Наталия Орбенина - Ледяная дева Страница 41

Ехать не ехать, в Россию или на край света, эти сомнения разрешил один неприятный эпизод. Софья и Нелидов познакомились с русским семейством, которое тоже путешествовало по Италии. Милая супружеская пара, они сами пожелали завязать знакомство с соотечественниками. «Супруги Нелидовы» хоть и сторонились знакомств, в этот раз отчего-то не устояли, видимо, устали от отсутствия общения. Новые знакомые выразили живейший интерес, когда Нелидов назвал свою фамилию.

— Уж не тот ли Нелидов, что в Петербурге пишет странные и загадочные пьесы для театра? — встрепенулась дама, видимо, большая театралка и почитательница искусств.

В другое время Феликс бы запрыгал от распиравшего его честолюбия и радости. Подумать только, его знают повсюду, он знаменит! Но в теперешних обстоятельствах он поспешно замотал головой.

— О, нет, нет, мы просто однофамильцы.

— Жаль! — протянула дама. — Впрочем, нет. Мне было бы чрезвычайно неловко говорить с человеком, о котором много писали газеты. Ведь вы наверняка слышали об ужасном самоубийстве его жены Соломеи Берг?

— Нет, господа, мы не имели счастья читать столичных газет, потому что давно не бывали в столице. — Нелидов сдержанно улыбнулся.

Софья же не проронила почти ни слова. Нет, им не удастся скрыться нигде. От нерешенных проблем не убежишь. Вежливо раскланявшись, они вернулись в свой номер молча, в удрученном состоянии духа. И уже через два дня покинули солнечную Италию и направились домой, в Россию.

Глава 25

Софью совершенно измотала дорога, и она уже не чаяла, когда же, наконец, они прибудут в Грушевку. Но, когда вдали она увидела знакомые очертания, в ее душе заскребли кошки. Она вспомнила, какой страшной и чужой ее провожала та же Грушевка.

«Ничего, теперь все пойдет по-иному, теперь все будет хорошо», — пыталась она побороть свои страхи и сомнения. Но это было совсем не просто. Одно дело плюнуть на общество, когда ты далеко, за тридевять земель, и никто не ткнет тебе пальцем в спину, никто не скажет злого слова, никто не смерит презрительным взглядом и не пригвоздит к позорному столбу. Когда она сломя голову убежала с Нелидовым, она понимала, что ее ждет, но только теперь помаленьку стали вырисовываться омерзительные черты незаконного сожительства. Когда нужно постоянно врать, кривить душой или быть готовой к унижению и неприличностям от всех, начиная от прислуги в гостинице и заканчивая людьми, которые раньше почитали за честь приложиться к ручке, теперь же они на порог ее не пустят.

По пути они несколько дней прожили в Петербурге. Пока Феликс бегал в издательства, Софья не сделала ни шагу из номера, боясь неприятных встреч. Единственный раз она покинула номер, и Нелидов на извозчике довез ее до дома Толкушиных на Сергиевской улице.

Подруги встретились со слезами. Ангелина Петровна постарела и вся измучилась неизвестностью, потому что с ее мужа так и не было снято подозрение в убийстве ненавистной Кобцевой. Более того, следователь арестовал Тимофея Григорьевича и поместил его в дом предварительного заключения. Несмотря на собственные несчастья, Ангелина Петровна приняла живое участие в судьбе подруги, она уже знала о ее побеге. И, увы, совершенно не одобряла. Впрочем, теперь, она не имела готовых рецептов семейного счастья и потому не посмела укорять подругу. У Толкушиной Софья пробыла недолго и поспешно вернулась в гостиницу. А на другой день она и Нелидов направились в Грушевку.

Когда Софья ступила на землю усадьбы, у нее закружилась голова от волнения. Каково-то ей тут будет? Станет ли этот дом ее настоящим домом, домом ее семейного счастья? Она подошла к крыльцу и радостно вскрикнула. На пороге в лучах последнего осеннего солнца грелся Зебадия.

— Зебадия! — закричала Софья. — Феликс, взгляни! Это же Зебадия!

Кот от ее возгласа привстал и выгнул спину, потянулся и неспешно подошел. Понюхал подол платья, подумал, подумал и стал тереться об ее ноги.

— Узнал! Батюшки, он узнал меня! — Софья схватила кота на руки и прижала к себе. — Милый мой дружок! Да как же я рада видеть тебя! Да как ты вырос!

Она трясла кота и плакала от умиления.

Слезы и плач последовали и после того, как в Грушевку, по просьбе Софьи, из Энска прибыли Матрена и Филипп Филиппыч. Тут уж рыданья, охи и ахи раздавались по дому целый день. Матрена в себя не могла прийти от сознания того, что она снова со своей ненаглядной девочкой. Ведь вся душа изболелась, исстоналась, жаловалась нянька. И ведь никому не поплачешься, люди-то вокруг злые и до чужой беды охочие. Как вороны ждут лишнего слова, чтобы потом разнести по всему городу и рвать на части, трепать за глаза несчастную сироту.

Когда Софья и Матрена остались одни, молодая женщина спросила настороженно:

— Как там поживает мой незадачливый супруг господин Горшечников?

— А что ему сделается-то! — махнула рукой нянька, точно муху перед собой представила. — Погоревал, погоревал, да и успокоился. Съехал на квартиру, правда, иногда забегает проведать, да скушать чего-нибудь вкусного, на холостых-то харчах много не нажируешь! Придет да и сидит, душу тянет разговорами. Все пытается выведать, где вы да что вы. А я ни-ни!

— А что в городе, поди, клеймят меня позором? — Софья сама боялась этого вопроса.

— Не без того. Все языки об тебя счесали, что и говорить. Я первое время из дому боялась нос высунуть, Филипп Филиппович по лавкам ходил за провизией, с него что возьмешь! — Матрена тяжело вздохнула. — Мелентий твой, конечно, завалящий супруг, но коли в церкви венчались… Да и этот писатель все же вдовец, странный человек, непонятный мне. Как ты теперь будешь жить? Нехорошо это. Ох, нехорошо!

— Матрена! — Софья строго постучала пальцем. — Сделанного не изменишь. Я ошиблась, выйдя за Мелентия, и теперь расплачиваюсь за эту скоропалительную ошибку. А с Феликсом мне очень даже хорошо, просто замечательно! И ты не грусти, все образуется!

— Дай-то бог! — Матрена все вздыхала. Но радость от того, что они снова вместе, пересилила страхи и опасения за дальнейшую судьбу.

Жизнь в Грушевке после возвращения хозяина потекла своим чередом. Размеренно, тихо, спокойно и радостно. Каждый день Нелидов и Софья встречали с мыслью о том, что они вместе. Феликс снова начал писать и по вечерам читать Софье написанное. Софья, хоть и была всего лишь провинциальной учительницей, тем не менее, имела отличный вкус и была начитанной. Она внимательно слушала Нелидова и иногда позволяла себе дельные замечания. Потом он попросил ее править тексты и переписывать набело. Таким образом, Софья стала частью не только его бытия, но и его творчества. Соединились не только их тела, но и их души. Софья не могла более ни о чем мечтать. Он посвятил ее в свою тайну, он сделал ее жрицей своей религии.