Светка даёт в табло (СИ) - Шолох Юлия Страница 5

— А давайте я попробую один донести и скажу, было ли тяжело?

— Хорошо.

Согласилась она слишком быстро для той, кто волнуется о чужом здоровье. Но чего греха таить, мне тоже на её здоровье было присесть.

В итоге я взяла два стула, которые Таисия Павловна ненавязчиво подтолкнула ко мне, а она — мольберт в количестве одной штуки. И такое лицо состроила, будто слона подняла.

Ну ладно.

— Куда нести?

— Иди за мной.

Тащить стулья было неудобно, но жажда узнать о чердачном секрете всё перевешивала.

Сердце замерло, когда мы начали подниматься по лестнице. Если бы Таисия свернула не в нужное мне помещение — это было бы фиаско. Я даже обратилась ко всем богам одновременно с просьбой мне помочь. И бинго! Преподавательница свернула и открыла именно нужную мне дверь. Я чуть не запела от радости.

В комнату, где я обнаружила странного парня, она входила очень осторожно. И оглядывалась так, что сразу стало понятно — ищет его. Не найдя, Таисия вздохнула и резко сказала:

— Здесь ставь у стены. И плотнее, чтобы больше влезло.

Так и хотелось ей ответить грубо, но пришлось послушаться, закрыть рот и отправиться за новой партией. Я тащила очередные стулья и чертыхалась сквозь зубы, поминая недобрым словом не только преподавательницу, но и этого психа с чердака, из-за которого теперь тут корячилась. И самое гадкое и необъяснимое — не могла понять, зачем, но и не могла остановиться.

Отступать не в моих правилах, так что пришлось продолжать. Таисия периодически помогала в меру сил своих слабых, то есть таскала через раз по одному мольберту, но вскоре устала и предоставила работу мне.

Сделав ещё две ходки, я тоже прикинулась уставшей и присела отдохнуть. Поближе к мольберту, который так и валялся на полу с тех пор, как его уронил тот нервный парень. Просидела секунд десять, любуясь недовольным лицом Таисии Павловны и вскричала:

— Ой, мольберт упал!

Бросилась поднимать и подняла, конечно, ватманом кверху.

— Смотрите, тут чистая бумага! — Удивлённо сказала я. — Откуда, интересно?

Хотелось, конечно, прямо спросить, но это палево — недооценивать противника не стоит, даже когда кажется, что в её почтенном возрасте мозги уже скисли.

Таисия Павловна вздохнула и ничего не ответила.

— Куда его положить? — Вертя в руках ватман, спросила я.

— Ах, дай сюда.

Преподавательница выхватила его у меня из рук и стала рассматривать с обеих сторон.

— Ни единой чёрточки, — вид у неё был по-настоящему несчастным. — Ничего.

— А тут должны быть чёрточки? — Быстро поинтересовалась я.

— Да что ты понимаешь!

Свербело ответить: «побольше вашего», но пришлось молчать. И слегка постучать по стулу, который я притащила. Таисия Павловна быстро вспомнила, в чьей помощи нуждается и решила побыть вежливой.

— Талант — такое хрупкое чудо, такое эфемерное, беззащитное! Никто не знает, откуда он берётся и куда уходит.

— Разве талант может уйти?

— Ещё как может! — Таисия Павловна взмахнула рукой, потом ею же поправила причёску. — Бывает, человек ещё в детстве поражает всех своим гением, а потом что-то происходит — неизвестно что, и от гения не остаётся даже следа. Это ужасно, ужасно! Такого никому не пожелаешь!

Она снова взглянула на ватман, длинно вздохнула, и сомнений не осталось. Его слова про невозможность написать даже ромашку и её замечание насчёт пропажи таланта — всё сложилось. Значит, этот странный парень когда-то хорошо рисовал. А потом что-то случилось, неизвестно что — и теперь он не может оставить на бумаге даже чёрточку. Хм.

— Но что же такого должно произойти, чтобы человек потерял свой талант?! — Вскричала я, причём совершенно искренне. — Это что-то ужасное, да?

— Не знаю, — она покачала головой. — Не знаю и узнать не могу.

Она снова поправила волосы и рассеяно спросила:

— Ну что, ты отдохнула?

Но я уже получила всё, что могла, большего вытянуть из неё явно не выйдет, так что и прикидываться дальше нужды нет.

— Ой, я только вспомнила, что мне нужно заполнить анкеты и до отбоя занести в офис! Извините, но мне нужно срочно уйти!

Что за анкеты? Какой офис? Звучало бредово, но ответа я не ждала, развернулась и побежала прочь, по скрипучей лестнице, по гулким, полным пыльного воздуха коридорам, а потом по старому асфальту, покрытому словно паутиной трещинами и ямками.

Светку нашла в нашей комнате. Она, не разувшись, валялась на кровати, трясла левой ногой и мрачно зыркала на всё, что шевелиться. Но к счастью, новые следы драки на ней отсутствовали.

— Ну, и чего ты там делала? — Спросила Светка.

И вот что забавно — я снова не ответила правды. Просто пожала плечами, взяла полотенце и ушла в душ. Моя Находка осталась моей. И делиться я пока ни с кем не готова.

* * *

Со следующего дня началось трудовое воспитание.

Огромные промышленные швейные машины напоминали древних роботов, их внутренности то стучали, то звенели, то натужно кряхтели, и тогда нитки рвались и приходилось начинать заново.

Больше всего я боялась, что под безумно мельтешащую иглу попадётся моя рука — и будет на ней красивый такой стежок, сочащийся кровавыми каплями. Ну и нудно вообще было, сиди да шей огромные цветастые женские блузки. Для кого? Кто добровольно такое на себя нацепит? Загадка века.

И чем ближе становился вечер, тем нервозней становилась я. Внутри что-то трепетало, дрожало от нетерпения и с каждой минутой игнорировать собственную нервозность было всё сложней и сложней.

А всё дело в том, что я собиралась пойти туда, на чердак. И меня даже не волновало, что придётся врать Светке, чего я делать не любила, но в этот раз врать придётся, потому что взять её с собой невозможно. А что волновало, так это — будет ли на чердаке вчерашний парень?

Не знаю, по какой причине, но я должна была проверить.

Поэтому, как только закончился ужин, я отвела Светку в сторону и сказала:

— Слушай, подруга дней моих суровых, старушка дряхлая моя, у меня сегодня дела. Тебе есть чем заняться?

О, когда Светка молчит и буравит взглядом, жди неприятностей. В другое время я бы, возможно, напряглась, но голову занимал только чердак и невидимая наклейка «Мадонна», которую с некоторых пор я ощущала на своём лбу.

— Расслабься, если бы я собиралась сбежать отсюда, тебя бы не оставила.

— А что тогда ты собираешься делать? — Тут же спросила она.

— Секрет. Могут у меня быть секреты?

Светка этого дела жуть как не любила, но пыхтела смиренно. Не всё же ей брыкаться, я тоже бываю упряма как осёл — и тогда держись! Переупрямила же родителей, которые твердили, что Светка собьётся с пути — нет у неё другого выбора, сопьётся да родит лет в тринадцать, а там и до наркоты, лишения родительских прав и тюряги недалеко. Но я упрямилась — нет, она продержится. Упрямилась раз за разом, год за годом — и до сих пор.

— Ладно.

Подруга хмурилась, отворачиваясь, но уже смирилась, по голосу было слышно.

— Вот и славненько.

Больше меня ничего не держало — и оставалось только смотреть под ноги, чтобы они бежали не слишком быстро.

Коридор, крыльцо, улица, спуск ко вчерашнему зданию, дверь, лестница и снова коридор. Последний пролёт перед чердаком. Сердце забилось, отчего-то стало страшно и жарко, но я не остановилась. Что поделать, такой характер — если я пру вперёд, меня не остановить. Родители повторяли это то грустно, то радостно, в зависимости от ситуации — когда что-то шло по их желанию или против.

Дверь на чердак была закрыта, но к счастью, не на ключ. Закрыта была и вторая дверь — в помещение, куда вчера я таскала стулья и мольберты. И снова — не на ключ. Хотя не думаю, что запертые замки смогли бы меня остановить.

И вот я на месте.

Он был там. В другом углу, загороженный несколькими стульями. За его плечом горела лампа, бросая свет на мольберт, куда он смотрел неподвижным взглядом. Рядом стояла портативная колонка, из которой неслись звуки. Музыка. Классическая.