Татьяна Устинова - Богиня прайм-тайма Страница 38

– Я постараюсь запомнить.

– Так что вы делали под столом?..

Тут она вспомнила, что она делала, и метнулась к компьютеру, и оттолкнула растреклятый стул, и нашарила “мышь”, болтавшуюся на шнуре, как на хвосте, и уставилась в монитор, и даже застонала, когда поняла, что там ничего нет.

То есть верстка была на месте. И Дума тоже – куда ж ей деться! – и подводки, и отводки, и хронометраж! Не было только послания: “Ты сука. Ты ничтожество. Ты никто, и я от тебя избавлюсь”.

Выходит, кто-то удалил его, пока Алина ползала под столом, и этот самый Беляев со злодейскими глазами вытаскивал стул, чтобы она могла выбраться. Выходит, опять ничего нет – ни кода, ни времени ввода, ни пароля, ничего!

– Алина? – спросил Ники очень близко. – Что случилось? Что-то в программе?

Она подняла голову и стукнула его своей макушкой в подбородок. Оказывается, он тоже подошел к столу и теперь смотрел в монитор вместе с ней.

– Все в порядке в программе, – сквозь зубы сказала она и повела головой. Его запах – сигарет и какого-то сложного одеколона – раздражал ее. – Все в порядке!

Черт, черт, черт!..

Ники удивился.

Он и сам любил поминать черта, и именно таким образом – три раза подряд. Звезда вела себя странно – что-то здесь было явно не правильное, нелогичное, и Ники хотелось бы знать, что именно, особенно если это касалось программы.

Впрочем, разве поймешь этих женщин?!

Может, переживает из-за того, что помада под шкаф закатилась, а ей непременно надо было накраситься именно этой помадой? Или запятую кто-то забыл поставить, а она такая тонкая натура, что ее это раздражает до крайности? Или депутатский закон о многоженстве горских народов так поразил ее воображение?

– Может, вам помочь?

– Не надо мне помогать!

Она схватилась за телефон, нажала подряд несколько кнопок – и передумала.

Звонить Бахрушину нельзя. Ему сейчас не до нее и не до этих идиотских записок. Она не может и не должна загружать его еще и своими проблемами.

Что делать?! Что?

В дверь тихонько и деликатно стукнули, и заглянула редакторша Рая.

– Алиночка, тебе пора.

– Рая! – вскрикнула Алина так, что Ники вздрогнул, как большой пес от резкого звука. – Рая, зайди ко мне на секунду.

Редакторша вдвинулась в каморку и неловко кивнула Ники.

– Здрасти, – пробормотал он в ответ, шагнул назад и уперся спиной в стену.

– Что, Алиночка?

– Ты не знаешь, в “Нью-Старе” сейчас кто-нибудь работал?!

Редакторша пожала плечами и опять покосилась на Ники, как будто это он ее спрашивал.

– Не знаю, а что? Бахрушин, наверное, работает.

Зданович. А в чем дело?

– А корреспонденты?!

– Алиночка, я не видела! Но что там сейчас корреспондентам делать, сюжеты давно сдали, все уже в программе стоит, зачем?! Господи, тебе же еще волосы поправлять! Я сейчас сбегаю за Дашей…

– Подожди!

Рая покорно замерла у самой двери. Ники вздохнул от неловкости. За ремнем джинсов у него вдруг ожиларация и осведомилась скрипучим голосом, где он.

Ники рацию вытащил и сказал в нее негромко:

– Сейчас приду.

– А редакторы? – продолжала приставать Храброва. – Ты не видела?

Рае стало не по себе – такое отчаяние было у Алины в голосе.

– Да не видела я! – чуть не плача, воскликнула она.

Ей хотелось быть полезной, а никак не получалось. – Я же на выпуске, а там некогда смотреть!..

– Да, – опомнившись, сказала Алина и улыбнулась нежно. Ники отчего-то опечалился немного, увидев эту улыбку. – Конечно. Просто я сообщение одно потеряла и не знаю теперь, как мне его найти.

– Информационное?! – вскрикнула редакторша.

Потеря информационного сообщения перед эфиром – беда, катастрофа, конец света и гибель Помпеи.

– Нет, нет, – успокоила ее Алина. – Мое личное.

Ничего особенного. Ты… беги. Я сейчас в гримерку приду, и Дашу попроси…

– Да, я поняла. Только ты не задерживайся, ладненько?

Алина кивнула – отвечать у нее не было сил.

Дверь Рая не закрыла, зато Ники решительно захлопнул ее, как только та выскочила, оторвал от стены широченную спину, сделал шаг и оказался прямо перед Алининым столом.

Алина взялась за лоб.

– Быстро расскажите мне, что случилось. Что с программой? Что с версткой? Кому вы хотели звонить?

Алина посмотрела на него. Прямо в его странные темные глаза, как будто предназначенные для компьютерного злодея.

Она ни за что не рассказала бы, если бы не была так напугана и если бы… у него оказались другие глаза.

Серые, к примеру. Или голубые.

Но она слишком испугалась, а глаза у него были черные.

– Кто-то оставляет мне сообщения. Прямо в программе, в эфирной верстке.

– Какие сообщения?

– Первое было о том, чтобы я убиралась отсюда, и еще что-то про мой труп, я точно не помню. – Она помнила каждое слово, каждую букву, каждую запятую.

Она видела их во сне и думала о них, не переставая, даже когда работала. – А второе я получила только что.

– Что там было?

– Ты сука. Ты ничтожество. Ты никто, и я от тебя избавлюсь, – монотонно повторила она. – Все. Больше ничего.

– Никто не может зайти в программу…

– Да знаю я это! – крикнула она. – И тем не менее кто-то заходит, уже второй раз! Господи, что мне делать?! Как мне теперь работать?!

– Нормально работать, – вдруг резко сказал он. – Выпейте валерьянки или что там в таких случаях пьют и возьмите себя в руки. У нас программа на носу!

– Это кто-то из своих, – пробормотала она. Зубы издали странный звук, и Алина стиснула их. – Кто знает, что мне в эфир. И уверен, что я это прочитала и что я боюсь. Он хочет, чтобы я не смогла работать.

– Вот именно. – Беляев взял ее за руку и вывел из-за стола. – Сейчас там нет никакого сообщения, правильно я понимаю?

Она кивнула.

Через несколько минут она войдет в студию, сядет за стол, на свое привычное место – несколько камер, операторский кран, подиум и свободное пространство за ней, полное стекла и электронного мерцания компьютеров, почему-то всегда напоминавшего ей аквариум. Ее покажут все мониторы, время пойдет назад, отсчитывая секунды до эфира, и тот человек станет всматриваться в ее лицо, искать следы паники и страха вроде бледности или неуверенности. И ждать, что она ошибется и что сразу после Думы не сможет выговорить ни слова, а он будет радоваться, и ликовать, и потирать под столом мокрые от возбуждения ладони.

Кто-то свой. Чужие здесь не ходят. Эфирная зона, вход строго по пропускам.

Ники Беляев как-то ловко подвинул ее, словно она была вещь, быстро опустил себя в ее кресло и проворно застучал по клавиатуре.

Она не ожидала такой ловкости от здоровенных мужицких пальцев. Еще под столом она разглядела его ладонь – крепкую, жесткую, с бугорками желтых мозолей.