Александр Сидоров - Великие битвы уголовного мира. История профессиональной преступности Советской России. Книга первая (1917-1940 г.г.) Страница 42

Результатом стал страшный голод 1931–1933 годов, выкосивший на Юге России свыше 5 млн. человек. Особо пострадала Украина — одна из главных житниц Республики Советов. Для того, чтобы сведения о голоде не проникали в центральные районы СССР, украинские деревни были изолированы с помощью воинских подразделений. Существование «критической продовольственной ситуации» государство начисто отрицало. Фактически крестьяне были обречены на вымирание…

Коснулось это не только Украины. Многие старые ростовчане, например, вспоминают, что в начале 30-х годов люди здесь умирали прямо на улицах, зимой можно было практически каждый день видеть, как подбирались окоченевшие трупы.

Политика «коллективизации» встречала массовый отпор со стороны крестьянства. Реакция сельского населения на грабёж средь бела дня была ожесточённой. Причём сопротивлялись чаще всего именно новоиспечённые колхозники! Сталин был вынужден с раздражением признать, что колхозники целыми отрядами выступают против Советского государства.

Массовый характер приобрело как бегство из мест высылки, так и непосредственно из колхозов и совхозов. Крестьяне пытались скрыться на Юге, в Закавказье, в крупных городах России и Украины.

Официальная пропаганда сообщает о разгромах «кулацких банд», рисует жуткие образы «кулаков» — монстров, недочеловеков, злобных и жестоких мерзавцев, которые творят кровавые расправы над активистами колхозного движения и над простыми колхозниками. Создаются десятки очерков и повестей о становлении колхозов и борьбе против кулачества. Одно из самых талантливых произведений — «Поднятая целина» Михаила Шолохова. Достаточно сказать, что публикация этого романа ошеломила Запад, где «Поднятую целину» восприняли как наиболее яркий «антисоветский» роман…

Из записки зам. Председателя ОГПУ, переданной по прямому проводу в Москву из Ростова-на-Дону:

№ 141256 Вопрос борьбы с бегством был поставлен мною сразу же по приезде в С.-К. к. [Северо-Кавказский край. — А.С.], на основании материалов целого ряда районов, свидетельствовавших об усиленном бегстве, принимавшем местами массовый характер…

1) Мобилизована агентура на борьбу с массовым бегством, особенно беглым кулацкобелогвардейским элементом, особенно выявление организаторов, агитаторов, будирующих бегство…

2) …Непрерывно на местах ставился вопрос об усилении массовой разъяснительной работы, в целях организации общественного противодействия бегству…

3) …На транспорте созданы подвижные группы, оперативные заслоны в пунктах, районах наибольшего скопления, движения беглецов, особенно в направлении на Украину, в Закавказье, вплоть до проверки едущих, покупающих билеты.

4) Силами милиции, партсовактива организованы кордоны на основных путях движения беглых, особенно в направлении Черноморья, Закавказья — Черноморском побережье на границе с Абхазией, а также Дагестане на границе с Азербайджаном, в основных перевалах на Закавказье. Задержанных кулаков, к/р элемент арестовывали, остальных фильтровали… Выезды без разрешений сельсоветов, правлений колхозов запрещены, однако это мероприятие эффекта не дает, бегут без разрешения.

5) В городах мобилизована всевозможная агентура для выявления беглых и пресечения возможной к/р активной и диверсионной работы беглых, осевших в городах на предприятиях, новостройках. Приняты меры по линии агентурной и физической охраны наиболее важных стратегических пунктов и госсооружений, крупных предприятий, в первую очередь военного значения. Проведён в городах ряд операций по беглым.

6) Основные усилия направляли в сторону организованной повстанческой к/р, её будирующей организующей роли по бегству. Как Вам известно, на Кубани раскрыта крупная повстанческая организация в Курганенском и других районах СКК — дело полковника ПОПОВА и др. По этому делу раскрыта работа по организации бегства в целях саботажа, формирования из беглых повстанческих групп (в районах Черноморья…). Наряду с этим из других ликвидированных дел установлена к/р. работа по концентрации беглых в глухих лесистогорных районах, а также в городах. В результате предпринятых в крае мероприятий (а также проведённых операций по Шахтам, Таганрогу, Ростову и другим) нашими органами задержано беглого элемента 7. 534 человека.

…За ноябрь-декабрь бегство по отдельным местам, отдельным станицам давало повышение. В частности, по станицам, где имел место наиболее сильный нажим в связи с хлебозаготовками… Нами установлена концентрация беглых в Приазовских плавнях, готовим операцию. Подготавливаем операцию в Ростове…

ЕВДОКИМОВ

Тревога партии и правительства была вполне обоснованной. Нововведения на селе крестьянство действительно встречало с оружием в руках. Не менее страшен был и массовый исход селян, бегство из ссылок. При этом бывшие земледельцы не могли официально осесть в городах: из приведённого выше документа мы видим, как массированно действовало ОГПУ в разоблачении «беглецов». Оставалось одно: вливаться в сплочённые ряды уголовников. «Крестьянская прослойка» в босяцкой среде в 30-е годы растёт невиданными темпами. Это отмечают многие исследователи, в том числе и узники ГУЛАГа (например, тот же Шаламов в своих «Очерках преступного мира»). Правда, до высших, «воровских» высот из бывших землепашцев мало кто добирается. Они остаются на ролях подручных у «истинных воров», на положении «полуцвета». Многих «урки» за глаза продолжают называть «лаптями», «вахлаками», «сохатыми» (то есть «от сохи»; позже это презрительное словечко войдёт в ряд негативных «рогатых» характеристик — «рогомёт», «чёрт», «демонюга», «бык» и проч.). Однако здоровые, злые крестьянские парни в значительной мере повлияли на «выраженье лица» советского преступного мира тех лет.

Уголовный «ренессанс»: народ грабят, преступность «сокращается»?

Может показаться, что мы уделяем слишком много внимания общественным процессам, которые на первый взгляд не относятся непосредственно к истории профессиональной преступности. Однако это не так. Если не учитывать важных факторов, определяющих общественную жизнь, общественную психологию, ориентиры общественного развития и прочее, то такое пренебрежение с неизбежностью приведёт к ложным посылкам и выводам. А в конечном счёте — к искажению истинного положения дел как в целом по стране, так и в уголовном сообществе рассматриваемого периода.

За примерами далеко ходить не надо. Нередко авторы, которые обращаются к теме уголовщины начала 30-х годов, пытаются убедить читателей, будто бы уровень преступности в это время снизился:

Надо отметить, что к началу 30-х годов преступность в стране пошла несколько на убыль. Перестали доминировать контрреволюционные преступления, бандитизм, значительно сократилось количество убийств и разбоев. Многие преступники-профессионалы ещё с дореволюционным стажем окончательно порвали со своим прошлым, как говорится, «завязали»… К тому времени Советская власть уже твёрдо стояла на ногах и имела все возможности контролировать преступность. С вседозволенностью, вызванной к жизни нэпом, было покончено, и тяжёлая поступь НКВД слышалась даже в самых отдалённых закоулках необьятной страны. Основными видами преступлений в 30-е годы были квартирные и карманные кражи, спекуляция, мошенничество. (Ф. Раззаков. «Бандиты времён социализма»).

Этот миф достаточно живуч, поскольку он долгое время господствовал в отечественной исторической науке с подачи «борцов с преступностью» в образе «пламенных чекистов».

На самом же деле ни о каком снижении преступности не могло быть и речи! Как мы убедились в предыдущих главах, МИЛЛИОНЫ ЛЮДЕЙ подвергались целенаправленной травле, лишались гражданских прав, обрекались на медленное вымирание… Они активно пополняли ряды преступного мира. Тому же способствовал и жуткий голод 1931–1933 годов. Да, «воровской» мир с бриллиантов перешёл на кражи хлебных карточек. Но означало ли это, что уголовников стало меньше? Совсем напротив!

От слов перейдём к цифрам и фактам. А они свидетельствуют, что к концу 20-х годов уголовная статистика поползла вверх, особенно в крупных городах. В Ростове-на-Дону, например, по признанию начальника крайугро Орлеанского, возрастает количество вооружённых грабежей, раздеваний и краж. О какой «стабилизации» можно говорить, когда в апреле 1930 года проходит суд над бандой «Чёрные маски», во главе которой стоял некто С. Машилов? Банда насчитывала… 22 человека! Помимо многочисленных нападений на граждан, преступники специализировались на ограблении магазинов единой потребительской кооперации (ЕПО). Среди других достаточно «рядовых» разбоев и грабежей 1932–1933 годов можно назвать дела банды Терентьева, Климченко и Сёмина, совершивших серию грабежей в Краснодаре, Сталинграде и Ростове (где в конце концов и попались), или банды В. Литвинова по кличке «Нибелунг», несколько месяцев совершавшей ограбления и убийства под видом фининспекторов.