За год до смерти я встретил тебя - Ао Морита Страница 35

Забыв про время, я упоенно рисовал в пустом кабинете и время от времени кивал сам себе. Давненько я не вставал основательно за холст, и я сам не заметил, как снаружи стемнело.

Всю следующую неделю я заканчивал картину.

В тот день, когда работа подошла к концу, компанию мне составляла Эри. Она быстро заметила, что после уроков я ухожу в кабинет кружка, и я объяснил все как есть.

– Значит, первая картина второй жизни? Покажи, когда закончишь.

Пришлось звать подругу с собой.

Напоследок я проверил, уравновешенно ли выглядит композиция, добавил завершающих деталей. Все готово.

– Красивая картина. Мальчик – это ты. А девушка… Харуна? Правильно я запомнила? – вынесла вердикт Эри, внимательно разглядывая полотно. Ей и Сёте я рассказал о Харуне, когда они навещали меня в больнице в другом городе.

– Да, это она.

– Здорово, что тут такая летняя атмосфера. Фейерверки особенно удались. От них прямо энергия чувствуется. Как настоящие.

– Ну ты чего, – усмехнулся я, начиная прибирать за собой. Но немного обрадовался, что она похвалила ту часть картины, которую я прописывал особенно тщательно.

Я изобразил обещание, которое нам не удалось исполнить. Мы сдержали его на картине.

Через окно больничной палаты сияло несколько радужных фейерверков. Искры разлетались шаром из центра, и за ними тянулись длинные шлейфы. Не хочу хвастаться, но считаю, что получилось на славу. Мы же с Харуной глядим вместе на красоту. Вокруг окна гроздьями развешаны тэру-тэру-бодзу. А на тумбочке у койки, разумеется, стоят те самые цветы, что распускаются весной и осенью. Шесть разноцветных гербер расцвечивают палату.

Мы с Харуной повернуты спиной к зрителю, и наших лиц не видно, но я уверен, что мы улыбаемся. Пусть на самом деле обещание так и осталось лишь обещанием, но я все равно радовался, глядя на законченный портрет. Хотелось поставить себе за него сотню баллов, но за то, что нарушил слово, один балл все-таки вычел.

* * *

На выходных с самого утра зарядил дождь, но я решил проведать могилу Харуны. Миура ходила туда уже несколько раз, поэтому сообщила, куда ехать, и я отправился в одиночку.

Бесшумно падающие капли поднимали настроение, и с каждым шагом колени пружинили все сильнее. Я запрыгнул в привычный автобус и устроился на заднем сиденье.

Перед кладбищем надо обязательно зайти в цветочный.

Я выбрал тот, в котором превратился в регулярного покупателя.

– Какие люди! Гербера-кун! Давно вас не видела. Я уж решила, что подругу выписали, – жизнерадостно улыбнулась мне продавщица, которая как раз меняла воду цветам. Улыбка у нее нежностью могла сравниться с ее товаром.

– Ну… не совсем.

– Вам герберы, как обычно?

Я уж было и сам потянулся к ним, но в последний момент передумал.

– Сегодня вот эти, пожалуйста, – попросил я, протягивая женщине цветы из вазы, на которой значилось: «По траурным случаям».

– Ах… вот оно что. – Продавщица тут же погрустнела.

Между нами повисло неловкое молчание.

Так и не глядя ей в глаза, я рассчитался и повернулся к выходу, и она не стала окликать меня, как обычно.

Вдруг я застыл на пороге и обернулся сам:

– Простите, а можно кое-что спросить?

Женщина подняла глаза:

– Да, конечно.

Я же хотел задать ей вопрос, если еще раз загляну в магазин. Кое-что давно не давало мне покоя.

– Подскажите, а что значат три герберы?

Харуна нарисовала их в письме, которое оставила для меня.

Сколько я ни перечитывал письмо, так и не нашел, в каких словах зашифрованы ее чувства. Значит, тайный смысл заключен в рисунке. Может, именно через него она пыталась что-то донести.

Женщина улыбнулась и ответила:

– Три герберы значат: «Я тебя люблю».

От ее слов сердце пронзила острая боль. Тут же навернулись слезы, и только титаническим усилием воли мне удалось их сдержать. И то ненадолго. Они потекли по щекам, закапали на пол.

Зачем такие хитрости и шифры? Написала бы напрямую. Но я тут же представил, как она смущалась, и сердце охватило огнем, а слезы все лились и лились.

Я хотел немедленно с нею встретиться. Рассказать о своих чувствах. Мне ее не хватало до безумия. Продавщица смотрела на меня молча и спокойно.

Харуна смирилась с тем, что в ее жизни не будет любви, но все же полюбила меня. И я взлетел на седьмое небо от счастья.

Не только я, но и она тоже полюбила – любовью с обратным отсчетом.

– Простите. Пожалуй, мне все-таки три герберы, – дрожащим голосом выдавил я, и продавщица, тепло улыбаясь, ответила:

– Мне тоже кажется, что так лучше.

* * *

К тому времени как я вышел на остановке, дождь прекратился, и сквозь разрывы в тучах проглядывало солнце. Оно светило с неба, будто Харуна вела меня за собой, и ее могила тоже купалась в лучах света.

Ее похоронили вместе с отцом.

На могильном камне крупно высекли: «Могила семьи Сакураи», а на эпитафии я прочитал имя Харуны, ее возраст и дату смерти.

Коснулся высеченных знаков рукой. От числа 17 сердце сжалось.

Я вставил в вазу для подношений красную, желтую и оранжевую герберы. Конечно, всего три цветка смотрелись немного одиноко, но ничего.

Сложил ладони, закрыл глаза. Передо мной воскрес образ Харуны.

В моих воспоминаниях она всегда улыбалась. Той самой немного неловкой улыбкой. Доброй, любимой улыбкой, от которой хотелось тут же обнять хрупкие плечи.

Таймер отсчитал моей, не побоюсь этого слова, последней в жизни любви всего полгода. Мало, но для меня это время бесценно.

Благодаря встрече с Харуной я нашел силы посмотреть в лицо болезни.

Улыбнуться родителям, как в старые счастливые времена.

Вернуть себе жизнь, которую чуть было не отбросил.

Без Харуны я едва ли согласился на операцию. Она подарила мне еще немножечко времени.

Я открыл глаза и возвел их к небу. Оно простиралось над головой прекрасным голубым куполом, будто с рисунка Харуны. Еще недавно лил дождь, и, видно, из-за этого через все небо перекинулась радуга. Вдруг я вспомнил.

Харуна почти всегда добавляла куда-нибудь на рисунок радугу. То в виде радужной лестницы, то в виде цветного зонтика на пляже, то брызгами фейерверков. Любила же она радугу… Я вновь поднял глаза к небу, и по щеке скатилась слезинка.

Достал телефон из кармана и