Пантелеймон Кулиш - ОТПАДЕНИЕ МАЛОРОССИИ ОТ ПОЛЬШИ (ТОМ 1 ) Страница 68

наши пьяницы горланили про свое „благочестие".

240

.

Сидящие на кольях мертвецы отнюдь не уменьшали раздражения ни в духовенстве,

ни в мирянах,—тем более, что настроенные своими исповедниками жолнеры

указывали на них православникам, как на вывеску зловредной схизмы. На свою беду,

ксендзы и ярые паписты вообще своими россказнями делали из казненных злодеев, в

глазах нашей черни, праведных мучеников. Во многих городах, козацкия головы,

выставленные на позорных столбах, среди рынка, неизвестно как исчезали. Розыски и

допросы по таким случаям вели вовсе не к тому, к чему были направляемы. Но

королевские коммиссары поняли это только весною 1638 года. Покамест, они все еще

надеялись уладить дело посредством преследования строптивых и благосклонного

обращения с людьми покорными.

Произведя тщательную ревизию по всем семи полкам, так чтобы никто не вписался

под именем убитого, или чтобы сып падшего бунтовщика не занял места своего отца,

коммиссары открыли, что число реестровиков убыло с прошлого года всего только на

1.200. Реестровикп воспользовались этим открытием, чтобы весь бунт взвалить на

выписчиков, которые де насильно вовлекли их в войну с панами. „Нетъ®, отвечали им

коммиссары, „мужики не бунтовали бы, когда бы вы их к тому не подстрекали.

Поднявши мужиков, одни из вас поджидали дома, как им послужит счастье, а другие,

явившись на конях под Кумейками, разбежались в наших глазахъ®.

Уличенные в недавней измене реестровики кричали, что не желают больше

подвергаться кровавой каре и докорам из-за изменников и своевольников и дали новую

торжественную присягу в том:

чтобы не изменять правительству и не поднимать на него руки;

не посягать на жизнь старшин, и не сзывать Козаков в черную раду;

не ходить за Пороги и на Черное море без воли коронных гетманов, сжечь все чайки

и истреблять всех бунтовщиков.

Последняя статья присяги была всего важнее для правительства. Немедленно были

разосланы приказания схватить мятежников, укрывающихся в Полтавщине, и в том

числе славного в наших летописях Остряницу. Но Остряница подкупил и местных

урядников и прикомандированных к ним Козаков. Его представили умирающим, даже

покойником, и дали ему возможность выйти за московский рубеж со всем родом своим

и со всеми своими соумышленниками, причем бунтовщики угнали в придонецкия пу-

.

241

стыни и всю слободу, в которой гнездились. А сыщики, понаделавши тревоги среди

местного населения и вынудив у многих зажиточных людей окуп, расположили умы

вовсе не в пользу правительства

Между тем коммиссары, воображая, что решимость Козаков разорвать связи с

мятежниками, не уступит новым соблазнам, отправили их на Запорожье, под

начальством Ильягаа Караимовича и полковника коронного войска, Мелецкого, придав

последнему значение королевского коммиссара. В городах оставили па страже только

по сотне Козаков из каждого полка. Полки Чигиринский п Белоцерковский

предназначались оставаться за Порогами для содержания очередной стражи; но голод

не позволял собрать съестпых припасов разом на все время очередной стоянки, то есть

на три месяца, и потому было приказано им явиться под Крылов только в половинном

составе.

Прибыв к ознаменованному уже Павлгоковтципою Микптину Рогу, где кочевала

запорожская вольница, Мелецкий послал в Сечь универсал, приглашавший

проживающих там реестровиков воспользоваться королевскою милостью, по примеру

их украинских братий, а окозаченной черни, бежавшей из королевских и панских

имений, дозволявший свободно вернуться домой со всею своею добычей. Б противном

случае универсал грозил лишить жизпи оставленных ими в Украине жен и детей.

Сколько известно из актовых кпиг и других точных свидетельств, подобные угрозы

никогда по были приводимы в исполнение; но они давали такое убедительное

основание для сочинителей ложных слухов о ляптсской тираннип, что зтп слухи и

теперь еще кажутся справедливыми людям несведущим и несообразительным.

В настоящем случае опи оправдывали распространяемые умышленно за Порогами

рассказы об избиении козацких поселений в Корсуни и других городах и селах но реке

Роси. Озлобленные и без того сечевики приняли универсал Мелецкого с яростью,

изорвали в клочки, и приковали посланцев к пушкам.

Прождав несколько дней ответа в своем стану, Мелецкий нашел однажды утром на

берегу Днепра угрожающее письмо. Оно подействовало, точно чары, на реестровиков,

боявшихся запорожского террора пуще всякой грозы со стороны

правительстваРеестровики перебегали в Сечь толпами, а в стану Мелецкого

происходило такое волнение, что он и его товарищ Нльяш боялись очутиться в плену у

собственных подчиненных.

31

242

.

Воду в Днепре между тем „пустило*, а с весеннею водою ожили самые дерзкия

надежды запорожской вольницы. Мелецкий от 28 февраля (10 марта) писал к

Станиславу Потоцкому, чтоб он разослал по украинским городам предостерегательные

универсалы п спабдил города стражею, которая бы не пускала к низовцам ни съестных

припасов, ни вспоможений, „потому что те, которые кочуют за Порогами" (говорил он),

„руководят всем бунтомъ".

С своей стороны Ильяш Караимович послал гонца „вскачь" с универсалом ко всем

атаманам и товариществу, оставшимся дома, чтоб они, под опасением смертной казни,

до возвращения войска из похода, ниодного человека не пускали для рыбного

промысла ни за Пороги, ни на Дон, ни на другие речки. В то же время он умолял

гетманского наместника в Украине, чтоб он приказал всем старостам и подстарбстиям

удерживать народ от побегов на Запорожье, и не пропускать туда никаких съестных

припасов. Он был уверен, что запорожцы изменят сами себе, когда у них не станет чем

питаться.

Станислав Потоцкий немедленно разослал строгие универсалы, грозившие

конфискацией имущества и смертною казнию тем, кто будет посылать на Низ борошно

и другие нужные для войска припасы. Вместе с тем он поставил сильную стражу в

Чигирине и в Кременчуге, которого никто не мог миновать, идучи за Пороги ни водою,

ни сухим путем: ибо там Днепръ" (писал он в реляции) „идет уже в речки". Одна была

беда, что на вопросы, как поступать здесь в предстоящих событиях, от коронных

гетманов получались ответы весьма нескоро. Там были свои причины медленности, о

которых было неудобно даже выражаться иначе, как пословицами.

Между тем по Украине разнеслась (распущенная, без сомнения, с умыслом) молва о

поражении верных правительству Козаков на Низу, и долетела в одну сторону до

пограничных московских воевод, которые уведомили о том своего царя, а в другую—

до коронных гетмапов. Всего сильнее действовала она на украинских мещан и

мужиков, которые страдали от жолнерских постоев. Охранители безопасности Речи

Посполитой, своим самоуправством, бравурством, своими упреками в измепе,

придирками к заподозрентшм людям ради подарков и в особенности „непочестными

речами" с женщинами (в которых издавна были грешны и запорожцы) накликали на

свое государство опасность горше прежней.

.

243

Кто прежде и не думал бунтовать, и тот желал теперь низовцам успеха, склонял в их

пользу мнение близких к себе людей, и уходил за Пороги от действительной ИЛИ

кажущейся беды. Озлобленных людей в Украине прибавлялось; расположенных в

пользу порядка и закона уменьшалось. Перед жолнерами п местными властями все

сохраняли вид покорности. Перед вечистыми панами, старостами, державцами и

дозорцами разных имений чернорабочие не высказывались. Но бегство на Запорожье

усиливалось; беспокойство шляхетского сословия вместе с духовными папистами

возрастало, и, можно сказать, в самом воздухе ощущалось уже дыхание нового бунта.

Возвращение реестровиков из похода не восстановило в простом народе ни охоты к

мирным занятиям, ни уверенности, что села и города, объедаемые жолнерами, не

подвергнутся мстительному набегу Запорожцев. Тревожные слухи предупреждали

события. Начальники военных отрядов, разбросанных по зимним стоянкам между

Нежином и Чигирином, бросались опрометью защищать пограничье от вторжения

козацкой орды. Но козацкая орда нигде, покамест, не появлялась.

В начале апреля, Станислав Потоцкий получил известие, что за Ворсклом

собралось до 3000 иизовцев, u покушается на пограничную от Московского царства