Кора Бек - Эльнара-2. В объятиях короля. Первый русский любовно-эротический роман Страница 17

– Да, если даже хотела бы вас позабыть – не смогла б, поскольку вашими портретами увешан весь Париж, государь.

– Признайтесь, вы желаете, чтоб я вам подарил один из них?

– Я этого не говорила, Ваше Величество.

– Скажите, мой ангел, как скоро я могу ожидать нашей следующей встречи?

– Да пора бы уж мне, государь, ложиться спать. И зачем только со своей больной спиной я надумала приехать в этот чертов Ласток?!

– Вы приехали в сей славный гостеприимный город, дорогая маркиза, чтобы, оказавшись вдали от родного дома, пробудить страсть в сердце своего короля, который вас прежде отчего – то не замечал. Теперь я мечтаю исправить эту досадную оплошность, и поскорее прижать вас, сударыня, к своей широкой груди, объятой неистовым пламенем любви!

– Мазь, Ваше Величество, я лишь в Париже смогу вам прислать, но надо ею растирать не грудь, а поясницу. Тогда вы сможете быстрее излечиться.

– О, ангел мой, как вы необыкновенно добры!

– Как я уже говорила, по поводу цены, государь, мы с вами договоримся.

– Прекрасная маркиза, вы просто не знаете себе цены! Ваш тонкий стан, голубые чарующие глаза, медленно-томная походка с каждой минутой сводят меня буквально с ума!

– Уж давно потускнели и выцвели мои глаза, походка действительно медлительность приобрела, так это только из – за проклятого радикулита, будь он неладен! На этом свете, государь, хорошо жить лишь молодым, а мы, зрелые люди, все больше страдаем. Одно лишь мне некоторое утешение, признаться, дает, что нынешняя резвая, глупая молодежь тоже со временем пройдет через болезни и старость!

– Никакой молодости, сударыня, с вами и близко невозможно сравниться! От одного взгляда на вас у меня кругом идет голова и учащается дыхание.

– А вот головную боль, государь, я обычно лечила посредством одного китайского порошка. Однако нынче его запасы к концу подошли, отсыпать вам, может, и хотела бы, да все же не могу, поскольку о себе надобно позаботиться.

– Надеюсь, маркиза, ваш следующий танец за мной?

– В последний раз я танцевала на балах, Ваше Величество, лет двадцать тому назад.

– Вы не откажетесь от бокала вина?

– Здешним вином следует поить пастухов, государь.

– Я мечтаю сделать для вас хоть что – нибудь…

– Ох, отпустит ли меня сегодня чертов радикулит?

– Если б я мог взять себе вашу болезнь…

– У вас своих болячек хватает, государь, а мне пора отправляться спать!

– Надеюсь, в добром здравии вас утром увидеть, маркиза.

– Никак не могу взять в толк, зачем я притащилась в этот дрянный Ласток!

С большой неохотой простился Король грез с предметом своей страсти, мысленно утешая себя тем, что уже завтра он вновь встретится с любимой. Мечтательная улыбка блуждала на его пухлых, розовых губах, когда долгим взглядом он провожал госпожу де Борду, совершенно не замечая того, что она держится за поясницу, да и, вообще, выглядит очень неказисто, но влюбленные всегда видят то, что кроме них, не разглядит никто другой.

За их прощанием в сторонке наблюдала графиня Элоиза Померанская. От ярости фаворитка была просто вне себя. Привыкнув на протяжении многих лет царить одна в сердце Карла Прекрасного, Элоиза никак не могла поверить собственным глазам. И ей, быть может, было бы еще не столь обидно, будь соперница собою хороша, а нынешнюю несправедливость никак душа не могла принять, и разум упорно отказывался верить в то, что венценосный любовник предпочел ей, одной из красивейших дам французского королевского двора, сварливую престарелую маркизу.

Элоиза старалась весело говорить с младшей сестрой Карла, герцогиней Антуанеттой де Бокур, которая, как и все прочие придворные, искала следы ревности и обиды на ее холеном лице. Но недаром графиня Померанская была по происхождению аристократкой: она умела держать себя в руках.

Ни один мускул не дрогнул на красивом лице графини, пока Король грез расточал ее сопернице комплименты и любезности, что вызвало определенную досаду у герцогини де Бокур и других придворных дам, мечтавших втоптать в грязь бессменную фаворитку. Ласковой улыбкой встретила Элоиза неверного любовника, когда, проводив долгим влюбленным взором маркизу де Борду, он опомнился и поспешил к ней, ощутив вдруг чувство вины перед той, к кому всей душой он был привязан в течение многих лет.

И лишь, когда они остались наедине, фаворитка высказала королю все, что было у нее на сердце. Но при этом мудрая женщина повела разговор так, чтобы любовника своим безудержным гневом от себя ненароком не отвадить, чтоб он испытал глубокое искреннее раскаяние и впредь уже не допускал столь опрометчивых ошибок, способных разрушить их добрый многолетний союз, которым они оба дорожили, каждый по своим личным причинам.

Запершись в отведенных Карлу Прекрасному покоях, они говорили всю ночь и еще весь следующий день, пока на обычно беззаботном лице государя не появилась тень серьезного сомнения. Короля грез все еще тянуло к маркизе, непонятно чем столь быстро и сильно его пленившую, но память о недавних счастливых временах не позволяла ему оставить Элоизу Померанскую. Графиня всегда понимала короля лучше всех людей на свете, да и ничем, по большому счету, особо его не обременяла, что для Карла Прекрасного, не любившего излишних хлопот, также было достаточно важно.

В то время, как за плотно закрытыми дверями происходил сей непростой разговор, придворные французского королевского двора с интересом гадали, чем он все – таки завершится, и даже делали ставки на дам, между которыми в эти часы их государь разрывался. И лишь глуховатая маркиза де Борду осталась в стороне от этой увлекательной игры, поскольку так и не поняла, что она могла занять место фаворитки. Однако вдова была весьма рада, когда сообщили, что двор немедленно возвращается в Париж, тем более, в последние дни ее так сильно замучил радикулит, что она сама с нетерпением рвалась домой.

После бала

Увлеченный своими сердечными делами, Генрих VI ни сном – ни духом не ведал о разыгравшейся в стенах его гостеприимного дома любовной драме. Удивившись скорому отъезду родни, он, однако, не стал удерживать гостей и даже нашел для себя некоторое утешение в том, что герцог Филипп Арагонский теперь уже не скоро посетит Ланшерон, так как почувствовал, что младший брат короля Франции не на шутку увлекся графиней Ангалесской, а ему нельзя было доверять.

И вот через день после бала ланшеронский королевский двор вдруг враз опустел. Все предыдущее время, занятый сначала подготовкой к празднику, потом – общением с гостями, Генрих, оставшись в своем доме один, внезапно ощутил, как гнетущее, безмерное одиночество взяло его в крепкие тиски, безжалостно сдавливая грудь и пригибая к земле, словно хотело отнять у него всякую волю к жизни и надежду на спасение в этом огромном холодном мире.

Вспомнив об обещании, что он дал накануне герцогине Шепетон, Его Величество направил коня в сторону загородного дома, где в последние годы большей частью жила Кристина, дабы иметь возможность беспрепятственно принимать у себя коронованного любовника, так как строгие правила тех давних лет накладывали негласный запрет на многие вещи, из – за чего, в том числе, тайная любовь была для всех особенно сладостна и притягательна.

Однако, к удивлению Генриха, знакомый ему до мелочей и радушный до приторности дом, вдруг оказался наглухо заперт. При этом в одном из окон второго этажа мелькнуло на мгновение лицо Кристины, но тяжелая портьера тотчас вновь была плотно задернута чьей —то невидимой рукой: любовница явно не хотела его видеть по каким – то ей одной известным причинам. «Видит Бог, я пытался быть любезным кавалером, но моя любезность отчего – то нынче пришлась не ко двору», – сказал сам себе государь, приготовившийся к упрекам со стороны без сожаления отвергнутой им фаворитки, и теперь испытывавший определенное облегчение от несостоявшейся встречи.

Не задерживаясь более у высоких запертых ворот, король развернулся и, пришпорив верного скакуна, без промедления направился туда, куда всегда рвалась его, жаждавшая чистой и искренней любви, душа. Ведь с того самого мгновения, когда он впервые увидел Эльнару, его безумно, просто нестерпимо влекло к ней. Быть может, оттого, что своей изумительной женственностью и трогательной хрупкостью графиня Ангалесская напоминала ему покойную мать, королеву Генриетту, Генриху VI казалось, что он знает ее целую вечность. Эльнара была ему дорога и очень сильно нужна.

Стоило только государю отъехать от дома герцогини Шепетон, как в окне второго этажа показалась Кристина. Уже не таясь, она стояла, прижавшись лбом к холодному стеклу, и слезы ярости прозрачными горошинами медленно стекали по ее лицу, покрытому красными пятнами, когда она собственными глазами наблюдала за тем, как в нетерпении пришпоривая коня, неверный любовник направлялся к замку графини Ангалесской. Но остановить его от этого шага Кристина никак не могла.