Ольга Тимошина - Одна французская зима, которая ничего не изменила Страница 15

– Иди, иди, – кричал он, указывая ей на дверь.

Там на Бали, она почти уже решилась, почти уже представила себе жизнь без него, и вдруг сейчас в одну секунду поняла как ошибалась, как на самом деле любила. Ведь только благодаря этой разлуке, она поняла то, чего так давно боялась и избегала: любить.

Прорвавшись сквозь неторопливых людей медленно выходящих из зала прилета, она рухнула в объятия Тома и долго плакала у него на плече. Том был ошарашен такой неожиданной истерикой, но списал все на долгий перелет и разлуку. Он тоже очень соскучился по этой «чудной» русской.

«Наконец то», – вздыхала Алена, сидя в такси, – «весь этот кошмар кончится. Наконец-то глупые мысли оставят мою бедную голову, я выучу этот язык ради Тома, я буду хорошей женой, я больше никогда не расстанусь с ним», – думала она вцепившись в его куртку.

И она вдруг опять разрыдалась, но на этот раз от счастья.

Спустя час она лежала в объятиях Тома и сладостно улыбалась, она даже не заметила, куда они приехали. Прямо с порога он зацеловал ее так сладко…, так страстно, что она почти потеряв сознание, рухнула на пол, очнувшись только что. Она любовалась его обнаженным торосом, бедрами, шеей со вздутыми венами. Алена уткнулась носом в него, и дышала, словно это была ее последняя возможность глотнуть кислород. За окном опустилась ночь, но свет зажигать не стали. Они пролежали в объятиях друг друга до самого рассвета, то проваливаясь в глубокий сон, то как сумасшедшие, впиваясь в друг друга вновь и вновь. Взгляды их растворялись друг в друге полные нежности и радости.

– Ну где же ты был, где же ты был, – в сотый раз спрашивала Алена, и эти слова песней звучали у нее в голове. Никак не укладывалось, как можно было жить без него два бесконечных месяца и перемалывать в голове всю эту чушь? Нет, лучше пусть в палатке, в городе, в пустыне, под водой, но только с ним.

– Расскажи мне, как ты жила без меня? – спросил Том.

– Я не жила без тебя, прошептала Алена, – я сходила с ума, я практически рехнулась, и если бы это чертово приглашение пришло днем позже, мы могли бы уже не встретиться.

– Если я не ошибаюсь, – спросил Том, – ты хотела меня бросить?

Алена промолчала.

– У тебя бы ничего не вышло… я дал себе слово, если ты не получишь конверт, я вылетаю к тебе. Но ты его получила, и я страшно расстроился. Я уже даже забронировал билет и собрал вещи, когда ты позвонила. Я так хотел вернуться туда.

– Правда? – не веря своим ушам, прошептала Алена. А как же тут, твой диплом, работа, планы?

– Ты еще не знаешь, что такое Франция, – усмехнулся Том, – она убивает личность, превращая людей в стада, делая из них шаблоны и стереотипы. Ты никогда не сможешь быть тут самой собой, делать то, что ты хочешь и говорить то, что ты думаешь, ты…

– О Господи, Том, зачем ты мне все это говоришь сейчас, почему мы тут, ведь не ты ли мне описывал Прованс, не ты ли с восторгом рассказывал про Альпы и Корсику? Что ты мне прикажешь сейчас думать, – взмолилась Алена, – Том я сойду с ума!

Том обнял ее и прижал так сильно, что что-то хрустнуло в ее плече.

– Прости меня, я весь на эмоциях, этот переезд из Парижа, все административные формальности, поиск квартиры, ссора с родителями.

Он замолчал.

– Все будет хорошо, все наладится, мы попробуем, – он повернулся к Алене с натянутой улыбкой, – Мы попробуем… да?

– Да, – ответила она, в конце концов, у нас всегда есть Бали.

С первыми лучами солнца, они наконец заснули.

Ноябрь был ужасно холодный. Впрочем, как и октябрь, и все последующие месяцы вплоть до следующего июля. Самое смешное было то, что все французы пытались убедить Алену в обратном. В тот день, когда набережная Ниццы была завалена снегом, а ночная температура едва поднималась до 2 градусов, все как один убеждали ее, что на улице тепло. Она носила зимние сапоги на овчине, настоящую шубу из тосканской козы, шапку, и сходила с ума, от мысли, что на Бали прямо сейчас, сию секунду +30.

Было не просто холодно, а отвратительно холодно: с моря дул ледяной ветер, а с неба, аж до середины мая шел мерзкий мелкий дождик. Все мечты о жизни в Кот д'Азуре, на южном побережье Франции, рухнули как песочный замок. Теперь, она уже с уверенностью могла сказать, что из-за близости Альп, юг Франции пригоден для жилья только 3 месяца в году, начиная с середины июня. Все остальное время погода меняется каждую четверть дня, и выходя из дома, не лишнее прихватить с собой все варианты одежды начиная с купальника и заканчивая зимним пальто.

Тем не менее, жизнь продолжалась, и большую часть дня она проводила в школе французского языка, по вечерам изнывая от головной боли, не понимая как может быть в одном языке столько исключений, нелогичности, лишних слов и времен, а главное зачем ей все это надо учить?

Том с утра до вечера пропадал в институте, он уходил в 7 утра, прибегал перекусить на обед в то время, когда она была на курсах, так что встречались они поздно вечером. Она с тупой болью в голове от склонения глаголов, а он уставший и опустошенный после 10 часов сидения за партой.

В период каникул он подрабатывал на разных работах, а она высыпалась. И опять не было гармонии, свободного времени, не было радости и смысла в том, что она делала тут. Алена познавала новую страну, и все с чем бы она ни сталкивалась, ей совершенно не нравилось.

Безусловно, ландшафты, лазурное море, Альпы всего в нескольких минутах езды от их дома, все это было прекрасно, но жизнь не заканчивается на созерцании гор и морей, и нужно было как-то существовать в этом мире ограниченном рамками и условностями существования развитой цивилизации.

По мнению Алены люди были тут странные, они говорили много размахивая руками как крыльями, выплескивали много лишних слов, используя французский язык полный излишеством выражений, но их слова ничего не значили. Слова вырывались из французов легко и быстро, но за ними стояла пустота: пустые обещания, улыбки, ничего не значащие комплименты или чаще всего жалобы. Слово которое у французов было в крови, это: Fatigue. Это выражение: «Я устал», она слышала десятки раз в день, и даже маленькие дети без устали повторяли его во всех местах от школ до пляжей.

Уж что-что, а жаловаться они умели: по подсчетам Алены в день она слышала слова – «Я устал, мне плохо, я больна, истощена, измотана» – как минимум раз 20. Все, начиная с садовника во дворе и заканчивая ее преподавателем в школе, были с самого утра уставшими до изнеможения. Позже, она поняла, что этому учат в яслях, так как через каждые 15 минут тут полагалось, чем бы ты не занимался, делать перерыв для отдыха. Таким образом, к совершеннолетию у молодых людей, уже четко сформировывался инстинкт быть уставшими непременно вслух вещать об этом всем окружающим, сопровождая это утомленными жестами и вздохами.