Евгений Тарле - Отечественная война 1812 г. Сборник документов и материалов Страница 12

Совсем иное было в губернии Смоленской, знатную часть которой наша армия проследовала, прежде чем дойти до самого города Смоленска. Несмотря на наступавшее время жатвы, на полях немного было видно народу. Крестьяне собирались толпами, принимали войска в деревнях или выходили к ним навстречу, с радостными криками. Мужики подносили хлеб и соль. Бабы с младенцами на руках приветливо и сердобольно глядели, как мимо них шли обремененные тяжкою амунициею, покрытые пылью и потом солдаты, менявшиеся с ними добрыми пожеланиями, а иной раз отпускавшие какое-нибудь меткое, веселое словцо, на которое русский солдат бывает такой мастер. Меньшая часть войск со штабами размещалась по деревням, остальные располагались бивуаком, а главнокомандующий и начальство обыкновенно занимали соседнюю господскую усадьбу: помещики выезжали за ними в разнообразных своих экипажах, жены их не щадили угощений и оказывали всякое гостеприимство. Но так было только на первых переходах. Дальше, крестьянское население показывалось реже, так как тут уже составлялись ополчения, спешно собираемые помещиками, к которым для того были отряжаемы офицеры или сержанты из армии или из Москвы, где, по первому слову государя, тотчас начала образовываться боевая сила. Уже все знали, что неприятель гонится по пятам за нашею отступающею армиею, но, вместо страха и уныния, во всех слоях русского народа разгоралось единодушное, сердечное усердие к спасению родины. По деревням, как и по городам, помещики, крепостные крестьяне (а их было отменно много), свободные люди, мещане и купцы, сельское духовенство, гражданские чиновники всякого положения, все одушевлены были пламенною любовью к России и сильнейшим негодованием против неприятеля. Все готовы были на всякую жертву для обороны святой Руси и для истребления дерзкого врага. Кто жил в это достославное, поистине великолепное время, тот во всю жизнь его не позабудет… Сам Наполеон, во время своего бегства, проговорился в Варшаве аббату Прадту: «Русские показали себя, какой это народ».

Чем дальше шла армия в глубь страны, тем безлюднее были встречавшиеся селения, и особенно после Смоленска. Крестьяне отсылали в соседние леса своих баб и детей, пожитки и скотину; сами же, за исключением лишь дряхлых стариков, вооружались косами и топорами, а потом стали сжигать свои избы, устраивали засады и нападали на отсталых и бродячих неприятельских солдат. В небольших городах, которыми мы проходили, почти никого не встречалось на улицах: оставались только местные власти, которые по большей части уходили с нами, предварительно предав огню запасы и магазины, где к, тому представлялась возможность и дозволяло время…

Р. А., 1881, г. 19, кн. III, стр. 70–72.

Из воспоминаний А. Ф. Мевиуса о намерении студентов Горного корпуса вступить добровольцами в армию.

21 октября 1873 г. исполнилось 100 лет со дня основания Горного института. Празднование этого юбилея заставило меня сосредоточить свои воспоминания на времени, давно прошедшем, на времени, когда я был в числе молодых людей, получавших образование в этом учебном заведении, и, кончил в нем курс 62 года тому назад. Между прочим живо вспомнилось мне великое время великого 1812-го года, и я хочу рассказать теперь о небольшом эпизоде, показывающем, насколько отражались на нас, студентах, события той грозной и славной эпохи.

Живо помню я лето и осень 1812 г. и то тревожное чувство, которое испытывали все петербуржцы, опасаясь за судьбу столицы. Маршал Удино угрожал ей, а победоносное шествие Наполеона вело его к сердцу России — Москве, Сидя в Горном корпусе, слышали мы о сборах и отъездах жителей, слышали о бедствиях, которые испытывало наше любезное отечество; слышали и частью видели, как все как бы растерялись и с напряженным вниманием прислушивались ко всяким вестям из армии Барклая де-Толли и Витгенштейна. В корпусе нашем настала полная безурядица. Начальников не стало видно между нами, лекции прекратились, провизовали нас дурно. Чуялось что-то такое, что отвлекало всех от исполнения своих обязанностей, что-то нарушающее обычное течение дел и стоящее выше всего обыденного.

Все почти первоклассные учебные заведения, равно как и ценные имущества столицы частные и казенные, в том числе и минералогическое собрание Горного корпуса, были увезены в Або и другие места. Чиновники разных ведомств, учителя и, наконец, самые учащиеся, особенно имевшие постоянное местожительство в Петербурге или около него, оставили столицу и удалились в более безопасные убежища. Только начальствующие лица, вьгагепоставленные, оставались на своих местах. В корпусе нашем из студентов остались одни сибирские уроженцы, не имевшие родства и близкого знакомства в Петербурге. Число этих сибиряков было настолько значительно, что последний или старший класс, называвшийся студентский, в котором был и я, оставался почти в полном своем составе.

Не имея занятий, ходили мы, студенты, целыми часами и днями по обширному парадному крыльцу корпуса и вели бесконечные разговоры о предмете, всех занимавшем. Не зная, на что решиться, и опасаясь, чтобы неприятель, заняв Петербург, не заставил нас волей-неволей поступить в его войска, мы, наконец, порешили всем классом подать общее прошение о принятии нас в военную службу и о зачислении нас в действующие полки. Были между нами и такие, которым это решение было весьма тягостно или по личным побуждениям, или по тем обязанностям, которые на них лежали в отношении их семей, но чувство патриотизма большинства товарищей оказалось сильнее их, слово «трус» имело тогда более позорное значение, чем когда-либо, и общая просьба была подана. Директор корпуса Андрей Федорович Дерябин передал ее без замедления министру финансов гр. Гурьеву. Но последний, жалея лишить государственную службу стольких горных офицеров и будучи хорошего мнения о наших познаниях в горных науках^ задержал у себя некоторое время наше прошение, не доводя его до высочайшего усмотрения, а вскоре потом, когда Москва была оставлена неприятелем, возвратил его нам обратно с сообщением, что оно будто бы написано не по форме и чтобы каждый желающий перейти в военную службу подавал о том от своего лица отдельное прошение. Победа Витгенштейна и ряд успехов Кутузова дали возможность вздохнуть свободнее каждому русскому и стряхнули то напряжение, которое все ощущали. Опасения миновались..

Р. Ст., 1888, № 7, стр. 22–24.

«Отечественные Записки» о деятельности одного из организаторов крестьянских партизанских отрядов Емельянова.

Город Сычевка и уезд его более других были страшны неистовым врагам нашего отечества. Из всех сычевских воинских сподвижников преимущественно снискал себе славу и признательность потомства из сдаточных Сычевского у. крестьянин майор Емельянов, учинившийся известным, когда бессмертный Суворов метал на галлов гром со снежных гор Альпийских. Емельянов, тяжело раненный на Цюрихском поле и оставленный в числе убитых, нашел там русское знамя и сохранил его на груди до возвращения своего из плена. За толь благородный поступок император Павел, умевший награждать заслуги, произвел его в офицеры. Пред нашествием же Наполеона на Россию Емельянов покоился в семействе своем. Сей герой, при вступлении известных уже ему французов в Смоленскую губ., вскипя на них негодованием, первый начал сычевских дворян, мещан и крестьян возбуждать к принятию оружия. Многие стали к нему приставать, со дня на день число сообщников умножалось, и потом, вооружась чем было можно, избрали храброго Емельянова над собою начальником, дав присягу не щадить живота за веру, царя и землю русскую и во всем ему повиноваться. Скоро Емельянов составил значительный отряд, с которым при всяком удобном случае ходил на сшибки с неприятелями. Крестьяне, истребляя их более и более, запасались их оружием. Тогда Емельянов ввел между воинами-поселянами удивительный порядок и устройство. По одному знаку, когда неприятель шел в превосходных силах, деревни становились пусты, по другому опять собирались в домы. Иногда отличный маяк и колокольный звон возвещали, когда и как итти конными или пешими: на бой. Сам ясе, как начальник, поощряя примером своим, был всегда с ними во всех опасностях и всюду преследовал злочестивых врагов, многих побил, а более брал в плен, и, наконец, в одной жаркой перестрелке в самом блеске воинских действий крестьян жизнью запечатлел любовь свою к отечеству.

Отечественные Записки, ч. 25, 1826, стр. 416–418.

1812 г. августа… — Воззвание М. Б. Барклаи де-Толли к жителям Псковской, Смоленской и Калужской губ. с призывом к борьбе с армией Наполеона.

Обыватели псковские, смоленские и калужские.

Вы, истинные сыны отечества, верные подданные монарху своему и бесстрашные защитники собственности! Внемлите гласу воззывающему вас к собственному успокоению вашему, к собственной безопасности вашей.