Элизабет Лоуэлл - Идеальная женщина Страница 32

Хок ждал.

Энджел взгянула на него и не увидела в его лице ни капли сочувствия.

— Не знаю, смогу ли я все объяснить тебе так, чтобы ты понял, — сказала она. — Дерри — единственный человек на свете, который может разделить со мной мои воспоминания о юности, о родителях, о Гранте, о пикнике на побережье, об ослепительной красоте первой любви. Только Дерри помнит тот вечер, когда мы с Грантом объявили о своей помолвке, слова, которые прозвучали тогда, и…

— Почему бы вам на пару не построить ему святилище? — холодно спросил Хок.

Он не мог понять, почему при одной мысли о том, что Энджел кого-то любила, его охватывает безрассудная ярость.

Даже если этот человек уже мертв.

Бешенство стальными когтями рвануло с таким трудом достигнутый душевный покой Энджел, и она задрожала, пытаясь удержать себя в руках.

— Тебе очень подходит твое имя, — сказала она, тщательно подбирая слова. — Ястреб — хищная птица. А я легкая добыча, не так ли?

— Поэтому ты прошлым вечером удрала домой? Ты боялась, что снова окажешься у меня в постели?

Презрительное выражение на лице Хока неожиданно придало ей силы.

— Нет, — спокойно ответила Энджел, — я не боюсь снова оказаться у тебя в постели. Просто я хорошо усвоила старое выражение: не мечите бисер перед свиньями.

— Это твоя девственность бисер? — едко спросил Хок.

— Нет, но к тебе очень применимо это выражение. Ты вел себя как настоящая свинья.

На мгновение воцарилась напряженная тишина, потом Хок тихо, но зловеще спросил:

— Почему ты отдалась мне, Ангел? Ты ведь отдалась мне. Я не брал тебя силой. Или ты все утро утешалась этой ложью? Бедным маленьким ангелочком овладел искушенный ястреб, — произнес он кривляясь.

Энджел вдруг обрадовалась, что проплакала всю прошлую ночь. Наверное, поэтому сейчас слез не было. Где-то в глубине ее души безмолвный, не дающий покоя вопрос «почему?» превратился в «как?».

Как она могла так сильно ошибиться в этом человеке?

Найдя для себя ответ, она, не задумываясь, произнесла его вслух.

— Я подумала, что люблю тебя, — сказала Энджел. — Это была ужасная глупость. Я перепутала желание с любовью, и теперь не осталось ни того, ни другого.

Зрачки карих глаз Хока расширились, затем сузились до черных, смоляных точек. От удивления он не мог вымолвить ни слова.

Энджел произнесла слово «любовь» с той же нарочито грубоватой интонацией, с какой его обычно произносил Хок. И эта интонация подсказала ему, что он ранил Энджел так же сильно, как когда-то ранили его.

Эта мысль впилась в него, словно крюк, причиняя боль при каждом вдохе.

Хок не хотел верить своим глазам. Так переживать может только истинно влюбленный человек, но он не верил в любовь со дня своего восемнадцатилетия. Любви не бывает.

— Есть еще вопросы? — хладнокровно спросила Энджел.

Хок промолчал. Ему нечего было сказать.

— Ну и отлично, — решительно заключила Энджел. — Поехали на рыбалку.

Ее намеренно холодный тон вновь разъярил Хока.

— Ты холодна, как это море.

Энджел посмотрела на переливающуюся гладь воды, в которой отражались облака.

— В море кипит жизнь, — возразила она. — Я холодна, как хищная птица. Мертвая. Ты собираешься ехать на рыбалку?

— Я предпочел бы сломать тебе шею.

— Будет обидно, — безразличным тоном ответила Энджел и повернулась лицом к Хоку. — Это чуть ли не единственная часть моего тела, которая не была ни сломана, ни разбита.

Хок приблизился к ней, его голос изменился.

— И сердце было разбито? — тихо спросил он.

— Сердце мое разбилось задолго до того, как я повстречала тебя.

— Ангел.

Дыхание Хока щекотало ей виски. Чувства, которые она старательно подавляла, всколыхнулись в ней, угрожая вырваться из-под контроля.

— Не называй меня так, — резко оборвала его Энджел.

— Почему? Потому что он звал тебя Ангел?

— Он?

У Хока задрожали ноздри. Он придвинулся еще ближе, так близко, что мог различать запах ее духов.

— Парень, которого ты любила. Брат Дерри.

Энджел отвернулась, ненавидя исходящее от Хока предательское тепло, которое она ощущала даже через ткань платья.

— Если не поторопиться, мы пропустим прилив.

— Ты мне не ответила.

Энджел отвернулась так внезапно, что крошечные колокольчики вздрогнули и зазвенели. Хок стоял всего в нескольких дюймах от нее, но голос Энджел был так тих, что он едва мог разобрать ее слова.

— Грант называл меня Энджи, дорогая, милая, сладкая, любимая. Он говорил, что я — его рассветная заря, что я…

— Но ты ведь не спала с ним, — грубо оборвал ее Хок, не желая больше этого слушать.

— Нет. Это единственная вещь в жизни, о которой я жалею.

Против ее воли слова полились сами. Энджел не могла остановить их, даже если бы это грозило пошатнуть мир, который она с таким трудом воссоздала из осколков прошлого.

— Боже, как я сожалею об этом! — хрипло сказала она. — Особенно сейчас!

Дыхание Хока стало прерывистым. Он знал, что Энджел вспоминает, как безрадостно она стала женщиной в его руках.

Она говорила так тихо, что Хоку приходилось напрягать слух, чтобы услышать каждое ее слово, почувствовать каждый крючочек, вонзавшийся в него, каждую колючку, прорывающуюся сквозь оставленные жизнью шрамы к чувствительной плоти.

— Знай я, что он умрет, я бы отдалась ему. — Голос Энджел дрожал от напряжения. — Но я была молода. Я думала, что у нас впереди еще так много времени. Вся жизнь. А Грант…

Когда прозвучало это имя, голос ее оборвался, но лишь затем, чтобы обрести спокойствие. Она вновь заговорила — бесстрастно и уверенно.

— Грант хотел, чтобы в первый раз все было как в сказке, — сказала Энджел. — В нашем собственном доме, в собственной постели. Чтобы у нас были все законные права не спеша отдаться друг другу, испытывая прекрасное чувство любви.

Хок на мгновение прикрыл глаза, вспоминая тот момент, когда, снедаемый похотью и злостью, он овладел Энджел. Что было — то было, и ничего уже не исправишь.

Какой смысл терзать себя тем, чего изменить нельзя? Изменить можно только будущее, а в нем — ангел со сломанными крыльями и зелеными глазами, видавшими ад, и ястреб, который так и не познал рая, когда вонзил в теплую плоть ангела свои черные когти.

— Ты не ответила на мой вопрос. Почему ты рассердилась, когда я назвал тебя Ангел?

— Все зовут меня Энджи. Между нами не произошло ничего такого, что давало бы тебе право называть меня как-то иначе.

— В том, что ты отдала мне свою невинность, нет «ничего такого»?

— Это должно было стать чем-то важным, — в тон ему с горьким сарказмом промолвила Энджел, — но оставило воспоминаний не больше, чем содранная коленка.