Селянин - Altupi Страница 3

В равновесие привёл нарисовавшийся сзади Пашка.

— Чего не заходишь? — спросил он, вставая рядом и тоже замечая проходящего мимо селянина.

— Ты же говорил, здесь одни бабки, — провожая парнишу взглядом, упрекнул Кирилл.

— Ты про этого? Ну да, живёт здесь, в последнем доме. У него мать инвалидка, неходячая, вот он институт бросил и приехал за ней ухаживать. Ещё брательник у него малой, лет десять, может, больше, хрен её ведает. Они бедные, как церковные мыши. Он нигде не работает, живут только на материну пенсию, и, кажется, корова у них.

Парень уже удалился на достаточное расстояние, шёл лёгкой походкой, расправив щуплые плечи, смотрел только вперёд.

— Как его зовут? — спросил Кирилл.

— Не помню. Сейчас вспоминал, но… хоть убей, не помню. Он какой-то со сдвигом. Когда мы маленькими к бабкам приезжали, он никогда с нами не играл. Замкнутый какой-то. Нелюдимый.

Калякин счёл эту характеристику противоречием тому, что он только что видел.

— Он от той бабы из банка выходил.

— А! — Пашка тут же ухватился за новый повод поделиться информацией. — Он к ней захаживает. Она его зовёт, типа по дому что-нибудь сделать. А на самом деле она с ним трахается. Лариска баба одинокая, в самом соку… увидишь потом… ей требуется этого самого. Он её трахает, она ему бабосиков за это даёт.

Калякин в красках представил, как красивый селянин дерёт дородную пенсионерку во все щели. Как-то тошнотворно и неправдоподобно.

— А ей сколько лет? — уточнил он.

— Тридцать семь или тридцать девять, — Машнов знал всё, его бабка была покруче «гугла».

Кирилл против воли обрадовался ответу. Представил, как селянин за деньги шпилит симпотную богатую тётку, обученную камасутре — неплохой вид заработка. Тётке, поди, тоже в радость с таким красавчиком, течёт от одних его выразительных глаз.

Парень тем временем повернул направо к дому с крышей из нержавейки и скрылся за кустами.

— А вообще, говорят, он пидор, — торжествующе поставил финальный аккорд Паша.

— В смысле? — встрепенулся Калякин. Машнов посмотрел на него, как на дурака:

— Ты что, не знаешь, кто такие пидоры? Которые в жопу долбятся.

— Да знаю я, знаю, — отмахнулся Калякин и сразу потерял интерес к парню. Раз пидор, то этим всё объясняется, такие красивые обязательно будут пидорами. Калякину захотелось помыться уже не из-за липкой жары, а потому что сдуру обратил повышенное внимание на гомосека. Кирилл относил себя к ярым гомофобам, ненавидел голубизну.

Он отряхнул руки, будто запачкался дерьмом от мимо прошедшего парня, и пошёл в дом изучать их берлогу на ближайший месяц.

2

В хате воняло старым и прелым. Запах исходил от советской мебели времён, наверно, Хрущёва, цветастых ночных занавесок, которые Пашка принялся с энтузиазмом раздвигать, от давно немытого облезшего пола, полосатых дерюжек и вообще всего, что находилось в доме.

В комнате стало светлее, и Кирилл отошёл от порога, к которому прирос в унынии.

— Давай, осматривайся, — подбодрил Пашка. — Выбирай себе спальню. Тут шикарно, а?

— Невъебенно, — буркнул Калякин. С каждой секундой его желание забить на халявное бабло, уехать домой и просить у родаков денег на трехнедельный тур к морю становилось сильнее. Хоть в Сочи, хоть в Ялту, лишь бы там оторваться перед четвёртым курсом поганого политеха.

Планировка превосходила самые смелые ожидания. В обратном смысле. Бревенчатая пятистенка делилась на жилую и нежилую зоны. В жилой располагалась одна большая комната, она же «зал» и «горница». От неё отгородили тонкой переборкой две спаленки, причём окно прорубили только в одной. Спаленки имели такую малую площадь, что в них размещались только полуторные советские кровати и тумбочки. На стенах висели ковры, на полу — слава богу, не дерюжки, а паласы жёлто-коричневой расцветки с жёстким ворсом. Вместо дверей снова были разрезанные на две половинки шторы.

— Так уже не живёт никто, — снова буркнул Калякин, — даже в деревне.

— Так потому что здесь всё ещё от моей прабабки осталось, — тут же подоспел с ответом заглянувший в спальню Пашка. — Она в тридцать пятом году родилась, по старинке жила, голод, холод, нужду вытерпела, рано вдовой осталась, и ей этот дом раем казался. А бабка в память о ней ничего менять не захотела. Да и переехала она потом в город, вернулась, когда на пенсию пошла, а…

— Заглохни, Паш. У меня уже уши завяли.

— Ну хорошо, — не обиделся тот. — Ты какое койко-место выбираешь? С окном?

Кирилл ещё раз заглянул в обе каморки. Они выглядели одинаково, если не считать, что в одной была темень, хоть глаз коли. В спальне с окном хоть получалось разглядеть степень чистоты наволочки, выглядывающей из-под жёлто-красного плюшевого покрывала.

— Постелил на прошлой неделе, — подсказал Машнов. — Специально за этим приезжал.

— Эту, — сделал выбор Кирилл, проходя кроссовками по паласу к изголовью кровати. Он верил другу, но всё же откинул угол покрывала.

— Хорош нос воротить, я из дома привёз.

Постельное действительно оказалось чистым, современным, белым в синий цветочек, но наверняка успело пропитаться запахом нафталина, как вся хата.

— Надеюсь, твоя прабабка не на этой кровати кони двинула? – возвращая покрывало как было, спросил Кирилл. Пока находиться в этой мерзости он брезговал. Вечером сон склонит, вот тогда и рискнёт лечь.

— Не знаю, — ответил Пашка, освобождая выход из спальни. — Я тогда ещё мелкий был. Да ты не стесняйся. Я сейчас что-нибудь пожрать сварганю, а вечером по холодку сходим, а?

— Валяй.

Пашка, радостный, убежал на улицу к машине, а у Калякина появилась свободная от его болтовни минута ещё раз осмотреться в горнице. Здесь был телевизор, и это вселяло надежду. Он был даже цветным, с пультом, но довольно старой модели — огромный ящик с выпуклым экраном. Хотя лучше не ныть, потому что телека вообще могло не оказаться.

Телевизор стоял на тумбочке, накрытой белой кружевной скатертью. Такой же скатертью, только большего размера, был накрыт круглый стол, вокруг него стояли полированные стулья с изогнутыми ножками. Продавленный диван умещался между двумя выходившими во двор окнами. Над ним висел ковёр. В другом углу стоял трельяж без одного бокового зеркала.

Кирилл взял с тумбочки пульт. Без постоянного фонового стрёкота, новостей, фильмов, потоков ненужной информации он чувствовал себя неуютно. Про интернет в этой глуши не слышали, сигнал совсем не ловился.

— Включай-включай, — разрешил вернувшийся с пакетами жратвы Пашка. — Я электричество подсоединил, так что включай, не бойся.

Он ушёл на кухню, а Кирилл вдавил кнопку «power». Экран с запозданием засветился, потом появилось нечёткое изображение и звук. Кирилл пощёлкал по каналам — лучше не стало.