Владимир Дацышен - Изучение истории Китая в Российской империи. Монография Страница 14

Особого внимания заслуживает публикация в журнале перевода с французского языка выдержек из написанной и изданной в Париже книги известного по работе еще в России немецкого историка и ориенталиста Клапрота под названием «Рассмотрение Историков Азиятских». В начале работы говорится: «История древних народов разделяется на три главныя отрасли: 1) на Мифологию, которая заключает в себе часть истины, облаченной непроницаемым покровом басен и аллегорий… 2) на Историю сомнительную, в которой происшествия, по крайней мере, вероятны… 3) на Историю достоверную, в которой происшествия истинны, хронология не подвержена ни малейшему сомнению и может проверена быть синхронистическим образом. Сия История начинается очень поздно у большей части народов Азии…»232. Специальный раздел работы Ю. Клапрота был посвящен Китаю: «Окруженный с востока и с юга бурным морем… кажется с первого взгляда совершенно отчужденным от всех исторических происшествий человеческаго рода; но каким удивлением будет поражен ученый, когда сверх чаянии своего, откроет в сей земле источники, проливающие свет на важные происшествия в Европе… желая проникнуть в древность самую отдаленную, ученые и невежды старались воспользоваться Историею Китайцев, как самого древнего народа, не зная в чем состоит оная. Я полагаю, что сей предмет должно изследовать несколько подробнее…»233. Ю. Клапрот, сообщая о вкладе Конфуция в становление китайской историографии, излагает традиционный взгляд на китайскую историю с начало правления мифического императора Яо в 2257 г. до н. э., дает свои оценки и характеристики: «с осьмого века самодержавная власть приходила безпрестанно в упадок, Китай был тогда тоже что Франция во время Герцогов и Графов… Ши-Хуан-Ди, из новой династии Цин, один из величайших и искуснейших Государей Китая, хотя его заслуги там мало еще умеют ценить… Я отношу начало Истории сомнительной Китая, к … 2637 году до Р. Х., а Историю достоверную к 782 году…»234. Таким образом, Г. И. Спасский в 1825 г. не побоялся познакомить русскую общественность с новой и одной из самых передовых работ по истории Азии, принадлежавшей перу работавшего некоторое время в Санкт-Петербурге и оставившего после себя не лучшую память в России академика Ю. Клапрота.

В конце 1819 г. в истории отечественной гуманитарной науки состоялось знаковое событие. 3 ноября было принято Постановление общего собрания Академии наук об избрании в членами-корреспондентами первых синологов П. И. Каменского235 и С. В. Липовцова236. Десять лет спустя этой же чести был удостоен еще один русский китаевед – архимандрит Иакинф (Бичурин)237. Таким образом, более чем через полвека после первых крупных и передовых для своего времени китаеведческих работ русских исследователей санкт-петербургские академики это официально признали.

Одним из важнейших направлений академического востоковедения в первой половине XIX в. было формирование коллекций исторической литературы и китаеведческих документов. В 1818 г. служившие в МИДе китаеведы П. И. Каменский вместе с С. В. Липовцовым составили каталог китайских и японских книг, которые Академия наук передавала Азиатскому музею. В современной «Летописи Российской академии наук» отмечено, что 13 мая 1818 г. «С. С. Уваров распорядился допустить переводчика Коллегии иностранных дел П. И. Каменского к китайским и маньчжурским рукописям академической библиотеки для составления каталога»238. Указания на каталогизацию китайской библиотеки в Академии наук встречаются в данной летописи еще не раз, на пример в конце 1840 г. «М. И. Броссе239 представил каталог китайских, маньчжурских, корейских и японских книг библиотеки Азиатского музея»240.

Один из первых исследователей русского востоковедения А. Ф. Рихтер писал в 1825 г. о библиотеке Академии наук: «Недавно она приобрела богатое приращение, и ныне в библиотеке сей отделение Китайских, Монгольских и Манжурских книг есть, едва ли не первое в Европе»241. Здесь необходимо отметить: часть приобретенных миссионерами в Пекине книг и рукописей оставалась в библиотеке Азиатского департамента МИД, которой Пекинская миссия напрямую подчинялась. Многие книги оставались в частных коллекциях исследователей. В предисловии к публикации летописи «Алтан-Тобчи», например, говорится: «Она отыскана членами нашей духовной миссии в Пекине и привезена в Россию в двух списках: один находится в библиотеке Азиатскаго Департамента министерства иностранных дел, другой у профессора О. М. Ковалевскаго в Казани»242.

Особенно активно занимался комплектованием книжных коллекций П. Л. Шиллинг243, избранный в 1828 г. членом-корреспондентом Академии наук по разряду литературы и древностей Востока. Его трудами формировалась и коллекция китайской исторической литературы. Например, в числе книг, выкупленных П. Л. Шиллингом из библиотеки иркутского китаеведа А. Парышева для Азиатского музея, были: «№ 1. Гу-вень Ювань Гиянь битхе, полное собрание древностей извлеченное из Истории Китайской, Манжурской императором Кансием, всего 64 тетради на Манжурском языке печатные. 2. Полное собрание древностей на Китайском языке 63 тетради…»244. Врач XI Пекинской миссии П. Е. Кириллов245 в своем послании П. Л. Шиллингу писал: «Прошу… принять и гостинец китайский: шесть томов в императорском переплете на монгольском языке истории монгольских и татарских князей»246.

На протяжении всей первой половины XIX в. именно Академия наук была в числе главных организаторов исследований и заказчиков работ русских синологов. Иакинф (Бичурин) свое последнее исследование «Собрание сведений о народах, обитавших в Средней Азии в древние времена»247 писал по заданию Академии наук, поступившему в 1846 г. А до этого китаевед присылал академикам свои работы, в том числе и еще не опубликованные. Например, в январе 1830 г. Иакинф (Бичурин) прислал в Санкт-Петербургскую академию наук свою «рукопись по истории Тибета и Тангута»248.

Через Санкт-Петербургскую академию наук в первой половине XIX в. проходили работы самых разных русских китаеведов. В академической летописи фиксируется, что в ноябре 1847 г. «П. Н. Фус249 продемонстрировал три рукописи, присланные из Пекина в 1845 г. и переданные в Академию наук директором Азиатского департамента: “Очерк Буддйиских божеств и изображений их в Китае” историка Палладиуса, “У-Чань-Гуй. Биографический очерк” В. Горского, “Хошоты в Хухуноре” студента И. П. Сахарова»250.

Говоря о развитии академического китаеведения, необходимо отметить, свою роль в деле изучения истории Китая в первой половине XIX в. сыграла и Российская академия наук, выполнявшая до вхождения в 1841 г. в состав Санкт-Петербургской академии наук роль центра русской науки и культуры. В частности, именно в рамках этой Академии в 1816–1819 гг. готовился к печати перевод «Китайской истории» С. В. Липовцова.

Таким образом, в первой половине XIX в. российское китаеведение и российская историческая наука продолжали развиваться в системе Санкт-Петербургской императорской академии наук. Сама Академия в этот период прошла через ряд реформ. При этом востоковедная составляющая академической науки играла все более и более значимую роль. Развитие академических институтов стало важным фактором развития и российского китаеведения.

Университетское востоковедение

В течение первой половины XIX в. в России оформилось классическое университетское образование. Его неотъемлемыми составляющими стали история и филология. Тогда же было сформировано университетское востоковедение.

В январе 1803 г. император Александр I утвердил «Предварительные правила народного просвещения» – государственный план новой учебно-образовательной системы в России. Этими правилами предусматривалось открытие в России трех новых университетов – в Санкт-Петербурге, Харькове и Казани. 5 ноября 1804 г. император подписал Устав Казанского университета, предусматривавший создание 4 отделений и 28 профессорских кафедр. В составе «Отделения словесных наук» в числе шести кафедр были и нижеследующие: «Всемирной истории, статистики и географии» и «Восточных языков (преподавание арабского и персидского, при надобности – еврейского и сирийского)».

История Китая по логике должна была бы стать важнейшей составляющей истории всемирной или всеобщей. Но становление курсов и программ по всеобщей или всемирной истории само по себе было делом сложным и противоречивым. Уже первый опыт создания в Московском университете в 1804 г. «кафедры всемирной истории…» оказался неудачным. Подобная же судьба постигла кафедры всемирной истории в новых университетах, ставших потом поочередно центрами российского китаеведения. В 1804 г. занять кафедру всемирной истории Казанского университета пригласили воспитанника германских университетов немца П. А. Цеплина251, работавшего домашним учителем в Санкт-Петербурге. Такая кадровая политика была не случайной: в то время в России вообще не было профессоров истории. Попечитель Казанского учебного округа в своем представлении на имя министра народного просвещения писал: «Ко исполнению Высочайше конфирмованного Устава Казанского Университета без профессоров приступить и наполнить места их инако невозможно, как со временем. Чтобы сделать ему (Университету) начало, имею честь представить на утверждение Вашего Сиятельства: 1. Учителя истории и географии, инспектора над классами Казанской гимназии Илью Яковкина в звание профессора истории, географии и статистики Российской Империи»252.