Джанет Чарльз - Одесское счастье Страница 7

Оказалось, мистер Хэрмон выбрал для себя учебные предметы по бизнесу и по литературе. Как вам это нравится, он даже не понимал, насколько ему свезло. Вот на Украине студенты учатся, чему велят. Расписание занятий составляет деканат, и нет никакой возможности выбора.

Мистер Хэрмон стал увлеченно рассказывать о своих любимых авторах: Хемингуэе, Стейнбеке, Маккалерс. Разговор о писателях меня успокоил: наконец-то нашлись безобидные темы для беседы. А ведь шеф вполне мог набычиться и повести себя более агрессивно, мог попросту уволить меня за несоблюдение условия, которое выдвинул еще на собеседовании. Спрашивается вопрос, а как бы на его месте поступили другие мужчины? Вот то-то. А он терпеливо ждал и упорно не отступал, хотя я то и дело подсовывала ему сладеньких лялечек.

Вита и Вера, две офисные сплетницы, которые все про всех знали, шептались, будто мистера Хэрмона сослали из Хайфы в Одессу в наказание за сорванные сделки. Когда слух разошелся, коллеги поинтересовались у меня, действительно ли он такой лантух, как говорят. А я всем сказала, что Вита и Вера просто балаболки с черными ртами. Не хотелось позорить шефа, пока он меня не обижает. Но в глубине души я не сомневалась, что без моей помощи он как без рук. Я вас умоляю, он даже не подозревал, что мы ведем тройную бухгалтерию: настоящие документы для Хайфы, наполовину фальшивые, где отражалось пятьдесят процентов прибыли, – для Станиславских, и еще на три четверти лажа, где утаивались аж семьдесят пять процентов дохода, – для налоговиков. Чему же, спрашивается, его научили о бизнесе в заграничном колледже?

                  * * * * *

Обычно я успевала сготовить себе кофе и выпить его еще до прихода мистера Хэрмона и остальных сотрудников, задолго до начала рабочего дня. Но сегодня кофе только полился в чашку, и вдруг из коридора послышалось шушуканье Виты и Веры. Через их зловредные языки три девушки уже уволились – сдается мне, безо всякого собственного желания, – и мне совсем не хотелось следующей на очереди поиметь холеру от этих хабалок.

Run-ran-run.

Войдя в кухню, они поморщились на меня, словно на пятно посредине стены. Как обычно, на каждой было много макияжа и мало одежды. Бабуля меня из дома не выпустила бы в такой юбке – в обтяжку, как целлофан на сосиске. Да они каждый день дольше марафетились, чем за всю жизнь в школе на уроках просидели. Не могли связать даже пары слов по-английски и на компьютеры только глазами лупали. Через почему их таких наняли – так через потому же, что и меня.

– Что ты делаешь? – спросила Вера.

– Извиняюсь, а ты про что?

– Что ты делаешь в постели? – уточнила она. – Давай, подруга, колись.

– Сплю. – Я допила свой кофе и попыталась выйти с кухни, но они хором заслонили дверь.

– Тогда за что тебе столько платят? За что дарят всякие цацки-пецки? – давила Вера.

– Понятия не имею. – Грубо, конечно, считать их секретутками, но не считать так просто наивно. Я не стеснялась своего мнения, потому что они в свою очередь тоже держали меня за шлюху. 

– С виду так фригидная сука, но, небось, закрутасы всякие знаешь. – Вера сверлила меня взглядом, словно стараясь дорыться до моих «закрутасов». – Может, отсасываешь с проглотом? И как тебе это? В кайф? – Она пыталась меня смутить и успешно, хотя я не подала вида, лишь глубоко вдохнула, чтобы не покраснеть как помидор.

– Об чем базар? – вмешалась Вита.

– Ты для него костюмчики прикольные надеваешь? Может, он тебя связывает? Или покупает бельишко, а потом его с тебя сдербанивает, а? Какая ж, ты, подруга, гладенькая, какая налитая, скажи, как ты подмахиваешь своему мистеру? – шептала Вера, водя пальцами по моей груди. Я сбросила ее руку и вырвалась наружу.

Уже из коридора я услышала, как Вита тихо спросила:

– Так мистер Хэрмон тебя что, любит, что ли?

Этот вопрос поставил меня в тупик. Любит? Меня? Мистер Хэрмон? Ну, он подкидывал мне разные миленькие прибамбасики и саму меня держал за свою собственность, оберегая от всех мужчин в нашем офисе. И гонялся за мной по кругу, как кутенок за своим хвостом. Но разве любовь такая? А вдруг для него это и есть любовь?

Таки да. Мне хотелось любви. Страсти. Экстаза. Я знала из книг, что эти слова означают, но ни разу ничего такого не испытывала. Любовь. Это что, танцы в лунном свете под музыку, которую слышно лишь двоим? Или это ударная стирка носков и чистка картошки? Секс? Нежность? Сколько чего положено в любовь по рецептуре? Как ее взрастить? Как убить? Долго ли придется страдать, когда она умрет? Я читала классическую русскую литературу, красивую и тоскливую. Потом открыла для себя американские романы уже со счастливыми концами. Но со мной не случалось ничего и близко похожего на любовь из книжек. Бабуля говорила, что по жизни любовь слепая, глухая и немая – прежде всего немая. И что в ту самую минуту, когда женщина влюбляется, она огребает проблемы, которые сведут ее в гроб. И что все женщины в нашем роду прокляты. Но я все равно хотела любви. Хотела замуж. Хотела кормить грудью младенца. Хотела настоящую семью, какой у меня никогда не было. Чтобы и с мамой, и с отцом.

Услышав вопрос Виты, я к ней немного оттаяла. Во-первых, худой мир лучше доброй ссоры. А во-вторых, меня уже достала вся эта зависть ни за что. Поэтому я вернулась на кухню и сказала как есть:

– Я не ложилась под мистера Хэрмона. – И добавила: – Моя бабуля говорит, что, соглашаясь на секс, можно заработать ужин в ресторане и вечер в опере, зато, отказываясь, можно получить уважение, а в крайнем случае и обручальное кольцо.

Вера горько рассмеялась, а глупышка Вита так ничего и не поняла. К некоторым женщинам и на козе не подъедешь.

Потом работа закипела, и мои слова широко пошли в народ. Пятьдесят одну минуту спустя мистер Хэрмон таки заметил, что из офисного плейбоя стал объектом шуточек и приколов, и очень разозлился. Ну о-о-очень.

                  * * * * *

Каждый вечер, уложив троих своих нежданчиков спать, ко мне заходила соседка-художница Оля, чтобы немножко поболтать и перекусить. Задерживаться она не могла – боялась надолго оставлять своих малышей одних.

Мы с ней были не разлей вода еще со школы, правда, я там числилась в успевающих, а она – в отстающих. Вместе прошли и огонь, и воду, и медные трубы. Нас обеих бросили отцы. И обеих посадили на худшие места в классе, поскольку мы не могли сделать подарок учителю. Когда мы захотели заниматься балетом, то скинулись и купили одну на двоих пару атласных чешек. А потом преподаватель в балетном классе сказал, что моя комплекция больше подходит для игры в настольный теннис, чем для танцев. И ступни у меня вдруг вытянулись. Так что чешки целиком достались Оле.