Наталия Орбенина - Ледяная дева Страница 42

— Дай-то бог! — Матрена все вздыхала. Но радость от того, что они снова вместе, пересилила страхи и опасения за дальнейшую судьбу.

Жизнь в Грушевке после возвращения хозяина потекла своим чередом. Размеренно, тихо, спокойно и радостно. Каждый день Нелидов и Софья встречали с мыслью о том, что они вместе. Феликс снова начал писать и по вечерам читать Софье написанное. Софья, хоть и была всего лишь провинциальной учительницей, тем не менее, имела отличный вкус и была начитанной. Она внимательно слушала Нелидова и иногда позволяла себе дельные замечания. Потом он попросил ее править тексты и переписывать набело. Таким образом, Софья стала частью не только его бытия, но и его творчества. Соединились не только их тела, но и их души. Софья не могла более ни о чем мечтать. Он посвятил ее в свою тайну, он сделал ее жрицей своей религии.

День между тем стал совсем короток. Уже рано топили печи и зажигали лампы по всему дому. Софья куталась в теплые шали, потому что из щелей старого дома нещадно дуло. Прежний хозяин имения, покойный дядюшка Феликса, царство ему небесное, выписал из Англии большую бронзовую ванну на ножках. Эту ванну наполняли горячей водой, и Софья могла часами наслаждаться теплом. Однажды, когда нега охватила все ее существо и глаза закрылись, Софья вдруг почувствовала некий толчок, движение. Открыла глаза и увидела Зебадию. Любимый кот после воссоединения с хозяйкой не отходил от нее ни на шаг. И вот теперь он решил присутствовать и при купании. Кот легко вспрыгнул на край ванны и замер. Замерла и Софья, по горло в воде. Она уже приготовилась к тому, что животное поскользнется, упадет в воду и оцарапает ее с громким воем. Но кот грациозно двинулся по краю ванны и без помех обошел ее всю. После чего, потоптавшись немного, развернулся и двинулся в обратную сторону. Зебадия уверенно ставил одну лапу в белом чулке перед другой, словно он шел не по скользкому влажному краю ванны, а по ровному паркету.

Матрена, когда пришла с полотенцами для барыни, только подивилась:

— Экий шельмец! Вот бесстыжая бестия! Пришел на куколку мою глядеть! — И брызнула на кота водой. Тот спрыгнул и уселся около печи.

Но Софья не прогоняла кота. Ее радовала его нежность. Нелидову пришлось смириться с тем, что зверь повадился спать вместе с хозяйкой. Впрочем, он и в Энске часто ночевал не на своей подстилке, а в комнате Софьи. Когда в доме было холодно, он залезал под одеяло и вытягивался во всю длину вдоль тела Софьи. Его нежный мех приятно грел кожу. Под утро он принимался щекотать ее своими усами, тыкаться кошачьей физиономией в лицо женщины на манер поцелуя, мурлыкать и урчать, устраиваясь на шее, груди или плече хозяйки. Иногда он забирался ей на голову и укладывался в пышных волосах, как в гнезде.

— Софья! Я ревную! Я не потерплю этого нахала на вашей груди! — кричал Нелидов. — Впрочем, тут хватит места нам обоим!

Потихоньку пришла зима, и Грушевку покрыл снег. Нелидов много работал, он очень боялся, что Софья в этой глуши совсем заскучает.

— Друг мой! Признайся, ведь тебе должно быть тут скучно? — однажды спросил Феликс возлюбленную.

Та изумленно воззрилась на него:

— Вовсе нет! Нет, как ты мог подумать, что мне скучно с тобой! Ты для меня — целый мир! Мне никогда не было так интересно жить, как теперь! Мне не нужны иные люди, мне хватает впечатлений! Мне нужен только ты, ты для меня бескрайний океан! — И она с нежностью обняла его.

Феликс ласково похлопал ее по руке, но в душе у него не стало спокойней. Если ты весь мир и безбрежный океан, то каким ярким должен быть этот мир и каким глубоким океан?

Однажды, встав довольно поздно, Софья в одиночестве пила кофе в столовой. Феликс рано уехал по делам. Принесли почту, она лениво перебирала газеты и прочую корреспонденцию. Вдруг взгляд ее замер. Письмо было адресовано ей. Но кто же мог его написать? Разве Толкушина, но это не ее рука. Софья торопливо распечатала конверт.

«Мадам! Вы в большой опасности! Он все равно убьет и вас!»

Подпись отсутствовала. Руки Софьи задрожали, она судорожно сложила листок и быстро убрала. Свет померк, счастье споткнулось и покатилось в темный угол. Глаза деревянного дракона в гостиной сверкнули нехорошим огнем.

Глава 26

Лошадь бодро стучала копытами по промерзшей дороге. Этот мерный звук, скрип полозьев и бряцание колокольчика наводили на меланхолические размышления. Леонтий Рандлевский поежился и поплотней закутался в медвежью полость. Холодно, бр-р! На дворе начало декабря, но мороз уж забирал нешуточный. Рандлевский развлекался тем, что смотрел по сторонам. Высокие деревья, припорошенные снегом, бегущие по небу облака. Он давно не покидал Петербурга, не вдыхал свежего аромата зимнего леса, не любовался дикой красотой. Его уделом были каменные громады домов, неизменный кабинет в театре, в котором он в последнее время уже почти что жил, наполненный табачным дымом, окурками, бумагами, разрозненными листками от недочитанных пьес. Скучные лица актеров труппы, надоедливые газетчики. Он так и не смог найти замену Нелидову. Все, что ему приносили читать, казалось пошлым, поверхностным, убогим. Театр погибал на глазах, актеры разбегались, публика, насытившись скандалом, связанным с убийством этой дурочки Кобцевой, снова жаждала искусства, а его-то как раз и не было. Рандлевский метался в поисках стоящих пьес, да все напрасно. А Нелидов как сквозь землю провалился. Но слава богу, он их нашел, голубчиков. Не далеко же залетели! Теперь он умрет, но не покинет Грушевки, пока не добьется своего.

Своего… Пока не добьется своего…

Сердце Леонтия заколотилось, нос вспотел, он тяжело задышал. Мысли неслись быстрее лошади, которую и без того без устали погонял возница.

Грушевка встретила его тишиной и некоторой запущенностью. По всему было видно, что к дому мало кто подъезжает. Дорога была почти не расчищена, и только перед крыльцом ковырял снег лопатой незнакомого вида хромоногий мужичок. Леонтий выпрыгнул из саней и потопал ногами, чтобы размять их после долгого сидения:

— Барин дома?

— Нетути, — мужик поставил лопату и стряхнул с нее снег. — Отъехали.

— Надолго?

— Уж до обеда, чай, не вернутся.

— Вот так дела! Что же мне делать? — Рандлевский поежился.

— Так барыня дома. Как изволите доложить, барин?

— Рандлевский Леонтий Михайлович, старинный приятель барина вашего, из Петербурга.

Через минут пять дверь распахнулась:

— Пожалуйте, сударь!

В сумеречной прихожей пальто и шапку у гостя приняла пожилая женщина с румяным лицом и внимательным бойким взглядом. Она проводила Рандлевского в гостиную, куда тотчас же вышла Софья.