Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 3 Страница 102

Трамваи, переполненные пассажирами, стояли на мосту. Ни один автомобиль не двигался. Дохнув пламенем, ряд орудий на Марсовом поле методично разносил по городу раскатистый гром. Мост, на котором стоял я, вздрагивал и еще долго после каждого залпа дрожал.

Когда загремели музыкой громкоговорители радио, все поняли: салют окончился. Единичные красные, фиолетовые, желтые звездочки еще несколько минут взлетали и медленно опадали. Сразу в неистовое движение пришли скопления автомобилей. Перед мостом, впав в ярый восторг, механически быстро членя свои движения, преисполненный гордости и чувства собственного достоинства, регулировщик орудовал магической палочкой так залихватски, что к нему подбежали фотографы, а случившийся тут же со своей женой Александр Прокофьев стал за ним наблюдать, восхищенно повторяя: «О… О!.. Русак! Вот это русак!..»

Люди растекались неторопливо, явно жалея, что все уже кончилось. Я побрел вдоль Лебяжьей канавки и услышал позади себя отдаленный грохот. Над Петроградской и Выборгской сторонами высоко в небе набухали черные клубочки разрывов зенитных снарядов. Это фашистские самолеты прорвались к городу.

Зенитки били минут пять, но почти никто из расходившейся толпы не желал замечать ни этих клубочков, ни отдаленного гула стрельбы.

«Поздно!» — усмехнувшись, подумал я. Толпы ленинградцев уже разошлись, вокруг было обычное немноголюдие.

Я пересек Марсово поле, подошел к пушкам. Артиллеристы хлопотали — чистили, смазывали стволы и затворы, переносили в штабеля ящики с гильзами и неиспользованными снарядами. А огромная ватага мальчишек, бегая под стеной Павловских казарм, подбирала на асфальте стреляные гильзы ракет, швыряемые с крыши казарм такими же мальчишками. Издали это было похоже на бой: сверху градом летели гильзы, внизу чуть не сотня ребятишек носилась, набивая ими свои карманы.

— Дай одну! — сказал я подвернувшемуся мне парнишке.

— На! — он щедро сунул мне несколько гильз.

…Дома, в ночь на 1 Мая, я слушал по радио приказ Верховного Главнокомандующего, четко знаменующий новые поворотные пункты в войне: «Но наши задачи не могут ограничиваться изгнанием вражеских войск из пределов нашей Родины…»

А ведь одна только эта строка приказа выявляет перед нами весь дальнейший ход войны, поступки многих миллионов людей!..

Сегодня кто-то высказал удивление: почему в числе салютующих городов не помянут Сталинград? И кто-то другой ответил ему, что, возможно, в Сталинграде теперь даже и нет пушек!..

4 мая

Вчера был «большой день» ленинградского Союза писателей — просмотр впервые за войну организованной выставки работ ленинградских писателей. В витринах сто шестьдесят девять книг и брошюр — далеко не все, сделанное за время войны нашими писателями. На стендах — газетные вырезки, журналы, цифровые данные, к сожалению очень случайно подобранные, фотографии, портреты писателей.

С первого дня войны писатели стали журналистами, военными корреспондентами, агитаторами, пропагандистами. У большинства из них для большого художественного творчества просто не оставалось времени, но оперативно написанные очерк, статья, корреспонденция, стихотворение, особенно сатирическое, были подобны штыку, колющему врага, бомбе, разорвавшейся в стане врага, развернутому полковому знамени, за которым идут сражаться с врагом бойцы.

С первого дня войны, когда я пришел в ленинградское отделение ц. о. «Правды» к Л. Ганичеву и передал через него в редакцию первую военную корреспонденцию; когда на расклеенных по городу мирных номерах «Ленинградской правды» от 22 июня увидел накрывший их повсюду экстренный выпуск той же — от того же 22 июня, но уже военной газеты; когда спокойная окружная газета «На страже Родины» следующим утром дохнула на меня гневом нашего фронта, — я понял: какою мощью, какою силой духа обладает великая армия всей нашей печати, сразу сплотившей в единую дружную семью редакторов газет и издательств, журналистов, писателей, работников типографий — маленьких и больших, городских и разбросанных по всем частям фронта… Редактор «На страже Родины» М. И. Гордон (а до него И. Я. Фомиченко), редактор «Ленинградской правды» П. В. Золотухин, как и сменивший его позже Н. Д. Шумилов, не по должности, не по званию, а по делу, которое они делали вместе с писателями и журналистами, были равнозначны самым крупным фронтовым военачальникам, — такова была разящая осаждавшего Ленинград врага сила нашего слова.

В тот день, 6 июля 1941 года, когда впервые сформированные дивизии народного ополчения двинулись на лужские рубежи, ополченцы читали первый номер газеты армии Народного ополчения — «На защиту Ленинграда». Редактор этой газеты Н. В. Лесючевский получил в свои руки такое действенное и почетное средство преобразования храбрых, но почти невооруженных патриотов в кадровую армию, какого до войны, вероятно, не мог бы себе и представить. И когда ополченцы действительно стали кадровыми частями, а армия Народного ополчения вместе с газетой была упразднена, редакционный коллектив стал вести газету выросшей в боях, кадровой 55-й армии «Боевая красноармейская».

Редактор комсомольской газеты «Смена» А. Блатин с первого дня войны обрел в активе своих сотрудников столько профессиональных писателей, сколько ни в какие времена их не мог бы привлечь.

Десятки армейских газет, сотни крошечных по размеру, но сильных своим воспитательным действием газет стрелковых дивизий, авиационных, танковых, инженерно-саперных, военно-транспортных соединений Ленинградского и Волховского фронтов даже в самое тяжелое время первой блокадной зимы печатались в типографиях осажденного города. А боевые, сражавшиеся с врагом корабли Краснознаменного Балтийского флота и Ладожской военной флотилии имели во главе эскадры своих военно-морских газет газету «Красный Балтийский флот»…

Листовки для партизанского края, когда у партизан не было своих портативных походных типографий, также печатались в Ленинграде…

Да мало ли «родов оружия» — оружия печатного слова было у нас еще?

Только на короткий период зимы 1941–1942 годов прекратился поневоле выход литературно-художественных журналов, но уже в 1942 году появились свежие номера «Звезды», «Ленинграда», детского журнала «Костер»; все больше книг стали выпускать издательства блокированного Ленинграда.

Везде, в каждой газете, в эфире, в партизанских листовках и просто перед строем бойцов звучало слово писателя и журналиста, — военного корреспондента, готового идти на смерть вместе с красноармейцем, краснофлотцем, и — в начале войны — с пограничником, и с тем ополченцем, каким был часто и он сам.

Многие из наших рядов погибли — на подводных лодках и надводных боевых кораблях, в танках, на самолетах, в партизанских отрядах, в ожесточенных оборонительных, а позже наступательных боях артиллерии и матушки пехоты. А иные погибли на своих служебных постах — в разбитых бомбами или снарядами редакциях и типографиях, в издательстве ли «Советский писатель» (в Гостином дворе), в типографии ли «На страже Родины» (в Петропавловской крепости), во фронтовых ли блиндажах, в избах, в автомашинах… Мы еще не знаем всех судеб, еще не знаем, кому что уготовано на пути к последнему дню войны и даже в самый ее последний, победный и торжественный день…

Но уже сейчас могу сказать о писателях, участвовавших в обороне Ленинграда: они выполняли свой долг честно, достойно, мужественно.

Так же выполнили свой долг перед Ленинградом журналисты: В. Меркурьев, П. Карелин, С. Кара, В. Карп, И. Франтишев, Э. Аренин, М. Стрешинский, И. Хренов и десятки других… Редакторы, полиграфисты, художники, фотокорреспонденты. Среди последних мне особенно хочется назвать имена Н. Хандогина, Г. Чертова[37], И. Фетисова, Д. Трахтенберга, Л. Карасева… Да и еще было много других, встречавшихся или сопутствовавших мне на всех фронтовых дорогах, иногда — в разгаре боев.

Разве не следовало бы дать на этой выставке почетное место всем семидесяти девяти номерам газеты «На защиту Ленинграда»? Или «Ответу ханковцев Маннергейму» — листовке М. Дудина и художника Б. Пророкова?

Партизанским и армейским листовкам со стихами Н. Тихонова, А. Прокофьева, В. Саянова, Б. Лихарева, И. Авраменко, А. Решетова, с сатирическими строками В. Лившица, С. Бытового, «бойца Ивана Мухи» (В. Иванова), Ивана Зениткина и трех Васей — Гранаткина, Разведкина и Светелкина? Десяткам других листовок со стихами и призывами наших писателей и поэтов — тех листовок, какие боец читал за десяток минут до того, как идти в атаку?..

Разве мало у фотокорреспондентов есть снимков писателей, сделанных не только на набережной Невы у Союза писателей, но и в самих боях, везде на фронтах?

Вот почему сегодняшняя выставка в Союзе писателей представляется мне очень бедной и далеко не отражающей истинную роль писателей в обороне родного города, их заслугу, их доблесть!