Как государство богатеет… Путеводитель по исторической социологии - Дмитрий Яковлевич Травин Страница 50

В захиревшей Испании их династия пресеклась, а в Австрии худо-бедно дотянула до Первой мировой войны, которую проиграла, потеряв в итоге и трон, и государство. В конечном счете проигравшие вынуждены были признать, что торговец, мануфактурщик и фермер не менее важны, чем офицер кавалерии или пикинер.

Впрочем, самого по себе подобного признания недостаточно для того, чтобы великая держава оставалась всегда на высоте. В Великобритании, где значение бизнеса всегда было высоко, на протяжении столетия (с 1870 по 1970 год) происходило, по мнению Кеннеди, снижение военной мощи в отношении других государств. Причиной этого было снижение мощи экономической, потеря некоторых важных условий конкурентоспособности, отличавших английский бизнес ранее. «Промышленное производство, которое в среднем росло ежегодно на 4% в период с 1820 по 1840 год и примерно на 3% с 1840 по 1870-й, в 1875–1894 годах увеличивалось лишь вялыми темпами не более чем на 1,5% в год – гораздо медленнее, чем у главных соперников страны. Такую потерю промышленного превосходства страна вскоре остро ощутила в процессе острой конкуренции за клиентов. Сначала британский экспорт потерял свои позиции в промышленно развитой части Европы и в Северной Америке, обычно защищенных высокими тарифными барьерами, а затем и на некоторых колониальных рынках, где приходилось конкурировать с другими великими державами: как в коммерческом отношении, так и в плане установления соответствующих тарифов на новых аннексированных территориях. И, наконец, позиции британской промышленности оказались ослаблены постоянно растущим притоком импорта на незащищенный национальный рынок. Все это было явным признаком того, что страна становится неконкурентоспособной» [Там же: 348–349].

В отличие от империи Габсбургов, сосредоточенной в эпоху своего могущества на религиозных вопросах, Великобритания в XIX веке продолжала уделять серьезное внимание развитию экономики. Так почему же пала и эта держава? Пол Кеннеди обращает внимание на то, что

увеличение размера электората впервые привело к значительным «социальным» расходам. Но <…> государство «ночной сторож» слишком мало получало средств в казну от налогов с частных лиц. <…> Таким образом, хотя Великобритания вплоть до 1914 года входила в число стран с самыми большими военными расходами, доля этих трат в национальных доходах у нее была ниже, чем у любой другой великой державы в Европе [Там же: 351].

Ирреальная политика

Книга Кеннеди вышла в свет незадолго до распада СССР, и автор не мог его проанализировать. Но мы сейчас знаем, что распад этот произошел примерно по тем же причинам, что и распад державы Габсбургов (с поправкой на специфику эпохи, естественно). Война становилась все дороже, и того, что выкачивал из народа Сталин, уже не хватало его преемникам. Республики, объединенные ранее мечтой о счастливом слиянии в будущем коммунистическом браке, решили развестись, как только стало ясно, что будущее они представляли себе неправильно. А западные соседи тем временем объединились в гораздо более прочный союз, основанный не на мечте, а на реальных интересах противостояния опасному Советскому Союзу.

Россия сегодня повторяет ошибки СССР. Наша экономика была конкурентоспособна в нулевые годы, пока народ был беден, а цены на нефть высоки. Но затем конкурентоспособность мы утратили. Конфронтация с большим числом экономически развитых и объединенных общим интересом соседей в условиях, когда собственных ресурсов не хватает, хозяйственная система находится в длительной стагнации без перспектив выхода из нее, а война (теперь еще и гибридная) становится все дороже, не оставляет сомнений в том, что ждет нас в будущем. А главное – силовики по-прежнему у нас считаются более важными людьми, чем торговец, мануфактурщик и фермер (не говоря уж об ученом и учителе), то есть доминируют представления, с которыми Запад стал расставаться столетия назад.

Еще один важный урок, о котором говорит Кеннеди, состоит в том, что у державы, желающей преуспеть, не может быть постоянных врагов, но должны быть постоянные интересы. И если вчерашнего врага сегодня вдруг можно использовать в своих интересах, это надо обязательно делать. Такой вот Realpolitik пришел постепенно на смену войнам за религиозные убеждения. Особенно преуспели в построении различных выгодных альянсов с соседями англичане. Бисмарк был мастером подобной политики, и именно это помогло ему построить Германскую империю во главе с Пруссией. У нас же до сих пор некоторые «мыслители» полагают, будто Америка или Англия строят против России козни потому, что они являются нашими вечными и неизменными врагами. На такой базе российская внешняя политика остается не реальной, а скорее ирреальной.

Почему Россия не стала Англией

Военно-налоговая теория Чарльза Тилли

В России обычно принято искать восточную границу Европы и спорить о том, является ли наша страна европейской или нет. Те, кто считает, что она европейская, говорят о возможности развиваться, как все западные государства. Те, кто говорит, что не европейская, либо заявляют о нашей безнадежности для развития, либо уверяют, будто существует какой-то особый путь, которым идет русский народ, как особо выдающийся и призванный Господом к свершению великих подвигов.

Такой подход к истории очень широко распространен, и как большинство широко распространенных подходов, он ошибочен, поскольку сильно упрощает реальность и принимает во внимание лишь то, что лежит на поверхности. Чарльз Тилли – американский специалист в области исторической социологии – подошел к проблеме совершенно иначе в своей книге «Принуждение, капитал и европейские государства. 990–1992 гг. (М.: Территория будущего, 2009). Размышляя о причинах развития государств, он тоже разделил Европу на части. Даже не на две, а на три. Но сделал это не географически – «по глобусу», а на основе серьезного исторического анализа.

Три настоящие Европы

Для начала Тилли «зашел» в историю с того конца, с какого нужно, отказавшись от типичных современных попыток представить далекие века упрощенной копией наших дней. Мы считаем порой, будто государи с незапамятных времен думали, как нынешние правительства, о необходимости стимулировать развитие экономики, способствовать богатству народа, поддерживать сирых и убогих. На самом деле государи с незапамятных времен думали либо о том, как захватить чужие богатства, либо (если чужаки сопротивлялись) – как им победить своих соседей в войнах [Тилли 2009: 39]. Причем в войнах государи участвовали не только для того, чтобы присвоить соседские ресурсы, но и для того, чтобы не дать агрессивному соседу присвоить собственные. Деньги требовались правителям в основном для укрепления армии. И лишь в этой связи у них неизбежно возникал рано или поздно вопрос об экономическом развитии, о государственном строительстве и об отношениях с различными группами своих подданных.

В долгосрочной перспективе главные составляющие европейских государств сложились под влиянием войн или подготовки к ним, а не вследствие иных видов деятельности [Там же: 59].

Современный экономист может подумать, что правитель давних веков должен был, осознав необходимость расширения ресурсов, предпринять меры для развития: стимулировать приток капитала, улучшать инвестиционный климат, кредитовать или дотировать из бюджета успешных предпринимателей. На самом деле всерьез о первых попытках государства влиять на экономику можно говорить лишь применительно ко второй половине XVII века. До этого же государям приходилось иметь дело с той экономикой, какая у них была «от природы».

Поставив во главу угла принципиально важную для прошлых веков проблему ведения войн, Тилли проанализировал естественные условия, имевшиеся в разных странах для милитаризации жизни, и пришел к выводу, что все европейские государства принадлежали к одной из следующих трех групп.

Во-первых, те, которые имели на своей территории мало богатых городов и, значит, вынуждены были насильственным путем выжимать средства из широких масс населения на ведение войны. К этой группе принадлежали такие разные по нынешним временам государства, как Бранденбург (впоследствии превратившийся в Пруссию, а затем ставший центром формирования Германской империи), Польша, Венгрия, Сербия, Сицилия времен Фридриха II Гогенштауфена (впоследствии ставшая частью огромного испанского государства), Швеция и Россия. В одних странах этой группы (особенно в России и Пруссии) удалось выкачать большие ресурсы из населения с помощью принуждения, и эти страны стали мощными империями. В других дело с выколачиванием ресурсов не задалось, государственная власть ослабла, милитаризация провалилась, и страны в конечном счете утратили свою независимость [Там же: 202–210].

Во-вторых, города-государства, у которых благодаря активной торгово-ремесленной деятельности имелись немалые капиталы, а потому власти вместо предельно жестких форм изъятия ресурсов у купцов и ремесленников могли заключать с ними разного рода соглашения (налоговые, кредитные). Такие возможности, согласно Тилли, были, в первую очередь, у Венеции, но также у Генуи, Милана, Дубровника, а также Голландии и (в течение некоторого времени) даже