Павел Лукницкий - Ленинград действует. Книга 3 Страница 141

Перечисляются выявленные на следствии преступления каждого из этих карателей. Сообщаются выдержки из актов Чрезвычайной комиссии по расследованию немецких злодеяний — в частности по Карамышевскому району, где, исполняя приказы Ремлингера, немецкий офицер полевой комендатуры Грунс и начальник жандармского полевого отдела Макс при приближении Красной Армии сжигали деревни вместе с живыми людьми, а часть населения насильно угоняли на фашистскую каторгу в Германию. Приводятся десятки документированных, засвидетельствованных уцелевшими жителями примеров, касающихся каждого из обвиняемых, и карательных операций тех частей, солдаты и офицеры которых, к сожалению, пока ускользнули от правосудия, — кавалерийского полка «Норд», под командованием майора принца Зельм, 3-го велосипедного полка, карательного отряда «Айнграф» и других. В иных из этих примеров мелькают знакомые мне названия тех сел и деревень, по пепелищам которых я шел в феврале — марте 1944 года: Пикалиха, Волково, Милютино, Струги Красные, Заполье и прочие…

Допустимый объем этой книги позволяет мне сосредоточить внимание моих читателей только на тех карателях, чьи показания и чье поведение на суде представляются мне наиболее характерными. Это — Ремлингер, Зоненфельд, отчасти Янике, Скотки, Энгель, Герер. Остальных преступников: Штрюфинга, пюре, Бема, Визе и Фогеля — я упоминаю лишь постольку, поскольку это необходимо для ясности изложения хода всего процесса или для точности изображения какого-либо его эпизода…

28 декабря. Утро. Выборгский Дом культуры. Первый день процесса

«Товарищ комендант! Введите подсудимых!»

Фотографы — в стойке. Группа кинооператоров во главе с Е. Ю. Учителем заливает светом «юпитеров» сцену Дома культуры, где расположился состав суда и где с правой стороны за барьером — места для подсудимых — одиннадцать стульев в два ряда.

В зале почти две тысячи человек. Среди них я вижу академика Тарле, писателей И. Груздева и Е. Катерли, многих знакомых мне журналистов — недавних военных корреспондентов: Л. Ганичева, П. Никитича, В. Карпа, М. Ланского; художника Вл. Гальба, командиров и комиссаров партизанских бригад — Карицкого, Дмитриева…

В зале руководители партийных и общественных организаций, фронтовики — защитники Ленинграда: генералы, офицеры, солдаты, матросы; отличившиеся в годы войны рабочие ленинградских заводов, представители интеллигенции, колхозники из освобожденных деревень и сел Ленинградской области… Все они испытали на себе лишения блокады, тяготы войны, зверства немцев в годы оккупации нашей области…

Зал смолкает…

Ремлингер входит первым, один, заходит за легкий деревянный барьер.

Бегает глазами, пораженный торжественностью, светом «юпитеров», погонами, всей обстановкой молчащего, переполненного зала. Он останавливается на минуту, неуверенно, несмело, как некий актер, раскланивается направо и налево… Входят другие подсудимые, садятся за барьером в правой стороне сцены вместе с Ремлингером. Переводчики и переводчицы — возле барьера.

Председательствующий говорит по-русски, его слова переводятся на немецкий язык.

Заседание открылось в одиннадцать часов утра. Члены трибунала сидят в центре сцены за столом, затянутым малиновым бархатом. На столе две стопки толстенных папок. Микрофон на треножнике перед столом. Перед барьером, за которым сидят обвиняемые, маленький круглый столик, накрытый материей, за ним на стуле — офицер из состава суда. Слева — письменный стол со стопкою папок. За ним сидит прокурор.

Председательствующий:

«Подсудимые, встаньте!.. Имеется ли у подсудимых отвод против состава суда?»

Голоса по-немецки:

«Нет!»

«Товарищ секретарь, отберите у переводчиков подписку…»

Ремлингер разглядывает потолок, стены, публику. Начинается опрос подсудимых. Ремлингера спрашивают о биографических данных. Он стоит — руки на барьере. Отвечает:

«Родился в тысяча восемьсот восемьдесят втором году. Уроженец местечка Поппенвейер, Людвигсбург, Германия. С тысяча девятьсот второго года по февраль тысяча девятьсот сорок пятого года служил в немецкой армии. С тысяча девятьсот девятнадцатого года — на командных должностях. Последняя должность — комендант города Будапешта. Звание — генерал-майор.

Образование — народная школа. Беспартийный. Не судим».

«Копию обвинительного заключения на немецком языке получили?»

«Да…»

«Ходатайства есть?..»

«Нейн!..»

Краткие сведения из своих биографий сообщают другие, в числе которых: Зоненфельд Эдуард, уроженец г. Ганновера, 1911 года рождения, высшее учебное заведение, инженер, солдат, бывший лейтенант германской армии, командир «особой группы» 322-го пехотного полка. «Под стражей с 25 октября 1945 года».

Энгель Фриц — уроженец Гера, провинции Тюрингии, 1915 года рождения, образование — народная школа, восемь классов, командир первого взвода первой роты второго батальона «ОН»[67]…

«Судимость?..»

«Был один раз».

«Звание?»

«Обер-фельдфебель».

Скотки Эрвин, уроженец г. Кенигсберга, 1919 года рождения, восемь классов народной школы, три года ремесленного училища, состоял членом «Гитлерюгенд», сын полицейского. С 1940 года обер-ефрейтор, служил во втором батальоне «ОН». «Под стражей с 24 октября 1945 года».

У Скотки лицо гориллы.

Янике Гергардт — уроженец м. Каппе, округ Темплин, восемь классов народной школы, солдат 322-го пехотного полка, затем второго батальона «ОН».

«Под стражей с 28 ноября 1945 года».

Герер Эрвин-Эрнст, уроженец г. Асберг, провинции Штутгарт, 1918 года рождения, восемь классов народной школы, беспартийный, солдат кавалерийского полка «Норд», а затем второго батальона «ОН». «Под стражей с 24 октября 1945 года».

Отвечают на те же вопросы и свидетели, сидящие отдельно (охраняемые часовым), — немцы и один русский. Прочие свидетели — в публике, в первом и во втором рядах. После опроса свидетелей — соучастников злодеяний вопросы председателя обращаются к свидетелям этих злодеяний. Они встают в два ряда — «пскопские», клинобородые старички, женщины в вязаных платочках. Их уводят в отдельную комнату, отобрать подписку…

«Подсудимые, встаньте!»

Председательствующий объясняет им их права: имеют право давать свои объяснения, как в целом, так и в деталях, задавать вопросы свидетелям и проч. и проч. Слушают внимательно…

Председательствует генерал-майор Исаенков. Военный прокурор — генерал-майор юстиции — Петровский. Объявляются фамилии присутствующих защитников, назначенных судом: Зимин (защитник Ремлингера), Борхов, Волков, Галебский, Кроленко — для всех других.

Председательствующий спрашивает подсудимых: нужно ли еще раз переводить на немецкий язык обвинительное заключение? Его текст на немецком языке был вручен заранее каждому из подсудимых. Все они отвечают: «Нейн!..»

11 часов 55 минут

Начинается чтение обвинительного заключения порусски. Подсудимые сидят за барьером в таком порядке: в первом ряду справа налево — Ремлингер, Бем, Штрюфинг, Скотки, Янике, Фогель. Во втором ряду — Зоненфельд и остальные четверо.

Все подсудимые сидят в той своей военной форме, в какой были взяты в плен. Плотный, коренастый Ремлингер — в серой куртке без погон, но с петлицами. На правой стороне фашистская нашивка: эмблема — птица. В серых брюках, в высоких сапогах. Его темные волосы аккуратно расчесаны на пробор.

Он слушает внимательно, склонив голову набок. Держится «аккуратно», сосредоточенно. Видно, что думает, вдумывается во все, воспринимает происходящее. Надевает пенсне, что-то читает, очевидно следит по немецкому тексту за словами обвинительного заключения.

У Бема лицо бледного недоросля, губы сомкнуты. Он выше среднего роста, штаны на нем — холщовые. У Штрюфинга отвратительное лицо холуя, садиста, подхалима, этакий чернобровый красавчик, типа альфонса. Его волосы гладко прилизаны, на пробор. Скотки — худой блондин, тип каторжника, дегенерат, удивительно схожий с гориллой: выдвинутая вперед челюсть, покатый лоб, запавшие глаза преступника. Янике — примерно тот же тип, но менее характерно выраженная дегенеративность. Он хилее Скотки. Рыжий, волосы гладко стрижены.

Воротник куртки распахнут, в отличие от других, аккуратно застегнутых, кроме Визе, у которого воротник куртки тоже небрежно расстегнут. Фогель — худой, лицо сластолюбца, голова яйцом. У Энгеля лицо явного идиота, без мысли, приоткрытый бессмысленно рот. Тип лица также преступника, дегенерата. Все сидят в одинаковых позах, нога на ногу, скрестив руки, очевидно подражая Ремлингеру, актерски напыщенному; он мелкоглазый, его глаза как точечки.

Сейчас они приспущены. А губы его способны сжиматься, превращаясь почти в прямую линию. Они придают лицу выражение жестокости.