Татьяна Устинова - Седьмое небо Страница 49

— Как меняет? — не поняла Лидия. — Как можно изменить что-то в подписанном и завизированном договоре?

— Да как угодно! — завопил Шубин с досадой. — На этот счет есть масса технологий. Название, например, можно заклеить специальной полоской, а сверху впечатать другое. А потом снять полоску вместе с новым названием. Если в лупу не смотреть, эту полоску ни за что не заметишь, она ни по цвету, ни по фактуре не отличается от бумаги и не оставляет следов. Можно с помощью какой-нибудь сложной химии сделать так, например, чтобы нижнее название проявлялось на бумаге, только полежав несколько часов на свету, а верхнее без следа устранялось… я не знаю… обычным ластиком.

Лидия смотрела на него во все глаза.

— Вы что? — спросила она с подозрением. — Шпион?

— Я адвокат без работы, — объявил он холодно. — И это все элементарные вещи, Лидия Юрьевна. Так вот. В этом случае ситуация гораздо сложнее. Доказать, что я их не подписывал, невозможно именно потому, что я их подписывал. И тогда мне остается…

— Что? — спросила Лидия.

— Мне остается только найти человека, который принес договор. Это проще, чем в первом случае, потому что подделать бумаги может кто угодно, а людей, чьи договоры я подписываю не глядя, не так уж много. — Он улыбнулся. — Десятка полтора, я думаю…

— Полтора! — фыркнула Лидия. — Полтора десятка человек вы будете проверять как раз до весны. Да и непонятно, как именно их можно проверить…

— Как раз понятно, Лидия Юрьевна. — Егор допил свой кофе и задумчиво поболтал туркой, как будто оценивая, хватит ему на вторую чашку или лучше сварить еще. — Название “Континенталь” выбрано не зря. Это длинное и глупое слово, не несущее никакой смысловой нагрузки. Кроме одного. По числу букв оно должно совпадать с тем, что было написано снизу. Понимаете? Одно слово можно заклеить, замазать, видоизменить и так далее. Но расстояние между словами ни заклеить, ни изменить нельзя. Мне нужно название, в точности совпадающее с этим по длине, а их совсем немного. Гораздо меньше, чем полтора десятка.

Тимофей Кольцов задумчиво брился перед зеркалом, когда в ванную вошла Катерина.

— Привет, — зевая, сказала она и привалилась щекой к Тимофеевой спине.

— Привет, — ответил он и перестал бриться. — Ты чего так рано?

— Я — как ты, — сонно объявила Катерина. — Если ты начинаешь работать в восемь, почему я должна начинать работать в десять?

— Потому что ты — моя жена, — заявил он, осторожно поворачиваясь, чтобы обнять ее. — Ты моя жена и можешь вообще больше никогда не работать. Хочешь, я тебя с сегодняшнего дня уволю?

— Попрошу без феодальных замашек. — Она потерлась о него снизу вверх, зачем-то поцеловала в ладонь и стала наполнять необъятных размеров ванну. Потом скинула на пол халат, переступила через него и с видом герцогини, принимающей утреннее омовение, шагнула в пенящуюся воду. Тимофей смотрел на нее, затаив дыхание.

Воды было еще мало, она белым ключом кипела вокруг ее розовых коленей, маленьких ладошек, которыми она водила по пенным горам, и — Тимофей на секунду прикрыл глаза — вокруг груди, которая всегда так хорошо помещалась в Тимофеевых ладонях, как будто это было ее главным предназначением. Вода то заливала, то снова открывала соблазнительные выпуклые соски. Тимофей почувствовал, что взмок.

— Катька, я тебя брошу, — сказал он через силу. — Так невозможно жить. Я просто сатанею, когда вижу твои…

— Мои что? — Она подняла из пены ногу и покрутила ступней из стороны в сторону. — Мои ноги? Мои руки? А… Я догадалась! Мои глаза!

— Глаза! — усмехнулся Тимофей. — Глаза, конечно. И руки, и ноги, и груди, и…

— Стоп! — приказала Катерина и засмеялась. — Ты вроде на работу собирался? И даже брился, когда я вошла.

— Это точно, — согласился Тимофей. — Брился.

Ему было очень весело. В присутствии Катерины у него всегда становилось замечательное настроение.

Она с интересом следила за ним из ванны. Он думал всего секунду, потом тоже скинул халат и полез к ней, отчего вода сразу поднялась чуть не до краев.

— Тимка! — завизжала Катерина. Он ее придавил. — Слезь с меня немедленно!

— Ни за что, — объявил Тимофей. — Я тиран, а ты — моя личная собственность и должна терпеть все мои выкрутасы. Не будешь в другой раз шастать голой в моем присутствии.

Она хохотала и брыкалась, вода лилась на пол, белоснежная легкая пена застилала Тимофею глаза, он ласкал под водой скользкую и горячую Катерину и дышал с трудом — так она его возбуждала.

Господи, как он жил без нее? Разве он жил без Катерины? Какая унылая и безрадостная штука — жизнь без Катерины.

— Тим, — обратилась она к нему, когда спустя полчаса они вылезли из ванны, — так что там за дела с юридической службой? Мне Абдрашидзе сказал что-то такое, совсем невнятное. И Приходченко, по-моему, темнит.

— Да они не знают ничего. — Тимофей застегивал джинсы. В качестве домашней одежды он признавал только джинсы, в халате доходил от спальни до ванной и наоборот. — Прошляпили все, что могли прошляпить, а теперь темнят.

— Статью я видела, — сообщила Катерина задумчиво. — Ты что будешь, йогурт или омлет?

— Омлет и йогурт, — сказал Тимофей. Есть ему совсем не хотелось, но он любил смотреть, как она готовит ему по утрам. В этом было что-то совершенно особенное. Как в фильмах про любовь.

— Расскажи мне, — попросила она, взбалтывая омлет в керамической мисочке. — Я ничего не поняла, Шубин воровал у тебя?

— Выходит, что так, — ответил Тимофей не слишком охотно. Он уже принял решение, и не имело смысла обсуждать это еще раз. — Выходит, что воровал.

— Ты уверен?

Он вздохнул. Отвязаться от Катерины, когда она не желала, чтобы от нее отвязывались, было невозможно.

“Ты истинная жена своего мужа”, — говорил о ней тесть Дмитрий Степанович.

— Дудников скажет, уверен я или не уверен. Он этим делом занимается.

Дудников был шефом службы безопасности.

— Знаю я, как Дудников занимается, — пробормотала Катерина недовольно. — Ему самое главное — компромата набрать побольше. Он у тебя наследник товарища Берии. Ты не знаешь, они не родственники?

— Кать, я что, должен сам заниматься расследованием таких дел? Или ты на себя возьмешь? — спросил Тимофей довольно холодно. — Дудников соберет мне факты, а я потом решу, что с этими фактами делать. И так, видишь, все валится — и Долголенко этот гребаный, и Шубин, и журналисты…

— Я не верю, что он такой… непрофессиональный жулик, — сказала Катерина твердо. — Может, он и делал какие-то дела в обход тебя, но не так топорно, как написано в статье. Это я тебе точно говорю, Тимыч. Я его не знаю совсем, может, он, конечно, подлец первостатейный, но он точно не дурак.