Берт Хэршфельд - Акапулько Страница 42

— Я не могу этого сделать, — возразила она.

— Я купил ее вам, — сказал Форман ровным голосом.

— Извините, — ответила она и заспешила прочь.

Он посмотрел ей вслед. Красивая форма бедер, смыкающихся правильной, естественной дугой, твердая и многообещающая попка под легкой материей.

— Я люблю тебя! — заорал Форман ей в спину. Прохожие, бросая на него любопытно-тревожные взгляды, спешили пройти мимо. Если она и услышала, то не подала виду. Девушка забралась в потрепанный «джип», припаркованный у обочины, сдала назад, вырулила, протянула tamarindo банкноту в один песо и, даже не посмотрев в сторону Формана, умчалась прочь.

Он уставился на шаль, которую держал в руках. Потом отправился назад, повторяя пройденный недавно путь. Зайдя в магазин Санборна, он обратился к продавщице за аптечным прилавком на испанском:

— Señorita, мне необходимо ваше содействие в одном очень важном деле.

— Да, сэр.

— Здесь была молодая женщина, несколько минут назад. Американка с длинными русыми волосами, кожей цвета отполированного мрамора, очень высокая, с прекрасной фигурой. Не то чтобы я обратил на нее внимание…

Продавщица улыбнулась.

Форман показал ей шаль.

— Она обронила это, когда выходила. Я побежал за ней, но опоздал, не смог догнать.

Форман спрятал шаль за спину:

— Только подумайте! А что, если сеньорита захочет ее надеть? Какая трагедия! Если вы мне скажете, где она живет, я сам доставлю ей эту шаль. И прямо сегодня же.

Продавщица подняла брови, очевидно удивленная таким рвением.

— Сеньорита Бионди живет в горах. Идти туда не совсем хорошая мысль, мне так кажется.

— В горах?

— Вместе с племенем Чинчауа. В их роду не любят пришельцев.

— В горах иногда бывает холодно, особенно по ночам. Плотная шаль там всегда может пригодиться. А какое у сеньориты Бионди христианское имя?

— Грейс, señor.

Форман поблагодарил ее и направился к выходу.

— Señor собирается идти в деревню Чинчауа?

— Да.

— С вашего разрешения, señor, один совет. Не ходите туда невооруженным…

Глава 5

В Акапулько отпускники добирались главным образом самолетом, также на машине, на автобусе, а некоторые на частной яхте. Они останавливались в гостиницах и меблированных комнатах, находили прибежище в домах знакомых и друзей, снимали коттеджи у местных хозяев. Они заполоняли рестораны, переполняли бары, оккупировали ночные клубы. Днем одни толпились у бассейнов и на пляжах, переводя неимоверное количество кокосового масла и йода, чтобы загореть до черноты. Прочие, расположившись в тени крытых пальмовыми листьями домиков, посасывали приправленный ромом и текилой ананасовый сок и огромными тарелками поглощали camarones а la placha[90], рассматривая проходящую публику в поисках лица, которое придало бы пущий интерес их отпуску.

По заливу, обращенному к Плайа-Кондеза, носились лыжники, перечеркивая водную гладь широкими пенящимися кругами; более смелые отдыхающие поднимались в воздух на небольших, ярко раскрашенных парашютах, привязанных тросами к скоростным моторным лодкам. Дальше в море, похожие на гигантских пауков-водомерок, легко скользили по воде небольшие суденышки, их цветные паруса яркими пятнами выделялись на фоне безоблачного горизонта.

Сезон официально начался. Целыми днями и ночами, непрерывной чередой сменяя друг друга, устраивались вечеринки и приемы — на частных виллах и в более дорогих ресторанах и клубах. Но эти развлечения, по общему и единодушному мнению, носили характер лишь незначительных светских событий, посещением которых не затруднял себя ни один из наиболее именитых жителей города.

Всю неделю журналисты, ведущие в «Ньюс» светскую хронику, были вынуждены заполнять место в газете именами каких-то производителей дамской одежды, секретарей-распорядителей и отставных военных (причем в звании ниже генерала!). Время настоящих людей, людей с весом, еще не настало: они либо еще не прибыли, либо уже прибыли, но еще не устроились на новом месте.

Воскресенье. По набережной неспешно прогуливаются пары, лениво поглядывая на лодки и похожие на кружева рыбацкие сети, вытащенные на берег и растянутые для просушки. Прочие отправились на небольшой базар напротив магазина Санборна, чтобы купить себе украшения и кокосовое мыло. Некоторые предпочитают в это время, до того как будет подана comida, — спать на воздухе или в помещении, восстанавливая силы после предыдущей ночи и предвкушая удовольствия ночи, которая наступит сегодня.

Но не Харри Бристол. Сегодня он с восьми пятнадцати утра на ногах — изучает и пересматривает смету «Любви, любви». Денег оставалось негусто. И это несмотря на то, что первоначально составленная смета на бумаге выглядела просто великолепно: в ней был учтен, проверен и перепроверен каждый доллар.

Съемки фильма, его производство изменили эти финансовые планы и проекты. Роль злодея принадлежала, конечно, Форману: он постоянно хотел получить еще один лишний дубль, он вечно экспериментировал с различными углами установки камеры, он всегда старался попробовать другие съемочные площадки. Бристол выругался; его желудок заурчал в ответ. Он кинул в рот энтеровиоформ и запил его кокой[91]. «В жизни не притронусь к мексиканской воде, — подумал Бристол, — будь она хоть трижды очищенной!»

— Харри! — позвала Шелли, выходя из ванной комнаты.

— Что с тобой такое случилось? Не видишь что ли, что я работаю?

Она изучающе посмотрела на его затылок. Как странно, она никогда раньше не замечала ни его чрезмерной толщины, ни непропорциональности. Мужчины-крепыши с буграми мускулов никогда не нравились ей. Тем не менее здесь она вместе с Харри. «Над этим стоит подумать», — сказала она себе.

— Харри, — повторила она. — Сегодня воскресенье.

— Трижды «ура» по поводу воскресенья.

— Мы в Акапулько, Харри.

— Скажи мне лучше, чего я не знаю.

Его волосы на макушке внезапно показались ей очень уж редкими. Ей пришла в голову мысль, что сейчас она впервые смотрит на Харри, и у нее было такое ощущение, что она совершает что-то похожее на предательство. Нет. Она слишком много значения придает условностям.

Шелли мягко дотронулась до его плеча.

— На улице так прекрасно, Харри. Давай займемся чем-нибудь, давай пойдем куда-нибудь…

— Я уже занят чем-нибудь. Я работаю. Хочешь — иди сама, я не возражаю.

Она состроила его затылку гримасу и прошла в другую комнату. Там она сняла свое платье и заменила его на белые шорты в обтяжку и бирюзовую блузку без рукавов. Удовлетворенная своим видом, Шелли присела на кровать.