли относиться к периоду моего рождения, а это, естественно, прошлый век во всех отношениях. Всё, что происходило до моего рождения, мною рассматривалось как почти доисторическое прошлое. Парня тогда вызывали перед отъездом не только в министерство, но и в главный орган управления страной – ЦК партии для беседы и, вероятно, проверки на лояльность. Сегодня со мной разговаривали только сотрудники редакции, которых интересовали сугубо личные вопросы. Все хотели мне помочь быстрее оформить командировку, скорее получить визу, организовать вне очереди новый паспорт, добыть медицинскую справку. Все угождали, но не бесплатно. Никого больше в других отношениях моя персона не интересовала.

И всё же я чувствовал себя Юджином. Странным немного казалось лишь его удивление при виде торговли на улицах Хартума. В Москве на Тверской улице тоже на каждом метре что-то продают. А когда я был в Ялте или Евпатории, то там на набережной особенно в вечерние часы торговля всем чем попало, выкрики продавцов, гадалок, рисовальщиков мгновенных портретов или татуировок, уличных музыкантов и прочих развлекателей шумом и разнообразием никак не уступают описанной картине торговли в африканской столице.

Очевидно, во времена Юджина в России было иначе. Да, именно так я стал различать временные периоды: моё время и времена Юджина. Оставалось два дня до моего отлёта. Освободившись, наконец, от организационной суеты, устроившись дома в кресле с чашечкой кофе на маленьком столике, я принялся читать третье письмо из Африки, которое теперь начиналось без эпиграфа, но столь же неожиданно не приветствием, не датой, которая шла дальше, а географическими данными.

Юг Судана.

27-я широта,

7-я параллель.

15 декабря.

Здравствуй, Джо!