Анатолий Уткин - Дипломатия Франклина Рузвельта Страница 9

Мир, в котором Франклин Рузвельт начал с 4 марта 1933 года представлять США, был бурным и быстро меняющимся. Европа еще оставалась средоточием главной военной и промышленной мощи, но ее составные части все более антагонизировали друг друга. Основная угроза европейскому миру с января 1933 года стала исходить от Германии во главе с канцлером Гитлером. Соседи Германии справедливо опасались роста германского могущества. Оборачиваясь к Европе, Рузвельт видел все большее ожесточение Германии, стремящейся к "равенству" в вооружениях со своими соседями. Франция, полная самых мрачных предчувствий, хотела иметь гарантии своей безопасности. Англичане, занятые укреплением внутриимперских связей, требовали общего европейского разоружения (по крайней мере ограничений на те виды оружия, которое они называли наступательным).

К Рузвельту уже весной 1933 года поступала информация, что Германия, превратившаяся из веймарской республики в третий рейх, проявляет намерения встать на путь перевооружения. Закулисные сведения были самым громким образом подтверждены 16 мая 1933 года, когда канцлер Гитлер провозгласил эту цель перед рейхстагом.

В июле 1933 года посол США во Франции У. Буллит сообщал президенту, что французы считают войну в Европе неизбежной, а посол США в Италии Б. Лонг напоминал президенту о главном желании французов - иметь гарантии того, что США придут на помощь Франции в случае германского нападения. Рузвельт воспринимал угрозу агрессии серьезно. После встречи в мае 1933 года с президентом Германского банка Ялмаром Шахтом президент сказал Г. Моргентау, что европейские политики - "банда ублюдков" и что он видит "весьма большую возможность" войны с Германией.

Когда в октябре 1933 года Германия покинула Лигу Наций, США не могли выразить своего отношения к этому шагу на пути внутриевропейского ожесточения. Они, помимо прочего, не могли осуждать первый демонстративный жест нацистской Германии ввиду того, что сами не являлись членом Лиги. В качестве реакции на действия немцев государственный секретарь К. Хэлл телеграфировал американскому наблюдателю в Лиге Наций Н. Дэвису, что в США "широкое возмущение гитлеровским правительством совмещается с единодушным мнением, что мы не должны позволить себе вовлечения в европейское политическое развитие". Эти слова Хэлла можно определить как главную черту американской внешней политики первого пятилетия пребывания Рузвельта у власти. Провал женевских переговоров о разоружении в 1933 году совершенно лишил президента шансов на получение одобрения сената даже в таких, во многом ритуальных, вопросах, как вступление в Мировой суд. Наступила многолетняя пауза.

Главной дипломатической ареной действий Ф. Рузвельта в 30-е годы стала не Европа, а Азия. Напомним, что в марте 1933 года Япония вышла из Лиги Наций и фактически сняла с себя ограничения Вашингтонского договора 1922 года.

Формируя свою политику на Дальнем Востоке, Рузвельт полагался на посла США в Японии Дж. Грю, который учился вместе с ним в Гротоне. Грю относился к президенту несколько скептически, хотя и признавал, что у того "все же есть воспитание". Но уже через год Рузвельт получил у однокашника высшие оценки: "У нас никогда не было президента, который выказывал бы такой непосредственный интерес к дипломатической службе".

А после очередного избрания Рузвельта президентом в 1940 году Грю писал ему: "Вы ведете дела во внешней политике мастерской рукой, и я очень рад, что страна не лишилась вашего ясного видения, решимости и восхитительного мужества".

Еще не приняв присяги, Рузвельт должен был думать о том, какую позицию занять в отношении Японии, вставшей в 1931 году на путь открытой агрессии в Азии. Уже тогда существовали признаки того, что Япония не остановится в применении силы против любой препятствующей ей державы. Дж. Грю сообщал 23 февраля 1933 года, что "большая часть общества и армия под влиянием пропаганды пришли к выводу о неизбежности войны Японии с Соединенными Штатами, либо Японии с Россией, либо с обеими странами сразу". Посол передавал в высшие американские дипломатические инстанции сведения об укреплении и высокой эффективности японской армии и флота, об их самоуверенности. Дж. Грю писал в мае 1933 года: "Япония, возможно, обладает наиболее совершенной, сбалансированной, скоординированной и поэтому наиболее могущественной военной машиной в современном мире... В то же время японские вооруженные силы рассматривают Соединенные Штаты в качестве своего потенциального противника".

Япония окончательно лишилась страха перед вмешательством западных держав и США. В те дни, когда Рузвельт писал свою инаугурационную речь, Квантунская армия направила удар из Маньчжурии на запад и за две недели захватила значительную часть Северного Китая вплоть до Великой китайской стены.

Западные державы реагировали на японские военные успехи своеобразно. Двадцать седьмого февраля 1933 года британский министр иностранных дел Саймон объявил, что его правительство вводит запрет на военные поставки Японии и Китаю. Японии с ее мощной военной промышленностью этот запрет не причинил хлопот, но Китай зависел от военных поставок. Да и в любом случае английские действия обессмысливались тем, что другие страны (в первую очередь США) продолжали торговлю оружием и не собирались следовать английскому примеру. В такой конъюнктуре Лондон 13 марта 1933 года отменил свое недолговечное эмбарго. Этот эпизод привлек внимание к американской торговле оружием - прямому пособничеству агрессору.

Под воздействием обеспокоенных политических кругов в американском сенате был принят законопроект о предоставлении президенту права введения эмбарго на поставки вооружения. Но Рузвельт предпочел не воспользоваться данным ему правом. В мае 1933 года представитель госдепартамента, выступая перед сенатской комиссией по иностранным делам, заявил, что администрация не намерена предпринимать сокращение поставок оружия Японии, если это может привести к японской блокаде китайского побережья. США являлись главным поставщиком дефицитных материалов и стратегического сырья для японской военной промышленности, переживавшей бум с началом агрессии в Китае. Сразу же после вторжения японских войск в северо-восточные провинции Китая поток военно-стратегических материалов из США в Японию возрос во много раз. Несмотря на острое соперничество, представители военно-морского флота США полагали, что "не только позволительно, но и желательно продавать военное снаряжение Японии".

Американский акт об эмбарго на поставки вооружений содержал ту же вопиющую несправедливость, что и краткосрочная мера Англии: правительство могло вводить эмбарго лишь в отношении обеих воюющих сторон. Таким образом, агрессор и его жертва ставились в одинаковое положение, а помощь нужна была прежде всего необеспеченному Китаю.

Взгляды вашингтонского правительства во многом определялись донесениями посла США в Японии Дж. Грю. Двадцать седьмого января 1933 года он пишет в дневнике, что с политической точки зрения оккупация Маньчжурии японцами принесла много преимуществ. Созданное и управляемое японцами на северо-востоке Китая марионеточное государство Маньчжоу-Го будет служить бастионом на пути большевизма. (Через три дня с той же задачей "на пути большевизма" в Германии встал Гитлер.)

После бесед с китайским послом и интенсивной переписки с послом Грю чиновник дальневосточного отдела госдепартамента С. Хорнбек направил государственному секретарю в мае 1933 года серию меморандумов, главной идеей которых было предложение дать японской военной агрессии "исчерпать себя". С. Хорнбек предлагал предоставить Японии полную свободу действий с тем, чтобы "отчетливо знать ее намерения". Это был пик политики попустительства. Но аргументы американского дипломата встретили понимающий прием в высших правительственных кругах, дошли до президента. В Вашингтоне хотели знать, куда направится острие японской агрессии. В результате США ни малейшим образом не отреагировали на японскую весеннюю кампанию 1933 года в Китае. В мае посол Грю писал в японской "Джапан таймс": "Мы должны бороться за продолжение существования дружеских отношений между Японией и Соединенными Штатами... Судьба грядущей эры Тихого океана лежит в наших руках".

Со своей стороны японская дипломатия пыталась после захвата Маньчжурии улучшить отношения с США. Посол Сайто объяснял американцам, что целью Японии в Маньчжурии является восстановление закона и порядка. На страницах влиятельнейшего американского журнала "Форин афферс" премьер-министр Вакацуки доказывал, что материковая экспансия - историческая судьба Японии. Он "не видел" причин для американского противодействия естественному процессу "сближения" Японии и Маньчжурии, представляющему для Японии вопрос жизни и смерти. Но чаще всего в эти годы японцы использовали аргумент о "доктрине Монро" для Азии, по аналогии с практикой американцев в Западном полушарии. "Мир будет поделен, - писал один из влиятельных японских идеологов, - на три зоны влияния - американскую, европейскую и азиатскую доктрины Монро".